Неточные совпадения
По мере чтения, в особенности при частом и быстром повторении тех же
слов: «Господи помилуй», которые
звучали как «помилос, помилос», Левин чувствовал, что мысль его заперта и запечатана и что трогать и шевелить ее теперь не следует, а то выйдет путаница, и потому он, стоя позади дьякона, продолжал, не слушая и не вникая, думать о своем.
Это
слово: «охотничья лошадь» — как-то странно
звучало в ушах maman: ей казалось, что охотничья лошадь должна быть что-то вроде бешеного зверя и что она непременно понесет и убьет Володю.
Странно
звучали для него эти книжные
слова, и опять новость: какие-то таинственные сходки с Лизаветой, и обе — юродивые.
Говорил он долго, и ему нравилось, что
слова его
звучат спокойно, твердо. Взглянув через плечо на товарища, он увидал, что Макаров сидит заложив ногу на ногу, в зубах его, по обыкновению, дымится папироса. Он разломал коробку из-под спичек, уложил обломки в пепельницу, поджег их и, подкладывая в маленький костер спички, внимательно наблюдает, как они вспыхивают.
— Когда роешься в книгах — время течет незаметно, и вот я опоздал домой к чаю, — говорил он, выйдя на улицу, морщась от солнца. В разбухшей, измятой шляпе, в пальто, слишком широком и длинном для него, он был похож на банкрота купца, который долго сидел в тюрьме и только что вышел оттуда. Он шагал важно, как гусь, держа руки в карманах, длинные рукава пальто смялись глубокими складками. Рыжие щеки Томилина сыто округлились, голос
звучал уверенно, и в
словах его Клим слышал строгость наставника.
Он вовремя понял, что
слова его
звучат и виновато и озлобленно, понял, что они способны вызвать еще более озлобленные
слова.
«Харламов, — думал Клим Иванович Самгин, и в памяти его
звучали шутливые, иронические
слова, которыми Харламов объяснял Елене намерения большевиков: “Все, что может гореть, — горит только тогда, когда нагрето до определенной температуры и лишь при условии достаточного притока кислорода.
— Его побили, да? — спросила девочка, не шевелясь, не принимая протянутой руки Дронова.
Слова ее
звучали разбито, так говорят девочки после того, как наплачутся.
Варвара как-то тяжело, неумело улеглась спиною к нему; он погасил свечу и тоже лег, ожидая, что еще скажет она, и готовясь наговорить ей очень много обидной правды. В темноте под потолком медленно вращались какие-то дымные пятна, круги. Ждать пришлось долго, прежде чем в тишине
прозвучали тихие
слова...
— Доктора надо, Варя. Я — боюсь. Какое безумие, — шептал он и, слыша, как жалобно
звучат его
слова, вдруг всхлипнул.
Клим остался с таким ощущением, точно он не мог понять, кипятком или холодной водой облили его? Шагая по комнате, он пытался свести все
слова, все крики Лютова к одной фразе. Это — не удавалось, хотя
слова «удирай», «уезжай»
звучали убедительнее всех других. Он встал у окна, прислонясь лбом к холодному стеклу. На улице было пустынно, только какая-то женщина, согнувшись, ходила по черному кругу на месте костра, собирая угли в корзинку.
Слово «действительность» он произнес сквозь зубы и расчленяя по слогам, слог «стви»
звучал, как ругательство, а лицо его покрылось пятнами, глаза блестели, как чешуйки сазана.
Клим чувствовал, что в тишине, над беззвучным движением темной воды,
слова его
звучат внушительно.
Теперь, в железном шуме поезда, сиплый голос его
звучал еще тише,
слова стали невнятны. Он закурил папиросу, лег на спину, его круглый живот рыхло подпрыгивал, и казалось, что
слова булькают в животе...
Тяжелый, бесцветный голос его
звучал напряженно, и казалось, что глава города надеется не на смысл
слов, а только на силу голоса.
Только на Варшавском вокзале, когда новенький локомотив, фыркнув паром, повернул красные, ведущие колеса, а вагон вздрогнул, покатился и подкрашенное лицо матери уродливо расплылось, стерлось, — Самгин, уже надевший шапку, быстро сорвал ее с головы, и где-то внутри его тихо и вопросительно
прозвучало печальное
слово...
Ему иногда казалось, что оригинальность — тоже глупость, только одетая в
слова, расставленные необычно. Но на этот раз он чувствовал себя сбитым с толку: строчки Инокова
звучали неглупо, а признать их оригинальными — не хотелось. Вставляя карандашом в кружки о и а глаза, носы, губы, Клим снабжал уродливые головки ушами, щетиной волос и думал, что хорошо бы высмеять Инокова, написав пародию: «Веснушки и стихи». Кто это «сударыня»? Неужели Спивак? Наверное. Тогда — понятно, почему он оскорбил регента.
Однако Тагильский как будто стал трезвее, чем он был на улице, его кисленький голосок
звучал твердо,
слова соскакивали с длинного языка легко и ловко, а лицо сияло удовольствием.
Диомидов выпрямился и, потрясая руками, начал говорить о «жалких соблазнах мира сего», о «высокомерии разума», о «суемудрии науки», о позорном и смертельном торжестве плоти над духом. Речь его обильно украшалась
словами молитв, стихами псалмов, цитатами из церковной литературы, но нередко и чуждо в ней
звучали фразы светских проповедников церковной философии...
Клим слышал, что голос учителя стал громче,
слова его
звучали увереннее и резче.
Он старался говорить не очень громко, памятуя, что с годами суховатый голос его
звучит на высоких нотах все более резко и неприятно. Он избегал пафоса, не позволял себе горячиться, а когда говорил то, что казалось ему особенно значительным, — понижал голос, заметив, что этим приемом усиливает напряжение внимания слушателей. Говорил он сняв очки, полагая, что блеск и выражение близоруких глаз весьма выгодно подчеркивает силу
слов.
Говорил он легко, голосом сильным, немножко сиповатым, его четкие
слова гнались одно за другим шутливо и ласково, патетически и с грустью, в которой как будто
звучала ирония.
— Мне это чуждо, — сказал Самгин, позаботясь о том, чтоб его
слова не
прозвучали виновато.
Машина замолчала, последние звуки труб
прозвучали вразнобой и как сквозь вату, еврей не успел понизить голос, и по комнате раскатились отчаянные
слова...
Говорил он гибким, внушительным баском, и было ясно, что он в совершенстве постиг секрет: сколько
слов требует та или иная фраза для того, чтоб
прозвучать уничтожающе в сторону обвинителя, человека с лицом блудного сына, только что прощенного отцом своим.
Лютов произнес речь легко, без пауз; по
словам она должна бы
звучать иронически или зло, но иронии и злобы Клим не уловил в ней. Это удивило его. Но еще более удивительно было то, что говорил человек совершенно трезвый. Присматриваясь к нему, Клим подумал...
Грубоватое словечко
прозвучало смешно; Самгин подумал, что она прибавила это
слово по созвучию, потому что она говорила: геолох. Она вообще говорила неправильно, отсекая или смягчая гласные в концах
слов.
У него дрожали ноги, голос
звучал где-то высоко в горле, размахивая портфелем, он говорил, не слыша своих
слов, а кругом десятки голосов кричали...
Она не плохо, певуче, но как-то чрезмерно сладостно читала стихи Фета, Фофанова, мечтательно пела цыганские романсы, но романсы у нее
звучали обездушенно,
слова стихов безжизненно, нечетко, смятые ее бархатным голосом. Клим был уверен, что она не понимает значения
слов, медленно выпеваемых ею.
— Знаю, — согласилась она; очень просто
прозвучало это ее
слово.
— Нет, — сказала она, и
слово ее
прозвучало правдиво.
Многократно и разнотонно, с удивлением, испугом, сердито и насмешливо
прозвучало одно и то же
слово...
— Анархист, — снова сказал Самгин, чувствуя, как
слова Ивана все более неприятно
звучат.
Вера эта
звучала почти в каждом
слове, и, хотя Клим не увлекался ею, все же он выносил из флигеля не только кое-какие мысли и меткие словечки, но и еще нечто, не совсем ясное, но в чем он нуждался; он оценивал это как знание людей.
Затем он прятался за рояль, усаживаясь там в кожаное кресло, закуривал сигару, и в дыму ее глухо
звучали его
слова...
Кутузов, стряхнув пепел папиросы мимо пепельницы, стал говорить знакомо Климу о революционерах скуки ради и ради Христа, из романтизма и по страсти к приключениям; он произносил
слова насмешливые, но голос его
звучал спокойно и не обидно. Коротко, клином подстриженная бородка, толстые, но тоже подстриженные усы не изменяли его мужицкого лица.
Слова он говорил насмешливые, а
звучали они печально и очень торопливо, как будто он бежал по
словам. Вылив остаток вина из бутылки в стакан, он вдруг спросил...
— Полноте, что вы, — возразил Самгин, заботясь, чтоб
слова его
звучали не очень равнодушно.
Хотя кашель мешал Дьякону, но говорил он с великой силой, и на некоторых
словах его хриплый голос
звучал уже по-прежнему бархатно. Пред глазами Самгина внезапно возникла мрачная картина: ночь, широчайшее поле, всюду по горизонту пылают огромные костры, и от костров идет во главе тысяч крестьян этот яростный человек с безумным взглядом обнаженных глаз. Но Самгин видел и то, что слушатели, переглядываясь друг с другом, похожи на зрителей в театре, на зрителей, которым не нравится приезжий гастролер.
Гнев и печаль, вера и гордость посменно
звучат в его
словах, знакомых Климу с детства, а преобладает в них чувство любви к людям; в искренности этого чувства Клим не смел, не мог сомневаться, когда видел это удивительно живое лицо, освещаемое изнутри огнем веры.
Хотелось, чтоб ее речь, монотонная — точно осенний дождь, перестала
звучать, но Варвара украшалась
словами еще минут двадцать, и Самгин не поймал среди них ни одной мысли, которая не была бы знакома ему. Наконец она ушла, оставив на столе носовой платок, от которого исходил запах едких духов, а он отправился в кабинет разбирать книги, единственное богатство свое.
Самгин отметил, что она говорит о муже тоном девицы из зажиточной мещанской семьи, как будто она до замужества жила в глухом уезде, по счастливому случаю вышла замуж за богатого интересного купца в губернию и вот благодарно, с гордостью вспоминает о своей удаче. Он внимательно вслушивался: не
звучит ли в
словах ее скрытая ирония?
Пела Алина плохо, сильный голос ее
звучал грубо, грубо подчеркивал бесстыдство
слов, и бесстыдны были движения ее тела, обнаженного разрезом туники снизу до пояса. Варвара тотчас же и не без радости прошептала...
Тонкая, смуглолицая Лидия, в сером костюме, в шапке черных, курчавых волос, рядом с Мариной казалась не русской больше, чем всегда. В парке щебетали птицы, ворковал витютень,
звучал вдали чей-то мягкий басок, а Лидия говорила жестяные
слова...
Голос его, раньше бесцветный, тревожный, теперь
звучал уверенно,
слова он произносил строго и немножко с распевом, на церковный лад.
Полсотни людей ответили нестройным гулом, голоса
звучали глухо, как в подвале, так же глухо
прозвучало и приветствие Марины; в ответном гуле Самгин различил многократно повторенные
слова...
— Елена Викентьевна шутит, — объяснил Пыльников, но
слова его
звучали вопросительно.
Вместе с пьяным ревом поручика в памяти
звучали слова о старинной, милой красоте, о ракушках и водорослях на киле судна, о том, что революция кончена.
Так она говорила минуты две, три. Самгин слушал терпеливо, почти все мысли ее были уже знакомы ему, но на этот раз они
звучали более густо и мягко, чем раньше, более дружески. В медленном потоке ее речи он искал каких-нибудь лишних
слов, очень хотел найти их, не находил и видел, что она своими
словами формирует некоторые его мысли. Он подумал, что сам не мог бы выразить их так просто и веско.
Спросил он вполголоса и вяло, точно думал не о Никоновой, а о чем-то другом. Но тем не менее
слова его
звучали оглушительно. И, чтоб воздержаться от догадки о причине этих расспросов, Самгин быстро и сбивчиво заговорил...