Самое высокое и самое прекрасное, чем может человек
прославить бога, что он должен нести ему, — это собственная радость и счастье. Вот — основное положение аполлоновой религии. И чисто аполлоновскую, для нас такую чуждую мысль высказывает один поздний греческий писатель, географ Страбон, говоря так: «Хотя верно сказано, что люди тогда наиболее подражают богам, когда совершают добрые дела, но еще правильнее было бы сказать, что люди наиболее уподобляются богам, когда они счастливы».
Его музыка, голос и стихи, в которых он
славил бога, небо и землю, были для монахов источником постоянной радости. Бывало так, что при однообразии жизни им прискучивали деревья, цветы, весна, осень, шум моря утомлял их слух, становилось неприятным пение птиц, но таланты старика настоятеля, подобно хлебу, нужны были каждый день.
Неточные совпадения
Палящий
бог, тебя всем миром
славим!
А все-таки — поймите это, все-таки этого
Бога веками
славили как
Бога любви.
Долго не переставал народ дивиться искусному зодчему, благодарить
бога и
славить царя, даровавшего православным зрелище, дотоле не виданное.
Прославим поэтов, у которых один
бог — красиво сказанное, бесстрашное слово правды, вот кто
бог для них — навсегда!
Но первый сердца долг к тебе, царю царей!
Все царства держатся десницею твоей.
Прославь, и возвеличь, и вознеси Россию!
Сотри ее врагов коварну, горду выю,
Чтоб с трепетом сказать иноплеменник мог:
Языки, ведайте — велик российский
бог...
Народ, издалека их поезд узнав,
Столпился на берег — и много,
Скитавшихся робко без крова и прав,
Пришло христиан из пещер и дубрав,
И
славят спасителя
бога.
Пала царственная Троя,
Сокрушен Приамов град,
И ахеяне, устроя
Свой на родину возврат,
На судах своих сидели,
Вдоль эгейских берегов,
И пэан хвалебный пели,
Громко
славя всех
богов…
Раздавайся, глас победный!
Вы к брегам родной земли
Окрыляйтесь, корабли,
В путь возвратный, в путь безбедный!
Но они, познав
Бога, не
прославили Его как
Бога, и не возблагодарили, но осуетились в умствованиях своих… заменили истину ложью и служили твари вместо Творца» (1:21-5).] (понимая под ним «естественные» религии, т. е. все, кроме иудео-христианства), обе же задачи одновременно разрешаются в откровенной религии Ветхого и Нового Завета.
«
Бога надо
славить и как вечность (ως αίώνα) и как время, как виновника всякого времени и вечности, как ветхого днями, как прежде времени и выше времени (προ χρόνου και υπέρ χρόνου) и полагающего времена и сроки» (X, 3, col. 910)».
Эй, кто пиво варил? Эй, кто затирал?
Варил пивушко сам
Бог, затирал святый дух.
Сама матушка сливала, с
Богом вкупе пребывала,
Святы ангелы носили, херувимы разносили,
Херувимы разносили, архангелы подносили…
Скажи, батюшка родной, скажи, гость дорогой,
Отчего пиво не пьяно? Али гостю мы не рады?
На святом кругу гулять, света
Бога прославлять,
Рады, батюшка родной, рады, гость дорогой,
В золоту трубу трубить, в живогласну возносить.
— Девять чинов ангельских в небесном восторге носятся кругами, а посреди их дух святой, — сказала Марья Ивановна. — Знаешь стихеру на Благовещенье: «С небесных кругов слетел Гавриил»? Вот они те небесные круги. Такими же кругами и должны мы носиться пред
Богом и
прославлять его в «песнях новых». Увидишь, услышишь…
Хор певцов в козлиных шкурах, в масках сатиров, под исступленную фригийскую музыку в пении и пляске
славил своего
бога, его страдания и даруемую им людям радость.
В средоточии земли, в центре мира, — в Дельфах, — стоял великий храм. Он был посвящен двум
богам — Аполлону и Дионису. На переднем его фронтоне был изображен Аполлон со свитою муз, на заднем — Дионис среди мэнад. Служение обоим
богам не было одновременным: в одну часть года
прославляли Аполлона, в другую Диониса. Как же распределялся год между
богом счастья и силы, с одной стороны,
богом страданья и избытка сил, с другой?
— Анафема ты, анафема! — продолжает Волчков. — Жада ты, хищник! От жадности ты этот поступок сделал! Видит пташку, и ему досадно, что пташка по воле летает,
бога прославляет! Дай, мол, ее убью и… сожру… Жадность человеческая! Видеть тебя не могу! Не гляди и ты на меня своими глазами! Косая ты шельма, косая! Ты вот убил ее, а у нее, может быть, маленькие деточки есть… Пищат теперь…
И Бог-личность хочет не человека, над которым Он господствует и который должен Его
прославлять, а человека-личности, которая отвечает на Его призыв и с которой возможно общение любви.
— Теперь понимаю. В самом деле, живут вороны и галки и обходятся же без нас. Да… И куры, и гуси, и зайчики, и овечки, все будут жить на воле, радоваться, знаете ли, и
бога прославлять, и не будут они нас бояться. Настанет мир и тишина. Только вот, знаете ли, одного не могу понять, — продолжал Жмухин, взглянув на ветчину. — Со свиньями как быть? Куда их?
— Очнись, Фома! Я больше тебя помню
Бога и чаще
славлю всех Его угодников, — возразил незнакомец. — С тобой расчет буду вести после, а теперь хочу поговорить с этим паном.
— Очнись, Фома! Я больше тебя помню
Бога и чаще
славлю всех его угодников, — возразил незнакомец, — с тобой расчет буду вести после, а теперь я хочу поговорить с этим паном.
Прослушал один только ирмос и пошел обратным путем во-свояси,
славя и благодаря
бога за виденную столь чудную вещь…
Право, одно его смирение похвалы стоит; а живучести его надо подивиться и за нее
бога прославить.