Неточные совпадения
Только когда в этот вечер он приехал к ним пред
театром, вошел в ее комнату и увидал заплаканное, несчастное от непоправимого, им произведенного горя, жалкое и милое лицо, он понял ту пучину, которая отделяла его позорное прошедшее от ее голубиной чистоты, и ужаснулся тому, что он
сделал.
Если бы кто взглянул из окошка в осеннее время и особенно когда по утрам начинаются маленькие изморози, то бы увидел, что вся дворня
делала такие скачки, какие вряд ли удастся выделать на
театрах самому бойкому танцовщику.
— Вы смотрите в
театре босяков и думаете найти золото в грязи, а там — нет золота, там — колчедан, из него
делают серную кислоту, чтоб ревнивые женщины брызгали ею в глаза своих спорниц…
— Какой ужасный город! В Москве все так просто… И — тепло. Охотный ряд, Художественный
театр, Воробьевы горы… На Москву можно посмотреть издали, я не знаю, можно ли видеть Петербург с высоты, позволяет ли он это? Такой плоский, огромный, каменный… Знаешь — Стратонов сказал: «Мы, политики, хотим
сделать деревянную Россию каменной».
— Большой, волосатый, рыжий, горластый, как дьякон, с бородой почти до пояса, с глазами быка и такой же силой, эдакое, знаешь, сказочное существо. Поссорится с отцом, старичком пудов на семь, свяжет его полотенцами, втащит по лестнице на крышу и, развязав, посадит верхом на конек. Пьянствовал, разумеется. Однако — умеренно. Там все пьют, больше
делать нечего. Из трех с лишком тысяч населения только пятеро были в Томске и лишь один знал, что такое
театр, вот как!
Нечего
делать, он ехал в
театр, зевал, как будто хотел вдруг проглотить сцену, чесал затылок и перекладывал ногу на ногу.
Когда источники иссякли, он изредка, в год раз, иногда два,
сделает дорогую шалость, купит брильянты какой-нибудь Armance, экипаж, сервиз, ездит к ней недели три, провожает в
театр,
делает ей ужины, сзывает молодежь, а потом опять смолкнет до следующих денег.
В тавернах, в
театрах — везде пристально смотрю, как и что
делают, как веселятся, едят, пьют; слежу за мимикой, ловлю эти неуловимые звуки языка, которым волей-неволей должен объясняться с грехом пополам, благословляя судьбу, что когда-то учился ему: иначе хоть не заглядывай в Англию.
Нехлюдов уехал бы в тот же день вечером, но он обещал Mariette быть у нее в
театре, и хотя он знал, что этого не надо было
делать, он всё-таки, кривя перед самим собой душой, поехал, считая себя обязанным данным словом.
— Ну, вы меня на смех не смейте подымать. Проповедник проповедником, а
театр —
театром. Для того, чтобы спастись, совсем не нужно
сделать в аршин лицо и всё плакать. Надо верить, и тогда будет весело.
— Дюфар-француз, может слыхали. Он в большом
театре на ахтерок парики
делает. Дело хорошее, ну и нажился. У нашей барышни купил всё имение. Теперь он нами владеет. Как хочет, так и ездит на нас. Спасибо, сам человек хороший. Только жена у него из русских, — такая-то собака, что не приведи Бог. Грабит народ. Беда. Ну, вот и тюрьма. Вам куда, к подъезду? Не пущают, я чай.
Относительно своих гостей Виктор Николаич держался таким образом: выходил,
делал поклон, улыбался знакомым и, поймав кого-нибудь за пуговицу, уводил его в уголок, чтобы поделиться последними известиями с
театра европейской политики.
— Что ты
делал на
театре?
«Хотите вы сегодня в
театр или за город?» — «Как вы хотите», — отвечает другой, и оба не знают, что
делать, ожидая с нетерпением, чтоб какое-нибудь обстоятельство решило за них, куда идти и куда нет.
Жаль только, что министр Дашков не мог этих Чайльд-Гарольдов отучить в
театре, в церкви, везде
делать фрунт и кланяться.
— Нельзя в
театр, надо сперва визиты
сделать; коли дома скучно, ступай к дедушке.
С ним, уже во время работ, я спускался второй раз в Неглинку около Малого
театра, где канал
делает поворот и где русло было так забито разной нечистью, что вода едва проходила сверху узкой струйкой: здесь и была главная причина наводнений.
Чего-чего не заставляло
делать пожарных тогдашнее начальство, распоряжавшееся пожарными, как крепостными! Употребляли их при своих квартирах для работ и даже внаем сдавали. Так, в семидесятых годах обер-полицмейстер Арапов разрешил своим друзьям — антрепренерам клубных
театров брать пожарных на роли статистов…
Вдруг из толпы студентов вышел старый сторож при анатомическом
театре, знаменитый Волков, нередко помогавший студентам препарировать, что он
делал замечательно умело.
Я прошел к Малому
театру и, продрогший, промочив ноги и нанюхавшись запаха клоаки, вылез по мокрой лестнице. Надел шубу, которая меня не могла согреть, и направился в редакцию, где
сделал описание работ и припомнил мое старое путешествие в клоаку.
И очень вероятно, что если бы все разыгралось так, как в
театре, то есть казаки выстроились бы предварительно в ряд против священника, величаво стоящего с чашей в руках и с группой женщин у ног, и стали бы дожидаться, что я
сделаю, то я мог бы выполнить свою программу.
Визит к ней, — это пять минут, в этом доме я без церемонии, я тут почти что живу, умоюсь,
сделаю самый необходимый туалет, и тогда на извозчике мы пустимся к Большому
театру.
— Признаться, я и сама еще не знаю, — ответила Тамара. — Видите ли, ее отвезли в анатомический
театр… Но пока составили протокол, пока дорога, да там еще прошло время для приема, — вообще, я думаю, что ее не успели еще вскрыть… Мне бы хотелось, если только это возможно, чтобы ее не трогали. Сегодня — воскресенье, может быть, отложат до завтра, а покамест можно что-нибудь
сделать для нее…
Надобно было подговорить некоего Разумова, бывшего гимназиста и теперь уже служившего в казенной палате, мальчишку очень бойкого, неглупого, но в корень развращенного, так что и женщин-то играть он брался не по любви к
театру, а скорей из какого-то нахальства, чтобы иметь, возможность побесстыдничать и
сделать несколько неблагопристойных движений.
Публика начала сбираться почти не позже актеров, и первая приехала одна дама с мужем, у которой, когда ее сыновья жили еще при ней, тоже был в доме
театр; на этом основании она, званая и незваная, обыкновенно ездила на все домашние спектакли и всем говорила: «У нас самих это было — Петя и Миша (ее сыновья) сколько раз это
делали!» Про мужа ее, служившего контролером в той же казенной палате, где и Разумов, можно было сказать только одно, что он целый день пил и никогда не был пьян, за каковое свойство, вместо настоящего имени: «Гаврило Никанорыч», он был называем: «Гаврило Насосыч».
— Разве вот что
сделать, — рассуждала между тем Анна Ивановна (ей самой очень хотелось сыграть на
театре), — я скажу жениху, что я очень люблю
театр. Если он рассердится и запретит мне, тогда зачем мне и замуж за него выходить, а если скажет: «Хорошо, сыграйте», — тогда я буду играть.
M-me Фатеева вздрогнула при этом. Она еще не вполне понимала, как она огорчает и оскорбляет Павла своим отказом участвовать в
театре. Знай это хорошо — она не
сделала бы того!
Дама сердца у губернатора очень любила всякие удовольствия, и по преимуществу любила она составлять благородные спектакли — не для того, чтобы играть что-нибудь на этих спектаклях или этак, как любили другие дамы, поболтать на репетициях о чем-нибудь, совсем не касающемся
театра, но она любила только наряжаться для
театра в костюмы театральные и, может быть,
делала это даже не без цели, потому что в разнообразных костюмах она как будто бы еще сильней производила впечатление на своего сурового обожателя: он смотрел на нее, как-то более обыкновенного выпуча глаза, через очки, негромко хохотал и слегка подрягивал ногами.
На роль Лоренцо, значит, недоставало теперь актера; для няньки Вихров тоже никого не мог найти. Кого он из знакомых дам ни приглашал, но как они услышат, что этот
театр не то, чтобы в доме где-нибудь устраивался, а затевают его просто студенты, — так и откажутся. Павел,
делать нечего, с глубоким душевным прискорбием отказался от мысли о
театре.
Иларион Захаревский, впрочем, с удовольствием обещался приехать на чтение; Виссарион тоже пожелал послушать и на этот вечер нарочно даже остался дома. Здесь я считаю не лишним извиниться перед читателями, что по три и по четыре раза описываю
театры и чтения, производимые моим героем. Но что
делать?.. Очень уж в этом сущность его выражалась: как только жизнь хоть немного открывала ему клапан в эту сторону, так он и кидался туда.
— Э, ты все глупишь, Павел Павлыч. Нет, ты отвечай серьезно. Вот идешь ты где-нибудь на гулянье или в
театре, или, положим, тебя в ресторане оскорбил какой-нибудь шпак… возьмем крайность — даст тебе какой-нибудь штатский пощечину. Ты что же будешь
делать?
Сезон промчался незаметно. Визиты,
театры, балы — ангелочек с утра до вечера только и
делал, что раздевался и одевался. И всякий раз, возвращаясь домой усталая, но вся пылающая от волнения, Верочка кидалась на шею к матери и восклицала...
— Ты очень хорошо
сделала, что пораньше приехала, — сказала она, — а то мы не успели бы наговориться. Представь себе, у меня целый день занят! В два часа — кататься, потом с визитами, обедаем у тети Головковой, вечером — в
театр. Ах, ты не можешь себе представить, как уморительно играет в Михайловском
театре Берне!
— Бесподобно. Но что же вы, кроме наблюдений, в Париже
делаете? В
театрах бывали?
В другой раз не пускала его в
театр, а к знакомым решительно почти никогда. Когда Лизавета Александровна приехала к ней с визитом, Юлия долго не могла прийти в себя, увидев, как молода и хороша тетка Александра. Она воображала ее так себе теткой: пожилой, нехорошей, как большая часть теток, а тут, прошу покорнейше, женщина лет двадцати шести, семи, и красавица! Она
сделала Александру сцену и стала реже пускать его к дяде.
— Знаешь что: останься. Ты в
театре все спишь — да и по-немецки ты понимаешь плохо. Ты лучше вот что
сделай: напиши ответ управляющему — помнишь, насчет нашей мельницы… насчет крестьянского помолу. Скажи ему, что я не хочу, не хочу и не хочу! Вот тебе и занятие на целый вечер…
С особенным жаром настаивал он на том, что мама его непременно хочет
сделать из него купца — а он знает, знает наверное, что рожден художником, музыкантом, певцом; что
театр — его настоящее призвание; что даже Панталеоне его поощряет, но что г-н Клюбер поддерживает маму, на которую имеет большое влияние; что самая мысль
сделать из него торгаша принадлежит собственно г-ну Клюберу, по понятиям которого ничего в мире не может сравниться с званием купца!
При его молчаливо-торжественном обходе юнкера поочередно
делают ему глубокие придворные поклоны, которым их на уроках танцев беспрестанно учит балетмейстер Большого
театра, Петр Алексеевич Ермолов.
— Нет, она слишком на мой счет написана и как будто бы для того и дается, чтобы
сделать мне нравоучение… Даже ты, я думаю, ради этого пожелала быть в
театре.
Прямо из трактира он отправился в
театр, где, как нарочно, наскочил на Каратыгина [Каратыгин Василий Андреевич (1802—1853) — трагик, актер Александринского
театра.] в роли Прокопа Ляпунова [Ляпунов Прокопий Петрович (ум. в 1611 г.) — сподвижник Болотникова в крестьянском восстании начала XVII века, в дальнейшем изменивший ему.], который в продолжение всей пьесы говорил в духе патриотического настроения Сверстова и, между прочим, восклицал стоявшему перед ним кичливо Делагарди: «Да знает ли ваш пресловутый Запад, что если Русь поднимется, так вам почудится седое море!?» Ну, попадись в это время доктору его gnadige Frau с своим постоянно антирусским направлением, я не знаю, что бы он
сделал, и не ручаюсь даже, чтобы при этом не произошло сцены самого бурного свойства, тем более, что за палкинским обедом Сверстов выпил не три обычные рюмочки, а около десяточка.
В ожидании же результатов этой судорожной деятельности, он
делал внезапные вылазки на пожарный двор, осматривал лавки, в которых продавались съестные припасы, требовал исправного содержания мостовых, пробовал похлебку, изготовляемую в тюремном замке для арестантов, прекращал чуму, холеру, оспу и сибирскую язву, собирал деньги на учреждение детского приюта, городского
театра и публичной библиотеки, предупреждал и пресекал бунты и в особенности выказывал страстные порывы при взыскании недоимок.
Кроме подготовки
театра к спектаклю, в городах я
делал визиты в редакцию местной газеты.
Я в 6 часов уходил в
театр, а если не занят, то к Фофановым, где очень радовался за меня старый морской волк, радовался, что я иду на войну,
делал мне разные поучения, которые в дальнейшем не прошли бесследно. До слез печалились Гаевская со своей доброй мамой. В труппе после рассказов Далматова и других, видевших меня обучающим солдат, на меня смотрели, как на героя, поили, угощали и платили жалованье. Я играл раза три в неделю.
В
театр впервые я попал зимой 1865 года, и о
театре до того времени не имел никакого понятия, разве кроме того, что читал афиши на стенах и заборах. Дома у нас никогда не говорили о
театре и не посещали его, а мы, гимназисты первого класса, только дрались на кулачки и
делали каверзы учителям и сторожу Онисиму.
Дом свой весь переломал, все печи и перегородки разобрал и
сделал из него
театр, а сам живет в бане.
В деньгах он теперь очень нуждается, потому он на всех полях картофель насадил, хотел из него крахмал
делать, а он у него в полях замерз, так в земле и остался; и хочет он теперь в Астрахань ехать рыбий клей
делать; теперича он весь свой
театр продаст зa бесценок.
Эту сторону площади изменили эти два дома. Зато другая — с Малым и Большим
театром и дом Бронникова остались такими же, как и были прежде. Только владелец Шелапутин почти незаметно
сделал в доме переделки по требованию М.В. Лентовского, снявшего под свой
театр помещение закрывшегося Артистического кружка. Да вырос на месте старинной Александровской галереи универсальный магазин «Мюр и Мерилиз» — огненная печь из стекла и железа…
Дирекция успокоилась, потому что такой состав сохранял сбор, ожидавшийся на отмененную «Злобу дня», драму Потехина, которая прошла с огромным успехом год назад в Малом
театре, но почему-то была снята с репертуара. Главную женскую роль тогда в ней играла Ермолова. В провинции «Злоба дня» тоже
делала сборы. Но особый успех она имела потому, что в ней был привлекателен аромат скандала.
Перед моим спутником стоял жандарм в пальто с полковничьими погонами, в синей холодной фуражке. Я невольно застыл перед афишей на стене
театра и
сделал вид, что читаю, — уж очень меня поразил вид жандарма: паспорта у меня еще не было, а два побега недавних — на Волге и на Дону — так еще свежи были в памяти.
Пьеса «На пороге к делу», которая шла с Ермоловой в Малом
театре,
сделала в первые дни приезда гастролеров огромный сбор и показала публику совершенно особую.