Неточные совпадения
Он видел и княгиню, красную, напряженную,
с распустившимися буклями
седых волос и в
слезах, которые она усиленно глотала, кусая губы, видел и Долли, и доктора, курившего толстые папиросы, и Лизавету Петровну,
с твердым, решительным и успокаивающим лицом, и старого князя, гуляющего по зале
с нахмуренным лицом.
«Я влюблена», — шептала снова
Старушке
с горестью она.
«Сердечный друг, ты нездорова». —
«Оставь меня: я влюблена».
И между тем луна сияла
И томным светом озаряла
Татьяны бледные красы,
И распущенные власы,
И капли
слез, и на скамейке
Пред героиней молодой,
С платком на голове
седой,
Старушку в длинной телогрейке:
И всё дремало в тишине
При вдохновительной луне.
…Он бежит подле лошадки, он забегает вперед, он видит, как ее секут по глазам, по самым глазам! Он плачет. Сердце в нем поднимается,
слезы текут. Один из секущих задевает его по лицу; он не чувствует, он ломает свои руки, кричит, бросается к
седому старику
с седою бородой, который качает головой и осуждает все это. Одна баба берет его за руку и хочет увесть; но он вырывается и опять бежит к лошадке. Та уже при последних усилиях, но еще раз начинает лягаться.
Долго шептали они, много раз бабушка крестила и целовала Марфеньку, пока наконец та заснула на ее плече. Бабушка тихо сложила ее голову на подушку, потом уже встала и молилась в
слезах, призывая благословение на новое счастье и новую жизнь своей внучки. Но еще жарче молилась она о Вере.
С мыслью о ней она подолгу склоняла
седую голову к подножию креста и шептала горячую молитву.
Досифея подала самовар и радостно замычала, когда Привалов заговорил
с ней. Объяснив при помощи знаков, что
седой старик
с большой бородой сердится, она нахмурила брови и даже погрозила кулаком на половину Василия Назарыча. Марья Степановна весело смеялась и сквозь
слезы говорила...
Женщины
с растрепанными волосами,
с криком и
слезами, в каком-то безумии бегали, валялись в ногах у полиции,
седые старухи цеплялись за сыновей.
Санин хотел было
слезть с коня и поднять шляпу, но она крикнула ему: «Не трогайте, я сама достану», нагнулась низко
с седла, зацепила ручкой хлыста за вуаль и точно: достала шляпу, надела ее на голову, но волос не подобрала и опять помчалась, даже гикнула.
Изо всех окон свесились вниз милые девичьи головы, женские фигуры в летних ярких ситцевых одеждах. Мальчишки шныряют вокруг оркестра, чуть не влезая замурзанными мордочками в оглушительно рявкающий огромный геликон и разевающие рты перед ухающим барабаном. Все военные, попадающие на пути, становятся во фронт и делают честь знамени. Старый,
седой отставной генерал,
с георгиевскими петлицами, стоя, провожает батальон глазами. В его лице ласковое умиление, и по щекам текут
слезы.
О, как мила она,
Елизавета Тушина,
Когда
с родственником на дамском
седле летает,
А локон ее
с ветрами играет,
Или когда
с матерью в церкви падает ниц,
И зрится румянец благоговейных лиц!
Тогда брачных и законных наслаждений желаю
И вслед ей, вместе
с матерью,
слезу посылаю.
Плакала, слушая эту проповедь, почти навзрыд Сусанна; у Егора Егорыча также текли
слезы; оросили они и глаза Сверстова, который нет-нет да и закидывал свою курчавую голову назад; кого же больше всех произнесенное отцом Василием слово вышибло, так сказать, из
седла, так это gnadige Frau, которая перед тем очень редко видала отца Василия, потому что в православную церковь она не ходила, а когда он приходил в дом, то почти не обращала на него никакого внимания; но тут, увидав отца Василия в золотой ризе,
с расчесанными
седыми волосами, и услыхав, как он красноречиво и правильно рассуждает о столь возвышенных предметах, gnadige Frau пришла в несказанное удивление, ибо никак не ожидала, чтобы между русскими попами могли быть такие светлые личности.
— Так татарин благородней? а, Ванюша? — повторил Оленин,
слезая с лошади и хлопая по
седлу.
Олег усмехнулся — однако чело
И взор омрачилися думой.
В молчанье, рукой опершись на
седло,
С коня он
слезает, угрюмый;
И верного друга прощальной рукой
И гладит и треплет по шее крутой.
Снилась мне золотая Украина, ее реки, глубокие и чистые;
седые глинистые берега, покрытые бледно-голубою каймою цветущего льна; лица, лица, ненавистно-милые лица, стоившие стольких
слез, стольких терзающих скорбей и гнетущего горя, и вдруг все это тряслось, редело, заменялось темным бором, в котором лохматою ведьмою носилась метель и
с диким визгом обсыпала тонкими, иглистыми снежинками лукавую фигуру лешего, а сам леший сидел где-то под сосною и, не обращая ни на что внимания, подковыривал пенькою старый лыковый лапоть.
И Вадим пристально,
с участием всматривался в эти черты, отлитые в какую-то особенную форму величия и благородства, исчерченные когтями времени и страданий, старинных страданий, слившихся
с его жизнью, как сливаются две однородные жидкости; но последние, самые жестокие удары судьбы не оставили никакого следа на челе старика; его большие серые глаза, осененные тяжелыми веками, медленно, строго пробегали картину, развернутую перед ними случайно; ни близость смерти, ни досада, ни ненависть, ничто не могло, казалось, отуманить этого спокойного, всепроникающего взгляда; но вот он обратил их в внутренность кибитки, — и что же, две крупные
слезы засверкав невольно выбежали на
седые ресницы и чуть-чуть не упали на поднявшуюся грудь его; Вадим стал всматриваться
с большим вниманием.
Как пробужденная от сна, вскочила Ольга, не веруя глазам своим;
с минуту пристально вглядывалась в лицо
седого ловчего и наконец воскликнула
с внезапным восторгом: «так он меня не забыл? так он меня любит? любит! он хочет бежать со мною, далеко, далеко…» — и она прыгала и едва не целовала шершавые руки охотника, — и смеялась и плакала… «нет, — продолжала она, немного успокоившись, — нет! бог не потерпит, чтоб люди нас разлучили, нет, он мой, мой на земле и в могиле, везде мой, я купила его
слезами кровавыми, мольбами, тоскою, — он создан для меня, — нет, он не мог забыть свои клятвы, свои ласки…»
Высокий дом, широкий двор
Седой Гудал себе построил…
Трудов и
слез он много стоил
Рабам послушным
с давних пор.
С утра на скат соседних гор
От стен его ложатся тени.
В скале нарублены ступени;
Они от башни угловой
Ведут к реке, по ним мелькая,
Покрыта белою чадрόй
Княжна Тамара молодая
К Арагве ходит за водой.
Бывало,
слезу в разомкнутых рядах
с Арцибала и положу на
седло свои краги да скажу: «Ну, стой, брат», а сам ухожу полакомиться пирожками у разносчика или поболтать
с приятелями, и хотя бы отдых продолжался целый час, я все-таки найду Арцибала не уронившим
с седла моих перчаток.
Дождик перестал, но ветер дул
с удвоенной силой — прямо мне навстречу. На полдороге
седло подо мною чуть не перевернулось, подпруга ослабла; я
слез и принялся зубами натягивать ремни… Вдруг слышу: кто-то зовет меня по имени… Сувенир бежал ко мне по зеленям.
С таким намерением он выбрался на большую дорогу,
слез с лошади, оборвал поводья, свернул немного набок
седло и ударил ее несколько раз арапником.
Значит, опять пойдут
слезы, крики, проклятия, чемоданы, заграница, потом постоянный болезненный страх, что она там, за границей,
с каким-нибудь франтом, италианцем или русским, надругается надо мной, опять отказ в паспорте, письма, круглое одиночество, скука по ней, а через пять лет старость,
седые волосы…
На другой день утром Тит, Настасья и двое лакеев валялись в ногах у Марьи Валериановны, утирая
слезы и умоляя ее спасти их. Столыгин велел им или привести барыню
с сыном, или готовиться в смирительный дом и потом на поселение.
Седой и толстый Тит ревел, как ребенок, приговаривая...
«Федор! — старик говорит, — сойди-ка наземь!» Сошел я
с козел, послушался его, он тоже
с седла слезает.
Но
слезы старой,
седой женщины трогали его и то же прежнее беспокойство
с силой овладевало им.
Уже некоторые из них молчанием изъявляли, что они не одобряют упорства посадницы и Делинского, некоторые даже советовали войти в переговоры
с Иоанном, но Делинский грозно подымал руку, столетний Феодосии
седыми власами отирал
слезы свои, Марфа вступала в храмину совета, и все снова казались твердыми.
Старуха, без платка,
с растрепанными
седыми волосами,
с трясущейся головой, шатаясь, вошла в каморку и, не глядя ни на Корнея, ни на Марфу, подошла к внучке, заливавшейся отчаянными
слезами, и подняла ее.
— Петром Александрычем, — отрывисто молвил и быстро махнул рукавом перед глазами, будто норовясь муху согнать, а в самом-то деле, чтобы незаметно смахнуть
с седых ресниц
слезу, пробившуюся при воспоминанье о добром командире. — Добрый был человек и бравый такой, — продолжал старый служака. — На Кавказе мы
с ним под самого Шамиля́ ходили!..
Теперь я ежедневно стерегла его возвращение из станицы, где стоял его полк. Он
слезал с Шалого и сажал меня в
седло… Сначала шагом, потом все быстрее и быстрее шла подо мною лошадь, изредка потряхивая гривой и поворачивая голову назад, как бы спрашивая шедшего за нами отца, как ей вести себя
с крошечной всадницей, вцепившейся ей в гриву.