Неточные совпадения
Я с трепетом ждал ответа Грушницкого;
холодная злость овладела мною при мысли, что если б не случай, то я мог бы
сделаться посмешищем этих дураков. Если б Грушницкий не согласился, я бросился б ему на шею. Но после некоторого молчания он встал с своего места, протянул руку капитану и сказал очень важно: «Хорошо, я согласен».
Еще сильнее, нежели от упреков, просыпалась в нем бодрость, когда он замечал, что от его усталости уставала и она,
делалась небрежною,
холодною. Тогда в нем появлялась лихорадка жизни, сил, деятельности, и тень исчезала опять, и симпатия била опять сильным и ясным ключом.
Видал я таких, что из-за первого ведра
холодной воды не только отступаются от поступков своих, но даже от идеи, и сами начинают смеяться над тем, что, всего час тому, считали священным; о, как у них это легко
делается!
Ночи
сделались значительно
холоднее. Наступило самое хорошее время года. Зато для лошадей в другом отношении стало хуже. Трава, которой они главным образом кормились в пути, начала подсыхать. За неимением овса изредка, где были фанзы, казаки покупали буду и понемногу подкармливали их утром перед походом и вечером на биваках.
Целых три дня продолжались эти галлюцинации, и доктор освобождался от них, только уходя из дому. Но роковая мысль и тут не оставляла его. Сидя в редакции «Запольского курьера», доктор чувствовал, что он стоит сейчас за дверью и что маленькие частицы его постепенно насыщают воздух. Конечно, другие этого не замечали, потому что были лишены внутреннего зрения и потому что не были Бубновыми.
Холодный ужас охватывал доктора, он весь трясся, бледнел и
делался страшным.
С Малыгиным
сделалось дурно, и нотариусу пришлось отпаивать его
холодною водой.
Только на самом северном конце равнины, где местность вновь
делается холмистою, природа на небольшом пространстве, у преддверия в вечно
холодное море, точно хочет улыбнуться на прощанье; на карте Крузенштерна, относящейся к этой местности, изображен стройный лиственничный лес.
Чем становится погода
холоднее, тем крепче
делаются куропатки, и я всегда с успехом употреблял на них, кроме особенных случаев, мелкую утиную дробь или 5-й нумер.
Дома точно
сделались ниже, стал заводский пруд, и только одна бойкая Березайка все еще бурлила потемневшею
холодною водой.
Она томилась, рвалась, выплакала все глаза, отстояла колени, молясь теплой заступнице мира
холодного, просила ее спасти его и дать ей силы совладать с страданием вечной разлуки и через два месяца стала навещать старую знакомую своей матери, инокиню Серафиму, через полгода совсем переселилась к ней, а еще через полгода, несмотря ни на просьбы и заклинания семейства, ни на угрозы брата похитить ее из монастыря силою,
сделалась сестрою Агниею.
Ему вдруг пришло в голову заставить Шурочку, чтобы она услышала и поняла его на расстоянии, сквозь стены комнаты. Тогда, сжав кулаки так сильно, что под ногтями
сделалось больно, сцепив судорожно челюсти, с ощущением
холодных мурашек по всему телу, он стал твердить в уме, страстно напрягая всю свою волю...
Юлия, видя, что он молчит, взяла его за руку и поглядела ему в глаза. Он медленно отвернулся и тихо высвободил свою руку. Он не только не чувствовал влечения к ней, но от прикосновения ее по телу его пробежала
холодная и неприятная дрожь. Она удвоила ласки. Он не отвечал на них и
сделался еще
холоднее, угрюмее. Она вдруг оторвала от него свою руку и вспыхнула. В ней проснулись женская гордость, оскорбленное самолюбие, стыд. Она выпрямила голову, стан, покраснела от досады.
Преследование невест, зависть товарищей, более сочиненная им самим, чем действительная, чьи-то подозреваемые им козни — все это делало его жизнь скучною и печальною, как эта погода, которая несколько дней под ряд стояла хмурая и часто разрешалась медленными, скучными, но долгими и
холодными дождями. Скверно складывалась жизнь, чувствовал Передонов, — но он думал, что вот скоро
сделается он инспектором, и тогда все переменится к лучшему.
Не будь у него febris erotica [любовной лихорадки (лат.).], как выражался насчет любви доктор Крупов, у него непременно
сделалось бы febris catharralis [катаральная лихорадка (лат.).], но тут
холодная роса была для него благотворна: сон его, сначала тревожный, успокоился, и, когда он проснулся часа через три, солнце всходило…
Очевидно, что прозрачная и необыкновенно
холодная вода реки от многих мельниц и новых поселений постепенно
делалась мутнее, теплее, так что, наконец, стали в ней держаться лещи.
Сердце его часто и больно билось, пальцы, которые он судорожно стискивал,
сделались влажными и
холодными.
Забору этому не было конца ни вправо, ни влево. Бобров перелез через него и стал взбираться по какому-то длинному, крутому откосу, поросшему частым бурьяном.
Холодный пот струился по его лицу, язык во рту
сделался сух и неподвижен, как кусок дерева; в груди при каждом вздохе ощущалась острая боль; кровь сильными, частыми ударами била в темя; ушибленный висок нестерпимо ныл…
Молодое лицо, встревоженное горем, мало-помалу
делалось покойнее; но, подобно озеру, утихающему после осенней бури, лицо Вани освещалось печальным,
холодным светом; молодые черты его точно закалялись под влиянием какой-то непреклонной решимости, которая с каждой секундой все более и более созревала в глубине души его.
Из них Димитрий на девятнадцатом году утонул, купавшись в жару в
холодном озере, отчего с ним в воде
сделались судороги, а князь Лев Львович на восемнадцатом году влюбился в Варвару Никаноровну, которая, по ее собственным словам, в четырнадцать лет «была довольно авантажна».
— И отлично это! — подхватил князь, и, чтобы хоть сколько-нибудь облегчить себя от задушавшей его тоски, он вышел на платформу и стал жадно вдыхать свежий и
холодный воздух; при этом ему несколько раз приходила в голову мысль броситься на рельсы, чтобы по нем прошел поезд. «Но тут можно, пожалуй, не умереть, — думал он: — а
сделаться только уродом; револьвер, в этом случае, гораздо вернее».
Ночью в комнате
сделалось еще
холоднее, так что Коля на другой день поутру проснулся весь простуженный, с кашлем и в жару.
Холодная!"–"Как
холодная? все была теплая, а теперь
холодная сделалась!"–"И прежде была
холодная, только прежде потому теплее казалась, что мужички подневольные были!"Сел я тогда за хозяйственные книги, стал приход и расход сводить — вижу, в одно лето из кармана шесть тысяч вылетело, кроме того что на машины да на усовершенствование пошло.
— Я начал понимать только тогда, когда увидал ее в гробу… — Он всхлипнул, но тотчас же торопливо продолжал: — только тогда, когда я увидал ее мертвое лицо, я понял всё, что я сделал. Я понял, что я, я убил ее, что от меня
сделалось то, что она была живая, движущаяся, теплая, а теперь стала неподвижная, восковая,
холодная, и что поправить этого никогда, нигде, ничем нельзя. Тот, кто не пережил этого, тот не может понять… У! у! у!… — вскрикнул он несколько раз и затих.
Лето промелькнуло незаметно. Солнце
сделалось точно
холоднее, а день короче. Начались дожди, подул
холодный ветер. Канарейка почувствовала себя самой несчастной птицей, особенно когда шел дождь. А Ворона точно ничего не замечает.
— Ты, Ида,
делаешься какая-то
холодная.
Юрий не слыхал, не слушал; он держал белую руку Ольги в руках своих, поцелуями осушал слезы, висящие на ее ресницах… но напрасно он старался ее успокоить, обнадежить: она отвернулась от него, не отвечала, не шевелилась; как восковая кукла, неподвижно прислонившись к стене, она старалась вдохнуть в себя ее
холодную влажность; отчего это с нею
сделалось?.. как объяснить сердце молодой девушки: миллион чувствований теснится, кипит в ее душе; и нередко лицо и глаза отражают их, как зеркало отражает буквы письма — наоборот!..
Боялся не он — боялось его молодое, крепкое, сильное тело, которое не удавалось обмануть ни гимнастикой немца Мюллера, ни
холодными обтираниями. И чем крепче, чем свежее оно становилось после
холодной воды, тем острее и невыносимее
делались ощущения мгновенного страха. И именно в те минуты, когда на воле он ощущал особый подъем жизнерадостности и силы, утром, после крепкого сна и физических упражнений, — тут появлялся этот острый, как бы чужой страх. Он заметил это и подумал...
В лягушке к неприятности форм присоединяется еще то, что это животное покрыто
холодной слизью, какою бывает покрыт труп; от этого лягушка
делается еще отвратительнее.
С Ароматовым
сделался истерический припадок и его едва могли уложить на постель; нашатырный спирт и
холодные компрессы немного его успокоили, но время от времени он опять начинал плакать и кричать...
Вчера ночью интересная вещь произошла. Я собирался ложиться спать, как вдруг у меня
сделались боли в области желудка. Но какие!
Холодный пот выступил у меня на лбу. Все-таки наша медицина — сомнительная наука, должен заметить. Отчего у человека, у которого нет абсолютно никакого заболевания желудка или кишечника (аппенд., напр.), у которого прекрасная печень и почки, у которого кишечник функционирует совершенно нормально, могут ночью
сделаться такие боли, что он станет кататься по постели?
Но вышло совсем иначе; в присутствии его она
сделалась еще
холоднее к мужу и как бы невольно заговаривалась с гостем и по целым часам не спускала с него глаз, а недели через две уже решительно убедилась, что она обожает этого человека, и дала себе слово употребить все средства, чтобы и его заставить полюбить себя.
Осень выдалась суше и
холоднее обыкновенного, так что не было даже осеннего водополья, и между обителью и Бобыльском сообщение не прерывалось. Лист на деревьях опал, трава пожелтела, вода в озере
сделалась темной. В обители веселья не полагалось вообще, но сейчас воцарилось что-то унылое и безнадежное. Братия отсиживалась по своим кельям. Приезжих было мало. Брат Ираклий чувствовал себя особенно скверно и успел перессориться со всеми, так что даже игумен счел нужным сделать ему серьезное впушение.
Чем
холоднее лед, тем он крепче. Как согреется лед, так он слабнет,
сделается, как каша; что в нем вмерзло, рукой можно вынуть; он проваливается под ногами и не удержит и фунта железа. Когда лед еще больше согреется, то он станет водой. Из воды всякую вещь легко вынуть, и вода уже ничего не держит, кроме дерева. Если еще станешь согревать воду, она еще меньше станет держать. В
холодной воде легче плавать, чем в теплой. А в горячей воде и дерево тонет.
Если хочешь остудить теплую горницу, принеси льду и дай ему растаять. Отчего станет
холоднее? — Оттого, что лед, чтоб ему
сделаться водой, заберет в себя тепло из воздуха.
Если на воздухе летучая вода
делается жидкой водой — значит, воздух
холоднее летучей воды, и вода будет стыть, а воздух греться.
Когда замерзает лед, то
делается то же самое. Летит снежинка — в ней не видать никакой фигуры; но как только она сядет на что-нибудь темное и
холодное, на сукно, на мех, в ней можно разобрать фигуру: увидишь звездочку или шестиугольную дощечку. На окнах пар примерзает не как попало, а как он станет примерзать, так сейчас сложится в звездочку.
Когда из воды
делается лед, а из пара
делается вода, то в воздух выходит тепло из воды и из пара — и воздух становится теплее. А когда из льда
делается вода, а из воды
делается пар, то тепло из воздуха выходит в воду и в пар — и воздух становится
холоднее.
Быстро пробежал корвет южные тропики, и чудное благодатное плавание в тропиках кончилось. Пришлось снять летнее платье и надевать сукно. Относительная близость южного полюса давала себя знать резким
холодным ветром. Чем южнее спускался корвет, тем становилось
холоднее, и чаще встречались льдины. Ветер все
делался свежее и свежее.
Я задремала, прикорнув щекою к ее худенькой руке, а проснулась под утро от ощущения холода на моем лице. Рука мамы
сделалась синей и
холодной, как мрамор… А у ног ее бился, рыдая, мой бедный, осиротевший отец.
А тут еще любопытные, безжалостные девочки забрасывают тебя вопросами, от которых тебе, может быть,
делается еще
холоднее и печальнее на душе…
Гасли глаза и голос сох, когда экзаменовался «дикий»; совсем
холодными делались глаза и ледяным — голос, когда экзаменовался еврей.
Васса Семеновна, сама мать, мать строгая, но любящая, сердцем поняла, что
делалось в сердце родителя, лишившегося при таких исключительных условиях родного единственного и по-своему им любимого сына. Она написала ему сочувственное письмо, но по короткому,
холодному ответу поняла, что несчастье его не из тех, которые поддаются утешению, и что, быть может, даже время, этот всеисцеляющий врач всех нравственных недугов, бессильно против обрушившегося на его голову горя.
— Нет, я не признаю себя в праве взять эти деньги… Чем
делаюсь несчастнее, тем становлюсь все более и более горда. Бог для всех нас один. Что совершилось со мной — совершилось по Его воле, что со мной будет — также в Его воле… Проклятие моего отца тяготеет надо мною… Часто, даже ночью, я просыпаюсь в
холодном поту с роковой мыслью: «я проклята».
Но как-то раз, в один очень
холодный зимний день, витрину почему-то на ночь не закрыли ставнями, и хотя стекло в окне замерзло и заиндевело, все-таки в нем осталось отверстие, через которое бумажный король мог видеть, что
делалось кругом.
Сколько раз, замечая, что отец
сделался к нему
холоднее, а дочь была особенно грустна, решался он объяснить свое положение, но молчал, боясь безвременной откровенностью разрушить свое счастие тогда, когда ожидал со дня на день окончания дела о разводе.
Когда, как это
делалось прежде нерасчетливыми хозяевами и теперь еще
делается, держат скотину для навоза, питая ее на
холодном дворе кое-чем, только чтобы она не издохла, происходит то, что из всей этой скотины вытерпевает без ущерба своему организму только та, которая находится в полной силе; старые же, слабые, неокрепшие молодые животные или издыхают, или, если и выживают, то в ущерб своему приплоду и здоровью, а молодые в ущерб росту и сложению.
Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в
холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что̀ в нем
делалось.
Как прочтешь эти газеты (теперь я беру две большие газеты, кроме «Копейки»), как вспомнишь, что
делается там, обо всех этих несчастных бельгийцах, о детишках и разоренных домах, так сразу точно
холодной водой обольют и голым выгонят на мороз.
Крупа перестала падать; но
сделалось еще
холоднее. Стыли ноги, холод забирался внутрь тела. Как будто душа сама застывала, было в ней неподвижно и мрачно.
И сад вдруг
сделался прост и обыден: в
холодной ласке спокойного снега исчезли отчужденность и одиночество, которым томились деревья, наступил сон, тихие грезы.