Неточные совпадения
Как пробужденная от сна, вскочила Ольга, не веруя глазам своим;
с минуту пристально вглядывалась в лицо
седого ловчего и наконец воскликнула
с внезапным восторгом: «так он меня не забыл? так он меня любит? любит! он хочет бежать со мною, далеко, далеко…» — и она прыгала и едва не целовала шершавые руки охотника, — и смеялась и плакала… «нет, — продолжала она, немного успокоившись, — нет! бог не потерпит, чтоб люди нас разлучили, нет, он мой, мой на земле и в могиле, везде мой, я купила его
слезами кровавыми, мольбами, тоскою, — он создан для меня, — нет, он не мог забыть свои клятвы, свои ласки…»
И Вадим пристально,
с участием всматривался в эти черты, отлитые в какую-то особенную форму величия и благородства, исчерченные когтями времени и страданий, старинных страданий, слившихся
с его жизнью, как сливаются две однородные жидкости; но последние, самые жестокие удары судьбы не оставили никакого следа на челе старика; его большие серые глаза, осененные тяжелыми веками, медленно, строго пробегали картину, развернутую перед ними случайно; ни близость смерти, ни досада, ни ненависть, ничто не могло, казалось, отуманить этого спокойного, всепроникающего взгляда; но вот он обратил их в внутренность кибитки, — и что же, две крупные
слезы засверкав невольно выбежали на
седые ресницы и чуть-чуть не упали на поднявшуюся грудь его; Вадим стал всматриваться
с большим вниманием.
Он въехал во двор, осторожно
слез с седла и, положив на левую руку бесчувственную Аленушку, правой привязал коня к столбу находившегося во дворе навеса.
Неточные совпадения
Он видел и княгиню, красную, напряженную,
с распустившимися буклями
седых волос и в
слезах, которые она усиленно глотала, кусая губы, видел и Долли, и доктора, курившего толстые папиросы, и Лизавету Петровну,
с твердым, решительным и успокаивающим лицом, и старого князя, гуляющего по зале
с нахмуренным лицом.
«Я влюблена», — шептала снова // Старушке
с горестью она. // «Сердечный друг, ты нездорова». — // «Оставь меня: я влюблена». // И между тем луна сияла // И томным светом озаряла // Татьяны бледные красы, // И распущенные власы, // И капли
слез, и на скамейке // Пред героиней молодой, //
С платком на голове
седой, // Старушку в длинной телогрейке: // И всё дремало в тишине // При вдохновительной луне.
…Он бежит подле лошадки, он забегает вперед, он видит, как ее секут по глазам, по самым глазам! Он плачет. Сердце в нем поднимается,
слезы текут. Один из секущих задевает его по лицу; он не чувствует, он ломает свои руки, кричит, бросается к
седому старику
с седою бородой, который качает головой и осуждает все это. Одна баба берет его за руку и хочет увесть; но он вырывается и опять бежит к лошадке. Та уже при последних усилиях, но еще раз начинает лягаться.
Долго шептали они, много раз бабушка крестила и целовала Марфеньку, пока наконец та заснула на ее плече. Бабушка тихо сложила ее голову на подушку, потом уже встала и молилась в
слезах, призывая благословение на новое счастье и новую жизнь своей внучки. Но еще жарче молилась она о Вере.
С мыслью о ней она подолгу склоняла
седую голову к подножию креста и шептала горячую молитву.
Досифея подала самовар и радостно замычала, когда Привалов заговорил
с ней. Объяснив при помощи знаков, что
седой старик
с большой бородой сердится, она нахмурила брови и даже погрозила кулаком на половину Василия Назарыча. Марья Степановна весело смеялась и сквозь
слезы говорила: