Неточные совпадения
— Слушаю-с, — ответил Василий и взялся за голову
лошади. — А уж
сев, Константин Дмитрич, — сказал он заискивая, — первый сорт. Только ходить страсть! По пудовику
на лапте волочишь.
Был уже шестой час и потому, чтобы поспеть во-время и вместе с тем не ехать
на своих
лошадях, которых все знали, Вронский
сел в извозчичью карету Яшвина и велел ехать как можно скорее. Извозчичья старая четвероместная карета была просторна. Он
сел в угол, вытянул ноги
на переднее место и задумался.
Брат
сел под кустом, разобрав удочки, а Левин отвел
лошадь, привязал ее и вошел в недвижимое ветром огромное серо-зеленое море луга. Шелковистая с выспевающими семенами трава была почти по пояс
на заливном месте.
Это он почувствовал при одном виде Игната и
лошадей; но когда он надел привезенный ему тулуп,
сел закутавшись в сани и поехал, раздумывая о предстоящих распоряжениях в деревне и поглядывая
на пристяжную, бывшую верховою, Донскую, надорванную, но лихую
лошадь, он совершенно иначе стал понимать то, что с ним случилось.
Возвратясь домой, я
сел верхом и поскакал в степь; я люблю скакать
на горячей
лошади по высокой траве, против пустынного ветра; с жадностью глотаю я благовонный воздух и устремляю взоры в синюю даль, стараясь уловить туманные очерки предметов, которые ежеминутно становятся все яснее и яснее.
Не доезжая слободки, я повернул направо по ущелью. Вид человека был бы мне тягостен: я хотел быть один. Бросив поводья и опустив голову
на грудь, я ехал долго, наконец очутился в месте, мне вовсе не знакомом; я повернул коня назад и стал отыскивать дорогу; уж солнце
садилось, когда я подъехал к Кисловодску, измученный,
на измученной
лошади.
Здесь Чичиков, не дожидаясь, что будет отвечать
на это Ноздрев, скорее за шапку да по-за спиною капитана-исправника выскользнул
на крыльцо,
сел в бричку и велел Селифану погонять
лошадей во весь дух.
Он поскорей звонит. Вбегает
К нему слуга француз Гильо,
Халат и туфли предлагает
И подает ему белье.
Спешит Онегин одеваться,
Слуге велит приготовляться
С ним вместе ехать и с собой
Взять также ящик боевой.
Готовы санки беговые.
Он
сел,
на мельницу летит.
Примчались. Он слуге велит
Лепажа стволы роковые
Нести за ним, а
лошадямОтъехать в поле к двум дубкам.
Прямым Онегин Чильд Гарольдом
Вдался в задумчивую лень:
Со сна
садится в ванну со льдом,
И после, дома целый день,
Один, в расчеты погруженный,
Тупым кием вооруженный,
Он
на бильярде в два шара
Играет с самого утра.
Настанет вечер деревенский:
Бильярд оставлен, кий забыт,
Перед камином стол накрыт,
Евгений ждет: вот едет Ленский
На тройке чалых
лошадей;
Давай обедать поскорей!
Володя
сел на «охотничью
лошадь», несмотря
на твердость своего характера, не без некоторого содрогания, и, оглаживая ее, несколько раз спросил...
Коли так рассуждать, то и
на стульях ездить нельзя; а Володя, я думаю, сам помнит, как в долгие зимние вечера мы накрывали кресло платками, делали из него коляску, один
садился кучером, другой лакеем, девочки в середину, три стула были тройка
лошадей, — и мы отправлялись в дорогу.
Вот послышались шаги папа
на лестнице; выжлятник подогнал отрыскавших гончих; охотники с борзыми подозвали своих и стали
садиться. Стремянный подвел
лошадь к крыльцу; собаки своры папа, которые прежде лежали в разных живописных позах около нее, бросились к нему. Вслед за ним, в бисерном ошейнике, побрякивая железкой, весело выбежала Милка. Она, выходя, всегда здоровалась с псарными собаками: с одними поиграет, с другими понюхается и порычит, а у некоторых поищет блох.
То над носом юлит у коренной,
То лоб укусит пристяжной,
То вместо кучера
на ко́злы вдруг
садится,
Или, оставя
лошадей,
И вдоль и поперёк шныряет меж людей...
Поутру пришли меня звать от имени Пугачева. Я пошел к нему. У ворот его стояла кибитка, запряженная тройкою татарских
лошадей. Народ толпился
на улице. В сенях встретил я Пугачева: он был одет по-дорожному, в шубе и в киргизской шапке. Вчерашние собеседники окружали его, приняв
на себя вид подобострастия, который сильно противуречил всему, чему я был свидетелем накануне. Пугачев весело со мною поздоровался и велел мне
садиться с ним в кибитку.
Кому назначено-с, не миновать судьбы:
Молчалин
на́
лошадь садился, ногу в стремя,
А
лошадь на дыбы,
Он об землю и прямо в темя.
Когда же Базаров, после неоднократных обещаний вернуться никак не позже месяца, вырвался наконец из удерживавших его объятий и
сел в тарантас; когда
лошади тронулись, и колокольчик зазвенел, и колеса завертелись, — и вот уже глядеть вслед было незачем, и пыль улеглась, и Тимофеич, весь сгорбленный и шатаясь
на ходу, поплелся назад в свою каморку; когда старички остались одни в своем, тоже как будто внезапно съежившемся и подряхлевшем доме, — Василий Иванович, еще за несколько мгновений молодцевато махавший платком
на крыльце, опустился
на стул и уронил голову
на грудь.
Но тяжелая туша Бердникова явилась в игре Самгина медведем сказки о том, как маленькие зверки поселились для дружеской жизни в черепе
лошади, но пришел медведь, спросил — кто там, в черепе, живет? — и, когда зверки назвали себя, он сказал: «А я всех вас давишь»,
сел на череп и раздавил его вместе с жителями.
На дачу он приехал вечером и пошел со станции обочиной соснового леса, чтоб не идти песчаной дорогой: недавно по ней провезли в
село колокола, глубоко измяв ее людями и
лошадьми. В тишине идти было приятно, свечи молодых сосен курились смолистым запахом, в просветах между могучими колоннами векового леса вытянулись по мреющему воздуху красные полосы солнечных лучей, кора сосен блестела, как бронза и парча.
Сказав адрес, она
села в сани; когда озябшая
лошадь резко поскакала, Нехаеву так толкнуло назад, что она едва не перекинулась через спинку саней. Клим тоже взял извозчика и, покачиваясь, задумался об этой девушке, не похожей
на всех знакомых ему.
На минуту ему показалось, что в ней как будто есть нечто общее с Лидией, но он немедленно отверг это сходство, найдя его нелестным для себя, и вспомнил ворчливое замечание Варавки-отца...
— Пишу другой: мальчика заставили пасти гусей, а когда он полюбил птиц, его сделали помощником конюха. Он полюбил
лошадей, но его взяли во флот. Он море полюбил, но сломал себе ногу, и пришлось ему служить лесным сторожем. Хотел жениться — по любви —
на хорошей девице, а женился из жалости
на замученной вдове с двумя детьми. Полюбил и ее, она ему родила ребенка; он его понес крестить в
село и дорогой заморозил…
Наконец, если и постигнет такое несчастие — страсть, так это все равно, как случается попасть
на избитую, гористую, несносную дорогу, по которой и
лошади падают, и седок изнемогает, а уж родное
село в виду: не надо выпускать из глаз и скорей, скорей выбираться из опасного места…
Райскому оседлали
лошадь, а сзади их Татьяна Марковна отправила целую тележку с гостинцами Анне Ивановне. И оба, вместо восьми часов, как хотели, едва выбрались из дома в десять и в половине одиннадцатого
сели на паром Тушина.
Я
сел;
лошади вдруг стали ворочать назад; телега затрещала, Затей терялся; прибежали якуты;
лошади начали бить; наконец их распрягли и привязали одну к загородке, ограждающей болото; она рванулась; гнилая загородка не выдержала, и
лошадь помчалась в лес, унося с собой
на веревке почти целое бревно от забора.
От слободы Качуги пошла дорога степью; с Леной я распрощался. Снегу было так мало, что он не покрыл траву;
лошади паслись и щипали ее, как весной.
На последней станции все горы; но я ехал ночью и не видал Иркутска с Веселой горы. Хотел было доехать бодро, но в дороге сон неодолим. Какое неловкое положение ни примите, как ни
сядьте, задайте себе урок не заснуть, пугайте себя всякими опасностями — и все-таки заснете и проснетесь, когда экипаж остановится у следующей станции.
Экипажи спускают
на Лену
на одной
лошади, или коне, как здесь все говорят, и уже внизу подпрягают других, и тут еще держат их человек пять ямщиков, пока
садится очередный ямщик; и когда он заберет вожжи, все расступятся и тройка или пятерка помчит что есть мочи, но скоро утомится: снег глубок, бежать вязко, или, по-здешнему, убродно.
Они уныло стоят в упряжи, привязанные к пустым саням или бочке, преграждающей им самовольную отлучку со двора; но едва проезжие начнут
садиться, они навострят уши, ямщики обступят их кругом, по двое держат каждую
лошадь, пока ямщик
садится на козлы.
Мы вышли к большому монастырю, в главную аллею, которая ведет в столицу, и
сели там
на парапете моста. Дорога эта оживлена особенным движением: беспрестанно идут с ношами овощей взад и вперед или ведут
лошадей с перекинутыми через спину кулями риса, с папушами табаку и т. п.
Лошади фыркали и пятились от нас. В полях везде работают. Мы пошли
на сахарную плантацию. Она отделялась от большой дороги полями с рисом, которые были наполнены водой и походили
на пруды с зеленой, стоячей водой.
Стали встречаться
села с большими запасами хлеба, сена,
лошади, рогатый скот, домашняя птица. Дорога все — Лена, чудесная, проторенная частой ездой между Иркутском,
селами и приисками. «А что, смирны ли у вас
лошади?» — спросишь
на станции. «Чего не смирны? словно овцы: видите, запряжены, никто их не держит, а стоят». — «Как же так? а мне надо бы
лошадей побойчее», — говорил я, сбивая их. «
Лошадей тебе побойчее?» — «Ну да». — «Да эти-то ведь настоящие черти: их и не удержишь ничем». И оно действительно так.
Нехлюдов сошел вниз
на двор и мимо пожарных
лошадей, и кур, и часового в медном шлеме прошел в ворота,
сел на своего — опять заснувшего извозчика и поехал
на вокзал.
От
села Осиновки Захаров поехал
на почтовых
лошадях, заглядывая в каждую фанзу и расспрашивая встречных, не видел ли кто-нибудь старика гольда из рода Узала. Немного не доезжая урочища Анучино, в фанзочке
на краю дороги он застал какого-то гольда-охотника, который увязывал котомку и разговаривал сам с собою.
На вопрос, не знает ли он гольда Дерсу Узала, охотник отвечал...
Вот идет Ермил к
лошади, а
лошадь от него таращится, храпит, головой трясет; однако он ее отпрукал,
сел на нее с барашком и поехал опять, барашка перед собой держит.
Между прочими выдумками соорудил он однажды, по собственным соображениям, такую огромную семейственную карету, что, несмотря
на дружные усилия согнанных со всего
села крестьянских
лошадей вместе с их владельцами, она
на первом же косогоре завалилась и рассыпалась.
От
села Котельного начиналась дорога, отмеченная верстовыми столбами. Около деревни
на столбе значилась цифра 74. Нанять
лошадей не было денег. Мне непременно хотелось довести съемки до конца, что было возможно только при условии, если идти пешком. Кроме того, ветхая одежонка заставляла нас согреваться движением.
Через Вай-Фудзин мы переправились верхом
на лошадях и затем пошли по почтовому тракту, соединяющему пост Ольги с
селом Владимиро-Александровским
на реке Сучане.
Недавно еще, проезжая через местечко ***, вспомнил я о моем приятеле; я узнал, что станция, над которой он начальствовал, уже уничтожена.
На вопрос мой: «Жив ли старый смотритель?» — никто не мог дать мне удовлетворительного ответа. Я решился посетить знакомую сторону, взял вольных
лошадей и пустился в
село Н.
Дуня
села в кибитку подле гусара, слуга вскочил
на облучок, ямщик свистнул, и
лошади поскакали.
Подъехав к господскому дому, он увидел белое платье, мелькающее между деревьями сада. В это время Антон ударил по
лошадям и, повинуясь честолюбию, общему и деревенским кучерам как и извозчикам, пустился во весь дух через мост и мимо
села. Выехав из деревни, поднялись они
на гору, и Владимир увидел березовую рощу и влево
на открытом месте серенький домик с красной кровлею; сердце в нем забилось; перед собою видел он Кистеневку и бедный дом своего отца.
На полдороге мы останавливались обедать и кормить
лошадей в большом
селе Перхушкове, имя которого попалось в наполеоновские бюллетени.
Спешившиеся уланы сидели кучками около
лошадей, другие
садились на коней; офицеры расхаживали, с пренебрежением глядя
на полицейских; плац-адъютанты приезжали с озабоченным видом, с желтым воротником и, ничего не сделавши, — уезжали.
Лошадей приводили, я с внутренним удовольствием слушал их жеванье и фырканье
на дворе и принимал большое участие в суете кучеров, в спорах людей о том, где кто
сядет, где кто положит свои пожитки; в людской огонь горел до самого утра, и все укладывались, таскали с места
на место мешки и мешочки и одевались по-дорожному (ехать всего было около восьмидесяти верст!).
И вот мы опять едем тем же проселком; открывается знакомый бор и гора, покрытая орешником, а тут и брод через реку, этот брод, приводивший меня двадцать лет тому назад в восторг, — вода брызжет, мелкие камни хрустят, кучера кричат,
лошади упираются… ну вот и
село, и дом священника, где он сиживал
на лавочке в буром подряснике, простодушный, добрый, рыжеватый, вечно в поту, всегда что-нибудь прикусывавший и постоянно одержимый икотой; вот и канцелярия, где земский Василий Епифанов, никогда не бывавший трезвым, писал свои отчеты, скорчившись над бумагой и держа перо у самого конца, круто подогнувши третий палец под него.
Вдова начала громко жаловаться
на судьбу. Все у них при покойном муже было: и чай, и ром, и вино, и закуски… А
лошади какие были, особливо тройка одна! Эту тройку покойный муж целых два года подбирал и наконец в именины подарил ей… Она сама, бывало, и правит ею. Соберутся соседи, заложат тележку,
сядет человека четыре кавалеров, кто прямо, кто сбоку, и поедут кататься. Шибко-шибко. Кавалеры, бывало, трусят, кричат: «Тише, Калерия Степановна, тише!» — а она нарочно все шибче да шибче…
Матушка даже повернулась
на стуле при одной мысли, как бы оно хорошо вышло. Некоторое время она молчала; вероятно, в голове ее уже роились мечты. Купить земли — да побольше — да крестьян без земли
на своз душ пятьсот, тоже недорого, от сорока до пятидесяти рублей за душу, да и
поселить их там. Земля-то новая — сколько она приплода даст!
Лошадей развести, овец…
— «А вследствие того, приказываю тебе сей же час женить твоего сына, Левка Макогоненка,
на козачке из вашего же
села, Ганне Петрыченковой, а также починить мосты
на столбовой дороге и не давать обывательских
лошадей без моего ведома судовым паничам, хотя бы они ехали прямо из казенной палаты. Если же, по приезде моем, найду оное приказание мое не приведенным в исполнение, то тебя одного потребую к ответу. Комиссар, отставной поручик Козьма Деркач-Дришпановский».
Возле пристани по берегу, по-видимому без дела, бродило с полсотни каторжных: одни в халатах, другие в куртках или пиджаках из серого сукна. При моем появлении вся полсотня сняла шапки — такой чести до сих пор, вероятно, не удостоивался еще ни один литератор.
На берегу стояла чья-то
лошадь, запряженная в безрессорную линейку. Каторжные взвалили мой багаж
на линейку, человек с черною бородой, в пиджаке и в рубахе навыпуск,
сел на козлы. Мы поехали.
Весь воздух наполнялся их звонкими, заливными трелями: одни вились над
лошадьми, другие опускались около дороги
на землю и бежали с неимоверным проворством, третьи
садились по вехам.
Вылетев навстречу человеку или собаке, даже
лошади, корове и всякому животному, — ибо слепой инстинкт не умеет различать, чье приближение опасно и чье безвредно, — болотный кулик бросается прямо
на охотника, подлетает вплоть, трясется над его головой, вытянув ноги вперед, как будто упираясь ими в воздух, беспрестанно
садится и бежит прочь, все стараясь отвести в противоположную сторону от гнезда.
Между тем как в кибитке моей
лошадей переменяли, я захотел посетить высокую гору, близ Бронниц находящуюся,
на которой, сказывают, в древние времена до пришествия, думаю, славян, стоял храм, славившийся тогда издаваемыми в оном прорицаниями, для слышания коих многие северные владельцы прихаживали.
На том месте, повествуют, где ныне стоит
село Бронницы, стоял известный в северной древней истории город Холмоград. Ныне же
на месте славного древнего капища построена малая церковь.
Сей день путешествие мое было неудачно;
лошади были худы, выпрягались поминутно; наконец, спускаяся с небольшой горы, ось у кибитки переломилась, и я далее ехать не мог. — Пешком ходить мне в привычку. Взяв посошок, отправился я вперед к почтовому стану. Но прогулка по большой дороге не очень приятна для петербургского жителя, не похожа
на гулянье в Летнем саду или в Баба, скоро она меня утомила, и я принужден был
сесть.
Такими-то рассуждениями старался помочь Лаврецкий своему горю, но оно было велико и сильно; и сама, выжившая не столько из ума, сколько изо всякого чувства, Апраксея покачала головой и печально проводила его глазами, когда он
сел в тарантас, чтобы ехать в город.
Лошади скакали; он сидел неподвижно и прямо и неподвижно глядел вперед
на дорогу.