Неточные совпадения
Здесь Самгину было все знакомо, кроме
защиты террора бывшим проповедником непротивления злу насилием. Да, пожалуй, здесь говорят люди здравого смысла, но Самгин чувствовал, что он в чем-то перерос их, они кружатся в
словах, никуда не двигаясь и в стороне от жизни, которая становится все тревожней.
Но последние ее
слова, этот грубо-кокетливый вызов, обращенный прямо к нему и на него, заставили его подумать и о своей
защите, напомнили ему о его собственной борьбе и о намерении бежать.
Обе как будто наблюдали одна за другою, а заговаривать боялись. Татьяна Марковна не произносила ни одного
слова, ни в
защиту, ни в оправдание «падения», не напоминала ни о чем и, видимо, старалась, чтоб и Вера забыла.
Надежда Васильевна ничего не ответила, а только засмеялась и посмотрела на Привалова вызывающим, говорившим взглядом.
Слова девушки долго стояли в ушах Привалова, пока он их обдумывал со всех возможных сторон. Ему особенно приятно было вспомнить ту энергичную
защиту, которую он так неожиданно встретил со стороны Надежды Васильевны. Она была за него: между ними, незаметно для глаз, вырастало нравственное тяготение.
Но в своей горячей речи уважаемый мой противник (и противник еще прежде, чем я произнес мое первое
слово), мой противник несколько раз воскликнул: „Нет, я никому не дам защищать подсудимого, я не уступлю его
защиту защитнику, приехавшему из Петербурга, — я обвинитель, я и защитник!“ Вот что он несколько раз воскликнул и, однако же, забыл упомянуть, что если страшный подсудимый целые двадцать три года столь благодарен был всего только за один фунт орехов, полученных от единственного человека, приласкавшего его ребенком в родительском доме, то, обратно, не мог же ведь такой человек и не помнить, все эти двадцать три года, как он бегал босой у отца „на заднем дворе, без сапожек, и в панталончиках на одной пуговке“, по выражению человеколюбивого доктора Герценштубе.
Может, Бенкендорф и не сделал всего зла, которое мог сделать, будучи начальником этой страшной полиции, стоящей вне закона и над законом, имевшей право мешаться во все, — я готов этому верить, особенно вспоминая пресное выражение его лица, — но и добра он не сделал, на это у него недоставало энергии, воли, сердца. Робость сказать
слово в
защиту гонимых стоит всякого преступления на службе такому холодному, беспощадному человеку, как Николай.
Против горсти ученых, натуралистов, медиков, двух-трех мыслителей, поэтов — весь мир, от Пия IX «с незапятнанным зачатием» до Маццини с «республиканским iddio»; [богом (ит.).] от московских православных кликуш славянизма до генерал-лейтенанта Радовица, который, умирая, завещал профессору физиологии Вагнеру то, чего еще никому не приходило в голову завещать, — бессмертие души и ее
защиту; от американских заклинателей, вызывающих покойников, до английских полковников-миссионеров, проповедующих верхом перед фронтом
слово божие индийцам.
— Слепо-ой? — протянула она нараспев, и голос ее дрогнул, как будто это грустное
слово, тихо произнесенное мальчиком, нанесло неизгладимый удар в ее маленькое женственное сердце. — Слепо-ой? — повторила она еще более дрогнувшим голосом, и, как будто ища
защиты от охватившего всю ее неодолимого чувства жалости, она вдруг обвила шею мальчика руками и прислонилась к нему лицом.
Понеже начало сего искусства в славном нашем граде Майнце, скажем истинным
словом, божественно явилося и ныне в оном исправленно и обогащенно пребывает, то справедливо, чтобы мы в
защиту нашу приняли важность сего искусства.
Виргинское в 14 статье говорит сими
словами: «Свобода печатания есть наивеличайшая
защита свободы государственной».
Но пока это ходило в предположениях, к которым к тому же никто, кроме Рогнеды Романовны, не изъявлял горячего сочувствия, маркиза столкнулась у Богатыревой с Ольгою Сергеевной Бахаревой, наслушалась от той, как несчастная женщина бегала просить о
защите, додумала три короба собственных
слов сильного значения, и над Розановым грянул суд, ошельмовавший его заочно до степеней самых невозможных. Даже самый его либерализм ставился ему в вину. Маркиза сопела, говоря...
Он отказался от небезопасного намерения похитить генеральскую дочь и даже перестал отвечать ей на полученные после этого три письма; но задумал сделаться в самом деле наставником и руководителем русских женщин, видящих в нем, по
словам незнакомки, свой оплот и
защиту.
— Вот видите: и сейчас оне это
слово «так» сказали, — хихикнул он, словно у него брюшко пощекотали, — что же-с! в даме это даже очень приятно, потому дама редко когда в определенном круге мыслей находится. Дама — женщина-с, и им это простительно, и даже в них это нравится-с. Даме мужчина
защиту и вспомоществование оказывать должен, а дама с своей стороны… хоть бы по части общества: гостей занять, удовольствие доставить, потанцевать, спеть, время приятно провести — вот ихнее дело.
И никому не пришло на мысль сказать во всеуслышание хотя бы умеренное
слово в
защиту интеллигенции.
«Судьбе было угодно, чтобы первое боевое крещение молодой газеты было вызвано горячей
защитой новых учреждений общественного самоуправления и сопровождалось формулировкой с ее стороны высоких требований самой печати: свобода
слова, сила знания, возвышенная идея и либеральная чистота. Вот путь, которым должна идти газета».
Иван Иваныч (выходит из совещательной камеры, доканчивая
слова молитвы)…и не лиши нас небесного твоего царствия… Петр Иваныч! Семен Иваныч! садитесь, пожалуйста! Федор Павлыч! милости просим! Да! так на чем, бишь, мы остановились? на допросе свидетелей… Вот и прекрасно. Господа головастики! расскажите, что вам известно по этому делу? Не стесняйтесь! хотя вы вызваны
защитой, но можете свидетельствовать и против подсудимого!
Иван Иваныч (строго). Вы упорствуете, господин Перьев? Лишаю вас
слова. Извольте немедленно оставить скамью
защиты!
Нет, он только будет выкрикивать бессмысленное
слово и под его
защитою станет сваливать в одну кучу все разнообразие аспирации человеческой мысли.
Никто из опричников не смел или не хотел вымолвить
слова в
защиту Вяземского. На всех лицах изображался ужас. Один Малюта в зверских глазах своих не выказывал ничего, кроме готовности приступить сейчас же к исполнению царских велений, да еще лицо Басманова выражало злобное торжество, хотя он и старался скрыть его под личиною равнодушия.
Ни одного
слова в
защиту нас!
А что теперь делать? Что предпринять? И вообще предпринимать ли и делать ли что-нибудь в
защиту Туберозова? Об этом ни
слова.
— Не воротится! Насчёт посева своей души на непаханной почве — это
слова слабого давления! Все люди на Руси, батенька мой, хотят жить так, чтобы получать как можно больше удовольствия, затрачивая как можно менее труда. Это — от востока дано в плоть нам, стремление к удовольствиям без затраты усилий, пагубнейшее стремление! Вот поп как раз очень предан
защите оного…
Я хотел сказать несколько
слов в
защиту уженья и несколько
слов в объяснение моих записок.
Я попятился назад в переднюю, и тут он схватил свой зонтик и несколько раз ударил меня по голове и по плечам; в это время сестра отворила из гостиной дверь, чтобы узнать, что за шум, но тотчас же с выражением ужаса и жалости отвернулась, не сказав в мою
защиту ни одного
слова.
В течение полугода я испытал все разнообразие петербургской жизни: я был в воронинских банях, слушал Шнейдершу, Патти, Бланш Вилэн, ходил в заседания суда, посетил всевозможные трактиры, бывал на публицистических и других раутах, присутствовал при
защите педагогических рефератов, видел в"Птичках певчих"Монахова и в"Fanny Lear"Паску, заседал в Публичной библиотеке и осмотрел монументы столицы, побывал во всех клубах, а в Артистическом был даже свидетелем скандала;
словом сказать, только в парламенте не был, но и то не потому, чтобы не желал там быть, а потому, что его нет.
Это не только было написано в бумаге, которую драгун вручил Плодомасову, но все это было во всеуслышание сказано ему драгуном и на
словах, и
слова эти слышали и его челядь и земский пристав, в глазах которого Плодомасов обличал столько дерзкого непослушания указу, писанному именем царицы, и, наконец, в глазах самой боярышни, за которою вдруг является такая горячая
защита.
«Для вашего отца впервые я
Забыла стыд, — где у рабы
защита?
Грозил он ссылкой, бог ему судья!
Прошла неделя, — бедная забыта…
А всё любить другого ей нельзя.
Вчера меня обидными
словамиОн разбранил… Но что же перед вами?
Раба? игрушка!.. Точно: день, два, три
Мила, а там? — пожалуй, хоть умри!..»
Тут началися слезы, восклицанья,
Но Саша их оставил без вниманья.
Нина Владимировна невольно отодвинула свой стул от стола. Марья Васильевна даже взвизгнула от неожиданности. Леночка кинулась под
защиту Павлика, надеясь на его кадетскую храбрость.
Словом — произошел необыкновенный переполох. Один Павлик храбро подступил к вороненку и кричал: «Кыш! Кыш!» — махая фуражкой.
Возле сердитого директора лежали бумажные клочки. Эти клочки полчаса тому назад составляли собой «несколько
слов в
защиту печати»…
Он нахмурился, стиснул губы, потянул в себя струю воздуха и написал заглавие: «Несколько
слов в
защиту печати».
Написать в
защиту ее свое
слово, сказать это
слово громко, во всеуслышание, было для него любимейшей, двадцатилетней мечтой!
— Я ей сделала тоже этот вопрос и по намекам ее догадалась, что виселица — дипломатическая ловушка; что по ней увидят только глупую месть женщины, а по
защите Гельмета — дух геройский в теле женском; но что всю ее, лифляндку Зегевольд, узнают по следствиям. «Хитрость за хитрость. Время покажет, кто кого победит» — вот
слова госпожи баронессы, как я их слышала; а что они значат…
И сколько ни разъяснял этот человек, что он не только не желает разводить сорную траву, но, напротив, считает, что в уничтожении дурной травы состоит одно из главных занятий земледельца, как и понимал это добрый и мудрый хозяин,
слова которого он только напоминает, — сколько он ни говорил этого, его не слушали, потому что окончательно решено было, что человек этот или безумный гордец, превратно толкующий
слова мудрого и доброго хозяина, или злодей, призывающий Людей не к уничтожению сорных трав, а к
защите и возращению их.
Его встретили и муж, и жена с распростертыми объятиями, хотели взять даже
слово быть ежедневным гостем, но он отговорился серьезностью работы по экзаменам и
защите диссертации и, взглянув последний раз на графиню Конкордию, подал ей руку.
Как же попал в ходатаи Иоанн-младой? Отвага и тут помогла Хабару. С первым просветом зари он явился к нему и рассказал все, как было на пиру деспота. Призваны для проверки его
слов малютка дьяк, боярин, возражавший Андрею Фомичу, двое боярских детей и лекарь Антон. Все подтвердили истину. Мы видели, что прямодушный, высокий характер наследника русского стола умел воспользоваться показаниями любимца своего и призванных свидетелей и твердо стать на
защиту истины и благородного подвига.
Он лишен даже возможности призвать кого-нибудь к своей
защите, потому что, по
словам его ангела-супруги или сожительницы, виновен во всем один он.
Павел Сергеевич отдал этот приказ старосте шепотом, так как предвидел сильный протест со стороны доктора Вандаловского, знавшего с хорошей стороны «мужа Арины», и конечно, сейчас бы замолвившего
слово в его
защиту. Заседатель не хотел вступать в споры с добродушным, но настойчивым стариком, а, между тем, показания свидетелей, особенно же Харитона Безымянных, и другие обстоятельства дела, бросали сильную тень подозрения на Егора Никифорова.
Он вспомнил
слова Курицына и, сам-третей с двумя оружиями, ловчился на
защиту свою в случае нападения.
Здесь пастор отдохнул немного, потом, обратившись к своей спутнице, не смевшей сказать ни
слова в
защиту того или другого, ибо, по-видимому, уже между ними не было
слова на мир, снова продолжал...
Слабая
защита, когда надежда отступилась от защитников и измена шепчет им на сердце роковое
слово гибели!
После этих
слов произошло неловкое молчание. Наташа первая заговорила, защищая мужа и нападая на брата.
Защита ее была слаба и неловка, но цель ее была достигнута. Разговор снова возобновился и уже не в том неприятно враждебном тоне, в котором сказаны были последние
слова Николая.