Неточные совпадения
—
Я очень благодарен за твое доверие
ко мне, — кротко повторил он по-русски сказанную при Бетси по-французски фразу и
сел подле нее. Когда он говорил по-русски и говорил ей «ты», это «ты» неудержимо раздражало Анну. — И очень благодарен за твое решение.
Я тоже полагаю, что, так как он едет, то и нет никакой надобности графу Вронскому приезжать сюда. Впрочем…
—
Я теперь уеду и засяду дома, и тебе нельзя будет
ко мне, — сказала Дарья Александровна,
садясь подле нее. —
Мне хочется поговорить с тобой.
«Княжна, mon ange!» — «Pachette!» — «—Алина»! —
«Кто б мог подумать? Как давно!
Надолго ль? Милая! Кузина!
Садись — как это мудрено!
Ей-богу, сцена из романа…» —
«А это дочь моя, Татьяна». —
«Ах, Таня! подойди
ко мне —
Как будто брежу
я во сне…
Кузина, помнишь Грандисона?»
«Как, Грандисон?.. а, Грандисон!
Да, помню, помню. Где же он?» —
«В Москве, живет у Симеона;
Меня в сочельник навестил;
Недавно сына он женил.
— Auf, Kinder, auf!.. s’ist Zeit. Die Mutter ist schon im Saal, [Вставать, дети, вставать!.. пора. Мать уже в зале (нем.).] — крикнул он добрым немецким голосом, потом подошел
ко мне,
сел у ног и достал из кармана табакерку.
Я притворился, будто сплю. Карл Иваныч сначала понюхал, утер нос, щелкнул пальцами и тогда только принялся за
меня. Он, посмеиваясь, начал щекотать мои пятки. — Nu, nun, Faulenzer! [Ну, ну, лентяй! (нем.).] — говорил он.
— Да,
я подслушивал; теперь пойдемте
ко мне; здесь и
сесть негде.
Я приближался к месту моего назначения. Вокруг
меня простирались печальные пустыни, пересеченные холмами и оврагами. Все покрыто было снегом. Солнце
садилось. Кибитка ехала по узкой дороге, или точнее по следу, проложенному крестьянскими санями. Вдруг ямщик стал посматривать в сторону и, наконец, сняв шапку, оборотился
ко мне и сказал: «Барин, не прикажешь ли воротиться?»
— Ничего, не тревожьтесь…
сядьте там… Не подходите
ко мне: ведь моя болезнь заразительная.
Как бы то ни было, но в редкой девице встретишь такую простоту и естественную свободу взгляда, слова, поступка. У ней никогда не прочтешь в глазах: «теперь
я подожму немного губу и задумаюсь —
я так недурна. Взгляну туда и испугаюсь, слегка вскрикну, сейчас подбегут
ко мне.
Сяду у фортепьяно и выставлю чуть-чуть кончик ноги…»
— Ваше нынешнее лицо, особенные взгляды, которые вы обращали
ко мне, —
я не поняла их.
Я думала, вы знаете все, хотела допроситься, что у вас на уме…
Я поторопилась… Но все равно, рано или поздно —
я сказала бы вам…
Сядьте, выслушайте
меня и потом оттолкните!
— Крафт, вы к ним и еще пойдете? — вдруг спросил
я его. Он медленно обернулся
ко мне, как бы плохо понимая
меня.
Я сел на стул.
—
Я стоял, смотрел на вас и вдруг прокричал: «Ах, как хорошо, настоящий Чацкий!» Вы вдруг обернулись
ко мне и спрашиваете: «Да разве ты уже знаешь Чацкого?» — а сами
сели на диван и принялись за кофей в самом прелестном расположении духа, — так бы вас и расцеловал.
В комнате, даже слишком небольшой, было человек семь, а с дамами человек десять. Дергачеву было двадцать пять лет, и он был женат. У жены была сестра и еще родственница; они тоже жили у Дергачева. Комната была меблирована кое-как, впрочем достаточно, и даже было чисто. На стене висел литографированный портрет, но очень дешевый, а в углу образ без ризы, но с горевшей лампадкой. Дергачев подошел
ко мне, пожал руку и попросил
садиться.
— Нет, видите, Долгорукий,
я перед всеми дерзок и начну теперь кутить.
Мне скоро сошьют шубу еще лучше, и
я буду на рысаках ездить. Но
я буду знать про себя, что
я все-таки у вас не
сел, потому что сам себя так осудил, потому что перед вами низок. Это все-таки
мне будет приятно припомнить, когда
я буду бесчестно кутить. Прощайте, ну, прощайте. И руки вам не даю; ведь Альфонсинка же не берет моей руки. И, пожалуйста, не догоняйте
меня, да и
ко мне не ходите; у нас контракт.
— Скверно очень-с, — прошептал на этот раз уже с разозленным видом рябой. Между тем Ламберт возвратился почти совсем бледный и что-то, оживленно жестикулируя, начал шептать рябому. Тот между тем приказал лакею поскорей подавать кофе; он слушал брезгливо; ему, видимо, хотелось поскорее уйти. И однако, вся история была простым лишь школьничеством. Тришатов с чашкою кофе перешел с своего места
ко мне и
сел со
мною рядом.
— Сережа!.. — вскрикнула Павла Ивановна и всплеснула своими высохшими морщинистыми руками. — Откуда? Какими судьбами?.. А помните, как вы с Костей бегали
ко мне, этакими мальчугашками… Что же
я…
садитесь сюда.
Алеша, поди
ко мне,
сядь сюда, — манила она его с радостною улыбкой, — вот так, вот
садись сюда, скажи ты
мне (она взяла его за руку и заглядывала ему, улыбаясь, в лицо), — скажи ты
мне: люблю
я того или нет?
Как ни привык Гарибальди
ко всему этому, но, явным образом взволнованный, он
сел на небольшой диван, дамы окружили его,
я стал возле дивана, и на него налетело облако тяжелых дум — но на этот раз он не вытерпел и сказал...
Как-то утром
я взошел в комнату моей матери; молодая горничная убирала ее; она была из новых, то есть из доставшихся моему отцу после Сенатора.
Я ее почти совсем не знал.
Я сел и взял какую-то книгу.
Мне показалось, что девушка плачет; взглянул на нее — она в самом деле плакала и вдруг в страшном волнении подошла
ко мне и бросилась
мне в ноги.
Это комната Гверцони; хотите
ко мне, хотите остаться здесь?» — спросил он и
сел.
—
Садитесь сюда на кресла, поближе
ко мне,
я ведь короткая приятельница с вашим отцом и люблю его.
— О, не дрожи, моя красная калиночка! Прижмись
ко мне покрепче! — говорил парубок, обнимая ее, отбросив бандуру, висевшую на длинном ремне у него на шее, и
садясь вместе с нею у дверей хаты. — Ты знаешь, что
мне и часу не видать тебя горько.
В облаке пара на нас никто не обратил внимания. Мы
сели за пустой грязный столик.
Ко мне подошел знакомый буфетчик, будущий миллионер и домовладелец.
Я приказал подать полбутылки водки, пару печеных яиц на закуску — единственное, что
я требовал в трущобах.
Это столкновение сразу стало гимназическим событием. Матери
я ничего не говорил, чтобы не огорчать ее, но чувствовал, что дело может стать серьезным. Вечером
ко мне пришел один из товарищей, старший годами, с которым мы были очень близки. Это был превосходный малый, туговатый на ученье, но с большим житейским смыслом. Он
сел на кровати и, печально помотав головой, сказал...
Я никогда не слышал между ними таких горячих споров, да еще в такой час, и, удивленный,
я сел в своей постели. Заметив неожиданного слушателя, они оба обратились
ко мне.
— Ну, что же ты будешь делать-то, петух? — язвил его Харитон Артемьич, хлопая по плечу. — Летать умеешь, а где
сядешь? Поступай
ко мне в помощники…
Я тебя сейчас в чин произведу: будешь отставной козы барабанщиком.
Если же
мне случалось по нездоровью долго не ходить на охоту, то они, истощив все другие знаки нетерпенья,
садились или ложились передо
мною и принимались лаять и выть; потом бросались
ко мне ласкаться, потом подбегали к ружьям и другим охотничьим снарядам и потом снова принимались визжать и лаять.
— Очень рад, господа; ступайте,
садитесь туда
ко всем,
я сейчас приду, — отделался наконец князь, торопясь к Евгению Павловичу.
— Да
меня на веревке теперь на фабрику не затащишь! — орал Самоварник, размахивая руками. — Сам большой — сам маленький, и близко не подходи
ко мне… А фабрика стой, рудник стой… Ха-ха!..
Я в лавку к Груздеву торговать
сяду, заведу сапоги со скрипом.
Кстати,
я давно собираюсь поговорить с вами откровенно об теперешнем нашем положении;
сядьте, пожалуйста,
ко мне на постель и выслушайте
меня внимательно.
Но самое главное мое удовольствие состояло в том, что приносили
ко мне мою милую сестрицу, давали поцеловать, погладить по головке, а потом нянька
садилась с нею против
меня, и
я подолгу смотрел на сестру, указывая то на одну, то на другую мою игрушку и приказывая подавать их сестрице.
Я спросил его о причине, и он, встав потихоньку, чтоб не разбудить мою мать, подошел
ко мне,
сел на диван, на котором
я обыкновенно спал, и сказал вполголоса: «
Я уж давно не сплю.
— Ты сам
меня как-то спрашивал, — продолжал Имплев, — отчего это, когда вот помещики и чиновники съедутся, сейчас же в карты
сядут играть?.. Прямо от неучения! Им не об чем между собой говорить; и чем необразованней общество, тем склонней оно
ко всем этим играм в кости, в карты; все восточные народы, которые еще необразованнее нас, очень любят все это, и у них, например, за величайшее блаженство считается их кейф, то есть, когда человек ничего уж и не думает даже.
— Нет,
я не настолько больна, могу еще сидеть, — возразила Фатеева. — Ну,
садитесь, только поближе
ко мне.
А
мне ты снилась чуть не каждую ночь, и каждую ночь ты
ко мне приходила, и
я над тобой плакал, а один раз ты, как маленькая, пришла, помнишь, когда еще тебе только десять лет было и ты на фортепьяно только что начинала учиться, — пришла в коротеньком платьице, в хорошеньких башмачках и с ручками красненькими… ведь у ней красненькие такие ручки были тогда, помнишь, Аннушка? — пришла
ко мне, на колени
села и обняла
меня…
— С нами, что ли, в стуколку играть
сядете? — тем не менее любезно обратился
ко мне хозяин, делая вид, что очищает место подле себя.
Первый случай был в Черноборском уезде. В
селе Березине произошел пожар; причина пожара заключалась в поджоге, признаки которого были слишком очевидны, чтобы дать место хотя малейшему сомнению. Оставалось раскрыть, кто был виновником поджога, и был ли он умышленный или неумышленный. Среди разысканий моих по этому предмету являются
ко мне мужик и баба, оба очень молодые, и обвиняют себя в поджоге избы. При этом рассказывают
мне и все малейшие подробности поджога с изумительною ясностию и полнотою.
Подумал-подумал
я; вижу, точно мои вожжи; ну, и мир, знашь, лаяться на
меня зачал: вспомнили туточки, что какая-то старуха накануне по
селу шаталась, что она и в избу-то
ко мне заходила — как тут запрешься?
— Ну что там дело!.. дело не медведь, в лес не убежит, а ты прежде подойди-ка сюда
ко мне:
сядем рядом, да поговорим ладом, по-старому, по-бывалому.
А
мне в ту пору, как
я на форейторскую подседельную
сел, было еще всего одиннадцать лет, и голос у
меня был настоящий такой, как по тогдашнему приличию для дворянских форейторов требовалось: самый пронзительный, звонкий и до того продолжительный, что
я мог это «ддди-ди-и-и-ттт-ы-о-о» завести и полчаса этак звенеть; но в теле своем силами
я еще не могуч был, так что дальние пути не мог свободно верхом переносить, и
меня еще приседлывали к лошади, то есть к седлу и к подпругам,
ко всему ремнями умотают и сделают так, что упасть нельзя.
— У него есть такт, — говорил он одному своему компаниону по заводу, — чего бы
я никак не ожидал от деревенского мальчика. Он не навязывается, не ходит
ко мне без зову; и когда заметит, что он лишний, тотчас уйдет; и денег не просит: он малый покойный. Есть странности… лезет целоваться, говорит, как семинарист… ну, да от этого отвыкнет; и то хорошо, что он не
сел мне на шею.
—
Я был в креслах, куда ж ты, на колени бы
ко мне сел? — сказал Петр Иваныч, — вот завтра поди себе один.
Мне казалось всегда больно и оскорбительно, когда он, приходя
ко мне на верх, молча близко подсаживался
ко мне, немножко с тем выражением, с которым доктор
садится на постель тяжелого больного.
— Во-первых,
я вам вовсе не Олечка, а Ольга Николаевна. Ну, пойдемте, если уж вам так хочется. Только, наверно, это пустяки какие-нибудь, — сказала она,
садясь на маленький диванчик и обмахиваясь веером. — Ну, какое же у вас
ко мне дело?
— Да благословит же святая троица и московские чудотворцы нашего великого государя! — произнес он дрожащим голосом, — да продлит прещедрый и премилостивый бог без счету царские дни его! не тебя ожидал
я, князь, но ты послан
ко мне от государя, войди в дом мой. Войдите, господа опричники! Прошу вашей милости! А
я пойду отслужу благодарственный молебен, а потом
сяду с вами пировать до поздней ночи.
Придя
ко мне на чай, он сначала рассмешил всю казарму, рассказав, как поручик Ш. отделал утром нашего плац-майора, и,
сев подле
меня, с довольным видом объявил
мне, что, кажется, театр состоится.
Он бросился
ко мне, вытянув тонкие, крепкие руки, сверкая зелеными глазами;
я вскочил, ткнул ему головой в живот, — старик
сел на пол и несколько тяжелых секунд смотрел на
меня, изумленно мигая, открыв темный рот, потом спросил спокойно...
Ситанов относится
ко мне дружески, — этим
я обязан моей толстой тетради, в которой записаны стихи. Он не верит в бога, но очень трудно понять — кто в мастерской, кроме Ларионыча, любит бога и верит в него: все говорят о нем легкомысленно, насмешливо, так же, как любят говорить о хозяйке. Однако,
садясь обедать и ужинать, — все крестятся, ложась спать — молятся, ходят в церковь по праздникам.
Чуть что не по нем — вскочит, завизжит: «Обижают, дескать,
меня, бедность мою обижают, уважения не питают
ко мне!» Без Фомы к столу не смей
сесть, а сам не выходит: «
Меня, дескать, обидели;
я убогий странник,
я и черного хлебца поем».
На днях приезжает
ко мне из Петербурга К***, бывший целовальник, а ныне откупщик и публицист. Обрадовались;
сели, сидим. Зашла речь об нынешних делах. Что и как. Многое похвалили, иному удивились, о прочем прошли молчанием. Затем перешли к братьям-славянам, а по дороге и «больного человека» задели. Решили, что надо пустить кровь. Переговорив обо всем, вижу, что уже три часа, время обедать, а он все сидит.
«Подойдите
ко мне поближе, господин Багров,
сядьте возле моей постели.