Неточные совпадения
Так в Африке, где много Обезьян,
Их стая целая
сиделаПо сучьям,
по ветвям на дереве густом
И на ловца украдкою глядела,
Как
по траве в сетях катался он
кругом.
А
кругом, над головами, скалы, горы, крутизны, с красивыми оврагами, и все поросло лесом и лесом. Крюднер ударил топором
по пню, на котором мы
сидели перед хижиной; он сверху весь серый; но едва топор сорвал кору, как под ней заалело дерево, точно кровь. У хижины тек ручеек, в котором бродили красноносые утки. Ручеек можно перешагнуть, а воды в нем так мало, что нельзя и рук вымыть.
Вечером я предложил в своей коляске место французу, живущему в отели, и мы отправились далеко в поле, через С.-Мигель, оттуда заехали на Эскольту, в наше вечернее собрание, а потом к губернаторскому дому на музыку. На площади,
кругом сквера, стояли экипажи. В них
сидели гуляющие. Здесь большею частью гуляют
сидя. Я не последовал этому примеру, вышел из коляски и пошел бродить
по площади.
«Вот вы привыкли
по ночам
сидеть, а там, как солнце село, так затушат все огни, — говорили другие, — а шум, стукотня какая, запах, крик!» — «Сопьетесь вы там с
кругу! — пугали некоторые, — пресная вода там в редкость, все больше ром пьют».
Каждый сруб
сидел отдельно, сам
по себе: ни забора
кругом, ни ворот не замечалось.
Взошла луна. Ясная ночь глядела с неба на землю. Свет месяца пробирался в глубину темного леса и ложился
по сухой траве длинными полосами. На земле, на небе и всюду
кругом было спокойно, и ничто не предвещало непогоды.
Сидя у огня, мы попивали горячий чай и подтрунивали над гольдом.
— Бабочка молодая, — говорили
кругом, — а муж какой-то шалый да ротозей. Смотрит
по верхам, а что под носом делается, не видит. Чем бы первое время после свадьбы посидеть дома да в
кругу близких повеселить молодую жену, а он в Москву ее повез, со студентами стал сводить. Городят студенты промеж себя чепуху, а она
сидит, глазами хлопает. Домой воротился, и дома опять чепуху понес. «Святая» да «чистая» — только и слов, а ей на эти слова плюнуть да растереть. Ну, натурально, молодка взбеленилась.
Я продолжал
сидеть в теплой ванне.
Кругом, как и всегда в мыльной, шлепанье
по голому мокрому телу, шипенье воды, рвущейся из кранов в шайки, плеск окачивающихся, дождевой шумок душей — и не слышно человеческих голосов.
— Ведь я младенец сравнительно с другими, — уверял он Галактиона, колотя себя в грудь. — Ну, брал… ну, что же из этого? Ведь
по грошам брал, и даже стыдно вспоминать, а
кругом воровали на сотни тысяч. Ах, если б я только мог рассказать все!.. И все они правы, а я вот
сижу. Да это что… Моя песня спета. Будет, поцарствовал. Одного бы только желал, чтобы меня выпустили на свободу всего на одну неделю: первым делом убил бы попа Макара, а вторым — Мышникова. Рядом бы и положил обоих.
Был тихий летний вечер. Дядя Максим
сидел в саду. Отец,
по обыкновению, захлопотался где-то в дальнем поле. На дворе и
кругом было тихо; селение засыпало, в людской тоже смолк говор работников и прислуги. Мальчика уже с полчаса уложили в постель.
Летучий
сидел уже с осовелыми, слипавшимися глазами и смотрел
кругом с философским спокойствием, потому что его роль была за обеденным столом, а не за кофе. «Почти молодые» приличные люди сделали серьезные лица и упорно смотрели прямо в рот генералу и, по-видимому, вполне разделяли его взгляды на причины упадка русского горного дела.
Несмотря на те слова и выражения, которые я нарочно отметил курсивом, и на весь тон письма,
по которым высокомерный читатель верно составил себе истинное и невыгодное понятие, в отношении порядочности, о самом штабс-капитане Михайлове, на стоптанных сапогах, о товарище его, который пишет рисурс и имеет такие странные понятия о географии, о бледном друге на эсе (может быть, даже и не без основания вообразив себе эту Наташу с грязными ногтями), и вообще о всем этом праздном грязненьком провинциальном презренном для него
круге, штабс-капитан Михайлов с невыразимо грустным наслаждением вспомнил о своем губернском бледном друге и как он
сиживал, бывало, с ним
по вечерам в беседке и говорил о чувстве, вспомнил о добром товарище-улане, как он сердился и ремизился, когда они, бывало, в кабинете составляли пульку
по копейке, как жена смеялась над ним, — вспомнил о дружбе к себе этих людей (может быть, ему казалось, что было что-то больше со стороны бледного друга): все эти лица с своей обстановкой мелькнули в его воображении в удивительно-сладком, отрадно-розовом цвете, и он, улыбаясь своим воспоминаниям, дотронулся рукою до кармана, в котором лежало это милое для него письмо.
Кто-то из пассажиров
сидел рядом с Еленой и
по книжке путеводителя рассказывал, нарочно громко, чтобы его слышали
кругом, о тех местах, которые шли навстречу пароходу, и она без всякого участия, подавленная кошмарным ужасом вчерашнего, чувствуя себя с ног до головы точно вывалянной в вонючей грязи, со скукою глядела, как развертывались перед нею прекрасные места Крымского полуострова.
Серебряному пришлось
сидеть недалеко от царского стола, вместе с земскими боярами, то есть с такими, которые не принадлежали к опричнине, но,
по высокому сану своему, удостоились на этот раз обедать с государем. Некоторых из них Серебряный знал до отъезда своего в Литву. Он мог видеть с своего места и самого царя, и всех бывших за его столом. Грустно сделалось Никите Романовичу, когда он сравнил Иоанна, оставленного им пять лет тому назад, с Иоанном, сидящим ныне в
кругу новых любимцев.
Я решил заняться ловлей певчих птиц; мне казалось, что это хорошо прокормит: я буду ловить, а бабушка — продавать. Купил сеть,
круг, западни, наделал клеток, и вот, на рассвете, я
сижу в овраге, в кустах, а бабушка с корзиной и мешком ходит
по лесу, собирая последние грибы, калину, орехи.
«Кожемякин
сидел в этой углублённой тишине, бессильный, отяжелевший, пытаясь вспомнить что-нибудь утешительное, но память упорно останавливалась на одном: идёт он полем ночью среди шершавых бесплодных холмов, темно и мертвенно пустынно
кругом, в мутном небе трепещут звёзды, туманно светится изогнутая полоса Млечного Пути, далеко впереди приник к земле город, точно распятый
по ней, и отовсюду кто-то невидимый, как бы распростёртый
по всей земле, шепчет, просит...
Большая казарма.
Кругом столы, обсаженные народом. В углу, налево, печка с дымящимися котлами. На одном
сидит кашевар и разливает в чашки щи. Направо, под лестницей, гуськом, один за одним, в рваных рубахах и опорках на босу ногу вереницей стоят люди, подвигаясь
по очереди к приказчику, который черпает из большой деревянной чашки водку и подносит
по стакану каждому.
Вот, одним словом, до чего дошло. Несколько уж лет сплошь я
сижу в итальянской опере рядом с ложей, занимаемой одним овошенным семейством. И какую разительную перемену вижу! Прежде, бывало, как антракт, сейчас приволокут бурак с свежей икрой; вынут из-за пазух ложки, сядут в кружок и хлебают. А нынче, на все три-четыре антракта каждому члену семейства раздадут
по одному крымскому яблоку — веселись! Да и тут все
кругом завидуют, говорят: миллионщик!
Позовет духовенство, посадит всех в гостиной
по порядку,
кругом, на кресла и начнет потчевать; всем в ноги кланяется; потом петь заставит, а сам
сидит один посреди комнаты и горькими слезами плачет.
— Пароход бежит
по Волге. Через забор глядит верблюд, — импровизирует на корме парохода высоким дискантом под немудрую гармошку молодой малый в поддевке и картузике, расположась на
круге каната, а я
сижу рядом, на другом
круге, и, слушая его, убеждаюсь, что он поет с натуры: что видит, то и поет.
И действительно, стоило лишь взглянуть на Гаврюшку, чтоб понять всю горечь Прокопова существования. Правда, Гаврюшка еще не
сидел, а стоял перед Прокопом, но
по отставленной вперед ноге,
по развязно заложенным между петлями сюртука пальцам руки,
по осовелым глазам, которыми он с наглейшею самоуверенностью озирался
кругом, можно было догадываться, что вот-вот он сейчас возьмет да и сядет.
У мирской избы
сидел на скамье начальник отряда и некоторые из его офицеров.
Кругом толпился народ, а подле самой скамьи стояли сержант и семинарист. Узнав в бледном молодом человеке, который в изорванной фризовой шинели походил более на нищего, чем на русского офицера, старинного своего знакомца, начальник отряда обнял по-дружески Рославлева и, пожимая ему руку, не мог удержаться от невольного восклицания...
По-видимому, она ждала, что ее встретят, и оглядывалась
по сторонам. Поезд таял в темноте, красная звездочка в конце его становилась все меньше.
Кругом было пусто. А я
сидел в глубине беседки, боясь пошевелиться.
Сидит Ворона на березе и хлопает носом
по сучку: хлоп-хлоп. Вычистила нос, оглянулась
кругом да как каркнет...
— Дай бог тебе счастье, если ты веришь им обоим! — отвечала она, и рука ее играла густыми кудрями беспечного юноши; а их лодка скользила неприметно вдоль
по реке, оставляя белый змеистый след за собою между темными волнами; весла, будто крылья черной птицы, махали
по обеим сторонам их лодки; они оба
сидели рядом, и
по веслу было в руке каждого; студеная влага с легким шумом всплескивала, порою озаряясь фосфорическим блеском; и потом уступала, оставляя быстрые
круги, которые постепенно исчезали в темноте; — на западе была еще красная черта, граница дня и ночи; зарница, как алмаз, отделялась на синем своде, и свежая роса уж падала на опустелый берег <Суры>; — мирные плаватели, посреди усыпленной природы, не думая о будущем, шутили меж собою; иногда Юрий каким-нибудь движением заставлял колебаться лодку, чтоб рассердить, испугать свою подругу; но она умела отомстить за это невинное коварство; неприметно гребла в противную сторону, так что все его усилия делались тщетны, и челнок останавливался, вертелся… смех, ласки, детские опасения, всё так отзывалось чистотой души, что если б демон захотел искушать их, то не выбрал бы эту минуту...
В один из таких вечеров я
сидел у себя в кабинете над атласом
по топографической анатомии.
Кругом была полная тишина, и только изредка грызня мышей в столовой за буфетом нарушала ее.
Нору, в которой живет лиса с лисятами, узнать нетрудно всякому сколько-нибудь опытному охотнику: лаз в нее углажен и на его боках всегда есть волосья и пух от влезанья и вылезанья лисы; если лисята уже на возрасте, то не любят
сидеть в подземелье, а потому место
кругом норы утолочено и даже видны лежки и тропинки,
по которым отбегают лисята на некоторое расстояние от норы; около нее валяются кости и перья, остающиеся от птиц и зверьков, которых приносит мать на пищу своим детям, и, наконец, самый верный признак — слышен сильный и противный запах, который всякий почувствует, наклонясь к отверстию норы.
Вся эта передряга могла бы остаться в семейном
кругу, так как никто сторонний не читал моих писем. Но однажды Крюммер, стоя у самой двери классной, тогда как я
сидел на противоположном ее конце, сказавши: «Шеншин, это тебе», — передал письмо близстоящему для передачи мне. При этом никому не известная фамилия Фет на конверте возбудила
по уходе директора недоумение и шум.
Марья Сергеевна, нестарая еще женщина, но полная и не
по летам уже обрюзглая, с земляным цветом лица и с немного распухшим от постоянного насморка носом; когда говорит, то тянет слова. Она полулежит на диване,
кругом обложенная подушками. Как бы в противоположность ей, невдалеке от дивана, бодро и прямо
сидит в кресле Вильгельмина Федоровна, в модной шляпе и дорогой шали.
— Ох, этот скромный
круг! Император Август, который разделял ваши славянские теории, держал дочь дома и с улыбкой говорил спрашивавшим о ней: «Дома
сидит, шерсть прядет». Ну, а знаете, нельзя сказать, чтоб нравы ее сохранились совершенно чистыми. По-моему, если женщина отлучена от половины наших интересов, занятий, удовольствий, так она вполовину менее развита и, браните меня хоть по-чешски, вполовину менее нравственна: твердая нравственность и сознание неразрывны.
Унылый человек уже сам
по себе не может быть веселым. Он может представлять соединение всех возможных добродетелей, может быть очень умным, ученым и образованным, но даже и в таком случае, не лучше ли ему
сидеть дома, одному, или в своем семействе или в тесном
кругу знакомых? Стоит только человеку с унынием пуститься в свет, зажить общественною жизнию, — он, не смотря на весь свой ум и добродетели, легко превращается в «скучного».
И, оставив в покое Дуню, стали радеть «Давидовым раденьем». Не вышла на «
круг» Дуня, по-прежнему
сидит недвижная.
И вдруг смолк. Быстро размахнув полотенцем, висевшим до того у него на плече, и потрясая пальмовой веткой, он, как спущенный волчок, завертелся на пятке правой ноги. Все, кто стоял в
кругах, и мужчины, и женщины с кликами: «Поднимайте знамена!» — также стали кружиться, неистово размахивая пальмами и полотенцами. Те, что
сидели на стульях, разостлали платки на коленях и скорым плясовым напевом запели новую песню, притопывая в лад левой ногой и похлопывая правой рукой
по коленям. Поют...
Лет тридцать тому назад, в Вербное воскресенье, в день именин старухи-вербы, старик
сидел на своем месте, глядел на весну и удил…
Кругом было тихо, как всегда… Слышался только шепот стариков, да изредка всплескивала гуляющая рыба. Старик удил и ждал полдня. В полдень он начинал варить уху. Когда тень вербы начинала отходить от того берега, наступал полдень. Время Архип узнавал еще и
по почтовым звонкам. Ровно в полдень через плотину проезжала Т-я почта.
И,
сидя в углу своего девичьего заточения, она не могла забыться:
кругом отзывался топот конницы
по деревянным мостовым и вторгался в ее светлицу.
— Чуден ты! — улыбнулся Дмитрий. — Люди гадают,
сидя в беде, да в несчастье
кругом по горло, а ты выплелся из того и другого. О чем тебе-то гадать приспичило?
Вечером
сидит командир один: полстакана чаю, пол — рома. Мушки перепархивают. Тишина
кругом. Будто старушку огуречным рассолом залило. В задумчивости он пришел, в полсвиста походный марш высвистывает. Таракан через мизинный перстень рысью перебежал, — что оно
по пензенским приметам означает: чирий на лопатке вскочит альбо денежное письмо получать? Тьфу, до чего мамаша голову задурила!
— Чуден ты! — улыбнулся Димитрий. — Люди гадают,
сидя на беде, да в несчастье
кругом по горло, а ты выплелся из того и другого. О чем тебе-то гадать приспичило?
Той порой
по всему королевству,
по всем корчмам, постоялым дворам поползли слухи, разговоры, бабьи наговоры, что, мол, такая история с королевой приключилась — вся
кругом начисто золотом обросла, одни пятки мясные наружу торчат. Известно, но не бывает поля без ржи, слухов без лжи.
Сидел в одной такой корчме проходящий солдат 18-го пехотного Вологодского полка, первой роты барабанщик. Домой на побывку шел, приустал, каблуки посбил, в корчму зашел винцом поразвлечься.