Неточные совпадения
Он считал Россию погибшею страной, в роде Турции, и правительство России столь дурным, что никогда не позволял себе даже серьезно критиковать действия правительства, и вместе с тем
служил и был образцовым дворянским предводителем и в
дорогу всегда надевал с кокардой и с красным околышем фуражку.
Все впечатления этого дня, начиная с впечатления мужика на половине
дороги, которое
служило как бы основным базисом всех нынешних впечатлений и мыслей, сильно взволновали Левина.
Окончив курсы в гимназии и университете с медалями, Алексей Александрович с помощью дяди тотчас стал на видную служебную
дорогу и с той поры исключительно отдался служебному честолюбию. Ни в гимназии, ни в университете, ни после на службе Алексей Александрович не завязал ни с кем дружеских отношений. Брат был самый близкий ему по душе человек, но он
служил по министерству иностранных дел, жил всегда за границей, где он и умер скоро после женитьбы Алексея Александровича.
Он вдруг посторонился, чтобы пропустить входившего на лестницу священника и дьячка. Они шли
служить панихиду. По распоряжению Свидригайлова панихиды служились два раза в день, аккуратно. Свидригайлов пошел своею
дорогой. Раскольников постоял, подумал и вошел вслед за священником в квартиру Сони.
Марья Ивановна, оставшись наедине с матушкою, отчасти объяснила ей свои предположения. Матушка со слезами обняла ее и молила бога о благополучном конце замышленного дела. Марью Ивановну снарядили, и через несколько дней она отправилась в
дорогу с верной Палашей и с верным Савельичем, который, насильственно разлученный со мною, утешался по крайней мере мыслию, что
служит нареченной моей невесте.
Зная упрямство дядьки моего, я вознамерился убедить его лаской и искренностию. «Друг ты мой, Архип Савельич! — сказал я ему. — Не откажи, будь мне благодетелем; в прислуге здесь я нуждаться не стану, а не буду спокоен, если Марья Ивановна поедет в
дорогу без тебя.
Служа ей,
служишь ты и мне, потому что я твердо решился, как скоро обстоятельства дозволят, жениться на ней».
— Пишу другой: мальчика заставили пасти гусей, а когда он полюбил птиц, его сделали помощником конюха. Он полюбил лошадей, но его взяли во флот. Он море полюбил, но сломал себе ногу, и пришлось ему
служить лесным сторожем. Хотел жениться — по любви — на хорошей девице, а женился из жалости на замученной вдове с двумя детьми. Полюбил и ее, она ему родила ребенка; он его понес крестить в село и
дорогой заморозил…
Иль тебе
дороги лишь десятки тысяч великих и сильных, а остальные миллионы, многочисленные, как песок морской, слабых, но любящих тебя, должны лишь
послужить материалом для великих и сильных?
И вспомнил я тут моего брата Маркела и слова его пред смертью слугам: «Милые мои,
дорогие, за что вы мне
служите, за что меня любите, да и стою ли я, чтобы служить-то мне?» — «Да, стою ли», — вскочило мне вдруг в голову.
Как раз в это лето, в июле месяце, во время вакаций, случилось так, что маменька с сынком отправились погостить на недельку в другой уезд, за семьдесят верст, к одной дальней родственнице, муж которой
служил на станции железной
дороги (той самой, ближайшей от нашего города станции, с которой Иван Федорович Карамазов месяц спустя отправился в Москву).
Входящим слугам говорил поминутно: «Милые мои,
дорогие, за что вы мне
служите, да и стою ли я того, чтобы служить-то мне?
Чем более мы углублялись в горы, тем порожистее становилась река. Тропа стала часто переходить с одного берега на другой. Деревья, упавшие на землю,
служили природными мостами. Это доказывало, что тропа была пешеходная. Помня слова таза, что надо придерживаться конной тропы, я удвоил внимание к югу. Не было сомнения, что мы ошиблись и пошли не по той
дороге. Наша тропа, вероятно, свернула в сторону, а эта, более торная, несомненно, вела к истокам Улахе.
— Хорошо, пойду, — сказал он просто, и в этом «пойду» слышалась готовность
служить, покорность и сознание, что только он один знает туда
дорогу.
— Иду. — Лопухов отправился в комнату Кирсанова, и на
дороге успел думать: «а ведь как верно, что Я всегда на первом плане — и начал с себя и кончил собою. И с чего начал: «жертва» — какое плутовство; будто я от ученой известности отказываюсь, и от кафедры — какой вздор! Не все ли равно, буду так же работать, и так же получу кафедру, и так же
послужу медицине. Приятно человеку, как теоретику, замечать, как играет эгоизм его мыслями на практике».
Очень может быть, что я далеко переценил его, что в этих едва обозначенных очерках схоронено так много только для меня одного; может, я гораздо больше читаю, чем написано; сказанное будит во мне сны,
служит иероглифом, к которому у меня есть ключ. Может, я один слышу, как под этими строками бьются духи… может, но оттого книга эта мне не меньше
дорога. Она долго заменяла мне и людей и утраченное. Пришло время и с нею расстаться.
Бегать он начал с двадцати лет. Первый побег произвел общее изумление. Его уж оставили в покое: живи, как хочешь, — казалось, чего еще нужно! И вот, однако ж, он этим не удовольствовался, скрылся совсем. Впрочем, он сам объяснил загадку, прислав с
дороги к отцу письмо, в котором уведомлял, что бежал с тем, чтобы
послужить церкви Милостивого Спаса, что в Малиновце.
Там, где в болоте по ночам раздавалось кваканье лягушек и неслись вопли ограбленных завсегдатаями трактира, засверкали огнями окна дворца обжорства, перед которым стояли день и ночь
дорогие дворянские запряжки, иногда еще с выездными лакеями в ливреях. Все на французский манер в угоду требовательным клиентам сделал Оливье — только одно русское оставил: в ресторане не было фрачных лакеев, а
служили московские половые, сверкавшие рубашками голландского полотна и шелковыми поясами.
Ечкин действительно предложил ему место на будущей железной
дороге, и он с удовольствием согласился
послужить.
Они не
служат в канцеляриях и на военной службе, не уходят в отхожие промыслы, не работают в лесах, рудниках, на море, а потому не знают преступлений по должности и против военной дисциплины и преступлений, прямое участие в которых требует мужской физической силы, например: ограбление почты, разбой на большой
дороге и т. п.; статьи о преступлениях против целомудрия, об изнасиловании, растлении и сверхъестественных пороках касаются одних лишь мужчин.
Статистика населения и болезненности», 1885 г.] Увы, высокий процент и даже избыток рабочих или производительных возрастов на Сахалине совсем не
служит показателем экономического благосостояния; тут он указывает лишь на избыток рабочих рук, благодаря чему, несмотря даже на громадное число голодных, праздных и неспособных, на Сахалине строятся города и проводятся превосходные
дороги.
Этот ряд селений составляет главную суть южного округа, его физиономию, а
дорога служит началом того самого магистрального почтового тракта, которым хотят соединить Сев<ерный> Сахалин с Южным.
И ну-ну-ну, ну-ну-ну: по всем по трем, вплоть до Питера, к Корзинкину прямо на двор. — Добро пожаловать. Куды какой его высокопревосходительство затейник, из-за тысячи верст шлет за какою дрянью. Только барин доброй. Рад ему
служить. Вот устерсы теперь лишь с биржи. Скажи, не меньше ста пятидесяти бочка, уступить нельзя, самим пришли
дороги. Да мы с его милостию сочтемся. — Бочку взвалили в кибитку; поворотя оглобли, курьер уже опять скачет; успел лишь зайти в кабак и выпить два крючка сивухи.
Всё ж будет верст до восьмисот,
А главная беда:
Дорога хуже там пойдет,
Опасная езда!..
Два слова нужно вам сказать
По службе, — и притом
Имел я счастье графа знать,
Семь лет
служил при нем.
Отец ваш редкий человек
По сердцу, по уму,
Запечатлев в душе навек
Признательность к нему,
К услугам дочери его
Готов я… весь я ваш…
— Не железных путей сообщения, молодой, но азартный подросток, а всего того направления, которому железные
дороги могут
послужить, так сказать, картиной, выражением художественным.
Он был снаряжен и отправлен в Петербург с целию специально
служить камергерше и открыть себе при ее посредстве служебную
дорогу, но он всем рассказывал и даже сам был глубоко убежден, что едет в Петербург для того, чтобы представиться министру и получить от него инструкцию по некоторым весьма затруднительным вопросам, возникающим из современных дворянских дел.
— Сделайте милость! — воскликнул инженер. — Казна, или кто там другой, очень хорошо знает, что инженеры за какие-нибудь триста рублей жалованья в год
служить у него не станут, а сейчас же уйдут на те же иностранные железные
дороги, а потому и дозволяет уж самим нам иметь известные выгоды. Дай мне правительство десять, пятнадцать тысяч в год жалованья, конечно, я буду лучше постройки производить и лучше и честнее
служить.
— Нет, я вольный… годов тридцать уж
служу по земской полиции. Пробовали было другие исправники брать своих кучеров, не вышло что-то. Здесь тем не выездить, потому места хитрые… в иное селение не
дорогой надо ехать, а либо пашней, либо лугами… По многим раскольничьим селеньям и дороги-то от них совсем никуда никакой нет.
Прасковья Семеновна с годами приобретала разные смешные странности, которые вели ее к тихому помешательству; в господском доме она
служила общим посмешищем и проводила все свое время в том, что по целым дням смотрела в окно, точно поджидая возвращения
дорогих, давно погибших людей.
— Нет-с, Григорий Сергеич, не говорите этого! Этот Полосухин, я вам доложу, сначала в гвардейской кавалерии
служил, но за буйную манеру переведен тем же чином в армейскую кавалерию; там тоже не заслужил-с; ну и приютился у нас… Так это был человек истинно ужаснейший-с!"Мне, говорит, все равно! Я, говорит, и по
дорогам разбивать готов!"Конечно-с, этому многие десятки лет прошли-с…
Такого-то видели в Москве — "совсем обносился"; такого-то встретили на железной
дороге — в кондукторах
служит.
Смотришь, и доложат: служу-де я честно… в столицах жизнь
дорога… нуждаюсь… ну, значит, экономические суммы, благо их много, и за бока… тысяч пять на серебро и отсчитают заимообразно, да!
В городе появлялся он временами, преимущественно когда бывал без места, а
служил по железным
дорогам.
В избранный для венчания день Егор Егорыч послал Антипа Ильича к священнику, состоящему у него на руге (Кузьмищево, как мы знаем, было село), сказать, что он будет венчаться с Сусанной Николаевной в пять часов вечера, а затем все, то есть жених и невеста, а также gnadige Frau и доктор, отправились в церковь пешком; священник, впрочем, осветил храм полным освещением и сам с дьяконом облекся в
дорогие дорадоровые ризы, в которых
служил только в заутреню светлого христова воскресения.
— Если бы таких полковников у нас в военной службе было побольше, так нам, обер-офицерам, легче было бы
служить! — внушил он Миропе Дмитриевне и ушел от нее, продолжая всю
дорогу думать о семействе Рыжовых, в котором все его очаровывало: не говоря уже о Людмиле, а также и о Сусанне, но даже сама старушка-адмиральша очень ему понравилась, а еще более ее — полковник Марфин, с которым капитану чрезвычайно захотелось поближе познакомиться и высказаться перед ним.
— Поедем как следует, тихонько, — объяснял Антип Ильич, — в селах, которые нам встретятся на
дороге, будем
служить краткие литии; в Кузьмищево прибудет к телу отец Василий, я уже писал ему об этом, а потом вы изволите пожаловать с вашими сродственниками на погребение, и все совершится по чину.
А железнодорожное дело он знает: еще подростком он
служил сряду несколько лет на одной
дороге, сперва на побегушках, потом в писарях, а наконец и десятником.
К этому главному поводу присоединился и еще один, который был в особенности тем
дорог, что мог
послужить отличнейшею прицепкою для вступления в борьбу. А именно: воспоминание о родах и об исчезновении сына Володьки.
—
Служил, батушка, отец протоиерей, по разумению своему
служил. В Москву и в Питер покойница езжали, никогда горничных с собою не брали. Терпеть женской прислуги в
дороге не могли. Изволят, бывало, говорить: «Все эти Милитрисы Кирбитьевны квохчут, да в гостиницах по коридорам расхаживают, да знакомятся, а Николаша, говорят, у меня как заяц в угле сидит». Они ведь меня за мужчину вовсе не почитали, а все: заяц.
Бата кивнул головой в знак того, что он понял, но прибавил, что ему
дороги не деньги, а он из чести готов
служить Хаджи-Мурату. Все в горах знают Хаджи-Мурата, как он русских свиней бил…
Я совершенно не понимаю, почему Пепко расщедрился и выдал дачному оголтелому мужику целым двугривенный. Васька зажал монету в кулаке и помчался через
дорогу прямо в кабак. Он был в одной рубахе и портах, без шапки и сапог. Бывший свидетелем этой сцены городовой неодобрительно покачал только головой и передернул плечи. Этот двугривенный
послужил впоследствии источником многих неприятностей, потому что Васька начал просто одолевать нас. Одним словом, Пепко допустил бестактность.
— Что это, боярин? Уж не о смертном ли часе ты говоришь? Оно правда, мы все под богом ходим, и ты едешь не на свадебный пир; да господь милостив! И если загадывать вперед, так лучше думать, что не по тебе станут
служить панихиду, а ты сам отпоешь благодарственный молебен в Успенском соборе; и верно, когда по всему Кремлю под колокольный звон раздастся: «Тебе бога хвалим», — ты будешь смотреть веселее теперешнего… А!.. Наливайко! — вскричал отец Еремей, увидя входящего казака. Ты с троицкой
дороги? Ну что?
— Безумные! — вскричал боярин. — Да неужели для них честнее
служить внуку сандомирского воеводы, чем державному королю польскому?.. Я уверен, что пан Гонсевский без труда усмирит этих крамольников; теперь Сапега и Лисовский не станут им помогать… Но милости просим,
дорогие гости! Не угодно ли выпить и закусить чего-нибудь?
Дорога, на которую свернул теперь дядя Аким вместе с мальчиком,
служила в зимнее время единственным сообщением между домом рыбака, куда они направлялись, и Сосновкой.
— Да, не удовлетворил меня Петербург, — говорил он с расстановкою, вздыхая. — Обещают много, но ничего определенного. Да,
дорогая моя. Был я мировым судьей, непременным членом, председателем мирового съезда, наконец, советником губернского правления; кажется,
послужил отечеству и имею право на внимание, но вот вам: никак не могу добиться, чтобы меня перевели в другой город…
— Знаю, что много. А коли в ревизские сказки заглянешь, так даже удивишься, сколько их там. Да ведь не в ревизских сказках дело. Тамошние люди — сами по себе, а служащие по судебному ведомству люди — сами по себе. И то уж Семен Григорьич при мне на днях брату отчеканил:"Вам, Павел Григорьич, не в судебном бы ведомстве
служить, а кондуктором на железной
дороге!"Да и это ли одно! со мной, мой друг, такая недавно штука случилась, такая штука!.. ну, да, впрочем, уж что!
Книжка, вся истрепанная, полуразорванная, у меня еще цела с
дорогими автографами, а карточку в девяностых годах взяла одна студентка и не отдала. Студентка эта давно уже доктор и
служит в одной из детских больниц. Наверное, карточку хранит как зеницу ока. И на этом спасибо.
— Приветствую вас у себя,
дорогие гости, — грассировал «барин», обращаясь к К. С. Станиславскому и обводя глазами других. — Вы с высоты своего театрального Олимпа спустились в нашу театральную преисподнюю. И вы это сделали совершенно правильно, потому что мы тоже, как и вы, люди театра. И вы и мы
служим одному великому искусству — вы как боги, мы как подземные силы… Ол pайт!
Служил он в управлении железной
дороги и в банке, был юрисконсультом при каком-то важном казенном учреждении и состоял в деловых отношениях со множеством частных лиц как опекун, председатель конкурса и т. п.
— Почему? — продолжала сестра. — Почему? Ну, если не поладил с начальником, ищи себе другое место. Например, отчего бы тебе не пойти
служить на железную
дорогу? Я сейчас говорила с Анютой Благово, она уверяет, что тебя примут на железную
дорогу, и даже обещала похлопотать за тебя. Бога ради, Мисаил, подумай! Подумай, умоляю тебя!
Сын генеральши, Иван Чепраков,
служил кондуктором на нашей
дороге.