Неточные совпадения
Хлестаков (ходит и разнообразно
сжимает свои
губы; наконец говорит громким и решительным голосом).Послушай… эй, Осип!
Ей-ей! не то, чтоб содрогнулась
Иль стала вдруг бледна, красна…
У ней и бровь не шевельнулась;
Не
сжала даже
губ она.
Хоть он глядел нельзя прилежней,
Но и следов Татьяны прежней
Не мог Онегин обрести.
С ней речь хотел он завести
И — и не мог. Она спросила,
Давно ль он здесь, откуда он
И не из их ли уж сторон?
Потом к супругу обратила
Усталый взгляд; скользнула вон…
И недвижим остался он.
И глаза ее вдруг наполнились слезами; быстро она схватила платок, шитый шелками, набросила себе на лицо его, и он в минуту стал весь влажен; и долго сидела, забросив назад свою прекрасную голову,
сжав белоснежными зубами свою прекрасную нижнюю
губу, — как бы внезапно почувствовав какое укушение ядовитого гада, — и не снимая с лица платка, чтобы он не видел ее сокрушительной грусти.
Оно ходила взад и вперед по своей небольшой комнате,
сжав руки на груди, с запекшимися
губами и неровно, прерывисто дышала.
— Эй вы, Свидригайлов! Вам чего тут надо? — крикнул он,
сжимая кулаки и смеясь своими запенившимися от злобы
губами.
Самгин увидел, что пухлое, почти бесформенное лицо Бердникова вдруг крепко оформилось, стало как будто меньше, угловато, да скулах выступили желваки, заострился нос, подбородок приподнялся вверх,
губы плотно
сжались, исчезли, а в глазах явился какой-то медно-зеленый блеск. Правая рука его, опущенная через ручку кресла, густо налилась кровью.
Лицо женщины, точно исклеванное птицами, как будто покраснело, брови, почти выщипанные оспой, дрогнули, широко открылись глаза, но
губы она плотно
сжала.
А потом, соскочив с постели, наклонилась над ним и,
сжимая щеки его ладонями, трижды поцеловала его в
губы, задыхаясь и нашептывая...
Девица Анна Обоимова оказалась маленькой, толстенькой, с желтым лицом и, видимо, очарованной чем-то: в ее бесцветных глазах неистребимо застыла мягкая, радостная улыбочка, дряблые
губы однообразно растягивались и
сжимались бантиком, — говорила она обо всем вполголоса, как о тайном и приятном; умильная улыбка не исчезла с лица ее и тогда, когда девица сообщила Самгину...
Но через минуту, взглянув в комнату, он увидел, что бледное лицо Туробоева неестественно изменилось, стало шире, он, должно быть, крепко
сжал челюсти, а
губы его болезненно кривились.
В эти минуты она прицеливалась к детям, нахмурив густые брови, плотно
сжав лиловые
губы, скрестив руки и вцепившись пальцами в костлявые плечи свои.
Клим тоже посмотрел на лицо ее, полузакрытое вуалью, на плотно сжатые
губы, вот они
сжались еще плотней, рот сердито окружился морщинами, Клим нахмурился, признав в этой женщине знакомую Лютова.
«Побывав на сцене, она как будто стала проще», — подумал Самгин и начал говорить с нею в привычном, небрежно шутливом тоне, но скоро заметил, что это не нравится ей; вопросительно взглянув на него раз-два, она
сжалась, примолкла. Несколько свиданий убедили его, что держаться с нею так, как он держался раньше, уже нельзя, она не принимает его шуточек, протестует против его тона молчанием; подожмет
губы, прикроет глаза ресницами и — молчит. Это и задело самолюбие Самгина, и обеспокоило его, заставив подумать...
Он оглянулся, ему показалось, что он сказал эти слова вслух, очень громко. Горничная, спокойно вытиравшая стол, убедила его, что он кричал мысленно. В зеркале он видел лицо свое бледным, близорукие глаза растерянно мигали. Он торопливо надел очки, быстро сбежал в свою комнату и лег,
сжимая виски ладонями, закусив
губы.
Женщина улыбнулась, ковыряя песок концом зонтика. Улыбалась она своеобразно: перед тем, как разомкнуть крепко сжатые
губы небольшого рта, она
сжимала их еще крепче, так, что в углах рта появлялись лучистые морщинки. Улыбка казалась вынужденной, жестковатой и резко изменяла ее лицо, каких много.
Она, не оборачиваясь, протянула ему назад руку; он схватил ее, поцеловал в ладонь; она тихо
сжала его
губы и мгновенно порхнула в стеклянную дверь, а он остался как вкопанный.
Только братца одного не видит он совсем или видит, как мелькает большой пакет мимо окон, а самого его будто и не слыхать в доме. Даже когда Обломов нечаянно вошел в комнату, где они обедают,
сжавшись в тесную кучу, братец наскоро вытер пальцами
губы и скрылся в свою светлицу.
Она подошла к ней, пристально и ласково поглядела ей в глаза, потом долго целовала ей глаза,
губы, щеки. Положив ее голову, как ребенка, на руку себе, она любовалась ее чистой, младенческой красотой и крепко
сжала в объятиях.
Она только
сжимала изредка
губы и щурила глаза, как бы вникая с усилием.
Ходит она, руки ломает, слезы у ней текут, а
губы сжала, недвижимы.
Она придвинулась к нему, и он, сам не зная, как это случилось, потянулся к ней лицом; она не отстранилась, он
сжал крепче ее руку и поцеловал ее в
губы.
Произошло что-то странное: Иван Федорович внезапно, как бы в судороге, закусил
губу,
сжал кулаки и — еще мгновение, конечно, бросился бы на Смердякова.
— Какой же это встречи-с? Это уж не той ли самой-с? Значит, насчет мочалки, банной мочалки? — надвинулся он вдруг так, что в этот раз положительно стукнулся коленками в Алешу.
Губы его как-то особенно
сжались в ниточку.
Она подошла к окну и села. Я не хотел увеличить ее смущенья и заговорил с Чертопхановым. Маша легонько повернула голову и начала исподлобья на меня поглядывать украдкой, дико, быстро. Взор ее так и мелькал, словно змеиное
жало. Недопюскин подсел к ней и шепнул ей что-то на ухо. Она опять улыбнулась. Улыбаясь, она слегка морщила нос и приподнимала верхнюю
губу, что придавало ее лицу не то кошачье, не то львиное выражение…
Настало молчание. Я продолжал держать ее руку и глядел на нее. Она по-прежнему вся
сжималась, дышала с трудом и тихонько покусывала нижнюю
губу, чтобы не заплакать, чтобы удержать накипавшие слезы… Я глядел на нее: было что-то трогательно-беспомощное в ее робкой неподвижности: точно она от усталости едва добралась до стула и так и упала на него. Сердце во мне растаяло…
Она слушала, низко наклонясь над работой. Ее глаза заискрились, щеки загорелись румянцем, сердце стучало… Потом блеск глаз потух,
губы сжались, а сердце застучало еще сильнее, и на побледневшем лице появилось выражение испуга.
Тот схватил ее руки, крепко
сжал, так что Аделаида чуть не вскрикнула, с бесконечною радостию поглядел на нее и вдруг быстро поднес ее руку к
губам и поцеловал три раза.
Итак, гости вошли, и Петр Лукич представил Сафьяносу дочь, причем тот не по чину съежился и, взглянув на роскошный бюст Женни,
сжал кулаки и засосал по-гречески
губу.
«Играть» Мечникова не спела, а,
сжав свой сладострастный ротик, сыграла на
губах, подражая раскатывающимся звукам духового инструмента.
Вдруг, мгновенно, ее прелестные глаза наполнились слезами и засияли таким волшебным зеленым светом, каким сияет летними теплыми сумерками вечерняя звезда. Она обернула лицо к сцене, и некоторое время ее длинные нервные пальцы судорожно
сжимали обивку барьера ложи. Но когда она опять обернулась к своим друзьям, то глаза уже были сухи и на загадочных, порочных и властных
губах блестела непринужденная улыбка.
Вихров свернул эту бумагу, положил ее в карман и возвратился в дом, чтобы объясниться с Клыковым. У него при этом
губы даже от гнева дрожали и руки невольно
сжимались в кулаки.
Майзель презрительно
сжал свои
губы и подозрительно чмокнул углом рта.
Ей хотелось обнять его, заплакать, но рядом стоял офицер и, прищурив глаза, смотрел на нее.
Губы у него вздрагивали, усы шевелились — Власовой казалось, что этот человек ждет ее слез, жалоб и просьб. Собрав все силы, стараясь говорить меньше, она
сжала руку сына и, задерживая дыхание, медленно, тихо сказала...
— Он женатый? — спросила Татьяна, перебивая его речь, и тонкие
губы ее небольшого рта плотно
сжались.
«Милая ты моя, ведь я знаю, что любишь ты его…» Но не решалась — суровое лицо девушки, ее плотно сжатые
губы и сухая деловитость речи как бы заранее отталкивали ласку. Вздыхая, мать безмолвно
жала протянутую ей руку и думала...
Хохол хватался за голову, дергал усы и долго говорил простыми словами о жизни и людях. Но у него всегда выходило так, как будто виноваты все люди вообще, и это не удовлетворяло Николая. Плотно
сжав толстые
губы, он отрицательно качал головой и, недоверчиво заявляя, что это не так, уходил недовольный и мрачный.
Мать, зорко следя за ним, видела, что смуглое лицо сына становится острее, глаза смотрят все более серьезно и
губы его
сжались странно строго.
— Да, да! — говорила тихо мать, качая головой, а глаза ее неподвижно разглядывали то, что уже стало прошлым, ушло от нее вместе с Андреем и Павлом. Плакать она не могла, — сердце
сжалось, высохло,
губы тоже высохли, и во рту не хватало влаги. Тряслись руки, на спине мелкой дрожью вздрагивала кожа.
И торопливо ушла, не взглянув на него, чтобы не выдать своего чувства слезами на глазах и дрожью
губ. Дорогой ей казалось, что кости руки, в которой она крепко
сжала ответ сына, ноют и вся рука отяжелела, точно от удара по плечу. Дома, сунув записку в руку Николая, она встала перед ним и, ожидая, когда он расправит туго скатанную бумажку, снова ощутила трепет надежды. Но Николай сказал...
Когда голова Лавровского опускалась еще ниже и из горла слышался храп, прерываемый нервными всхлипываниями, — маленькие детские головки наклонялись тогда над несчастным. Мы внимательно вглядывались в его лицо, следили за тем, как тени преступных деяний пробегали по нем и во сне, как нервно сдвигались брови и
губы сжимались в жалостную, почти no-детски плачущую гримасу.
Давно ли его юное сердце благоговело перед своим героем, идеалом, а теперь его бледное красивое — до того красивое лицо, что Марья Николаевна его заметила и высунулась в окошко кареты — это благородное лицо пышет злобой и презрением; глаза, столь похожие на те глаза! — впиваются в Санина, и
губы сжимаются… и раскрываются вдруг для обиды…
Но ее влажные коричневые глаза, с томно-синеватыми веками, улыбались так задорно, а
губы сжались в такой очаровательный красный морщинистый бутон, что Александров, наклонившись к ее уху, сказал шепотом...
— Да не оставлю же я вас, Степан Трофимович, никогда не оставлю-с! — схватила она его руки и
сжала в своих, поднося их к сердцу, со слезами на глазах смотря на него. («Жалко уж очень мне их стало в ту минуту», — передавала она.)
Губы его задергались как бы судорожно.
Довольно долго сидел он так, изредка шамкая
губами и крепко
сжав в руке ручку зонтика.
За ужином Термосесов, оставив дам, подступил поближе к мужчинам и выпил со всеми. И выпил как должно, изрядно, но не охмелел, и тут же внезапно сблизился с Ахиллой, с Дарьяновым и с отцом Захарией. Он заговаривал не раз и с Туберозовым, но старик не очень поддавался на сближение. Зато Ахилла после часовой или получасовой беседы, ко всеобщему для присутствующих удивлению, неожиданно перешел с Термосесовым на «ты»,
жал ему руку, целовал его толстую
губу и даже сделал из его фамилии кличку.
Коренник мнется и тычет ногами, как старый генерал, подходящий, чтобы кого-то распечь: он то скусит
губу налево, то скусит ее направо, то встряхнет головой и опять тычет и тычет ногами; пристяжные то вьются, как отыскивающие vis-а-vis [Партнер в танцах (франц.).] уланские корнеты, то
сжимаются в клубочки, как спутанные овцы; малиновый колокольчик шлепнет колечком в край и снова прилип и молчит; одни бубенчики глухо рокочут, но рокочут без всякого звона.
Оттопыренная, как у детей, с чуть покрывавшим ее пушком верхняя
губа его точно прихлебывала,
сжимаясь и распускаясь.
Она была закутана в черную кофту, повязана черным платком и, посинелыми от холода
губами сжимая черный мундштук, пускала густыми тучами черный дым.
Виктора Ревякина Машенька отвезла в лечебницу в Воргород и воротилась оттуда похудев, сумрачная, глаза её стали темнее и больше, а
губы точно высохли и крепко
сжались. Стала молчаливее, но беспокойнее, и даже в походке её замечалось нерешительное, осторожное, точно она по тонкой жёрдочке шла.
Но вот улыбка соскользнула с лица, снова морщина свела брови,
губы плотно
сжались, и перед ним сидит чужой, строгий человек, вызывая смутную тревогу.