Неточные совпадения
Егоровна, добрая
старуха, некогда ходившая за его сыном, теперь
сделалась и его нянькою.
— Добре! от добре! — сказал Солопий, хлопнув руками. — Да мне так теперь
сделалось весело, как будто мою
старуху москали увезли. Да что думать: годится или не годится так — сегодня свадьбу, да и концы в воду!
Старухи выдумали, что с той поры все утопленницы выходили в лунную ночь в панский сад греться на месяце; и сотникова дочка
сделалась над ними главною.
Когда ей
делалось особенно тяжело,
старуха посылала за басурманочкой и сейчас же успокаивалась. Нюрочка не любила только, когда бабушка упорно и долго смотрела на нее своими строгими глазами, — в этом взгляде выливался последний остаток сил бабушки Василисы.
Нюрочке вдруг
сделалось страшно:
старуха так и впилась в нее своими темными, глубоко ввалившимися глазами. Вспомнив наказ Анфисы Егоровны, она хотела было поцеловать худую и морщинистую руку молчавшей
старухи, но рука Таисьи заставила ее присесть и поклониться
старухе в ноги.
Та испугалась и послала в город за Розановым, а между тем
старуха, не предвидя никакой возможности разобрать, что
делается в плечевом сочленении под высоко поднявшеюся опухолью, все «вспаривала» больному плечо разными травками да муравками.
После отца у него осталась довольно большая библиотека, — мать тоже не жалела и давала ему денег на книги, так что чтение
сделалось единственным его занятием и развлечением; но сердце и молодая кровь не могут же оставаться вечно в покое: за
старухой матерью ходила молодая горничная Аннушка, красавица из себя.
Этого маленького разговора совершенно было достаточно, чтобы все ревнивое внимание Клеопатры Петровны с этой минуты устремилось на маленький уездный город, и для этой цели она даже завела шпионку, старуху-сыромасленицу, которая, по ее приказаниям, почти каждую неделю шлялась из Перцова в Воздвиженское, расспрашивала стороной всех людей, что там
делается, и доносила все Клеопатре Петровне, за что и получала от нее масла и денег.
Молодой человек нарочно приехал к
старухе матери, чтобы обрадовать ее своим возвышением, и вдруг, вместо радости, чуть было не
сделался причиной целого семейного переполоха!
Но, увы! кончилась и лотерея; брандмейстер роздал по два целковых всем безносым
старухам, которые оказались на ту пору в Крутогорске;
старухи, в свою очередь, внесли эти деньги полностью в акцизно-откупное комиссионерство [22] — и снова все
сделалось тихо.
Старуха была ни жива ни мертва; она и тряслась, и охала, и кланялась ему почти в ноги и в то же время охотно вырвала бы ему поганый его язык, который готов был, того и гляди, выдать какую-то важную тайну. Мое положение также
делалось из рук вот неловким; я не мог не предъявить своего посредничества уже по тому одному, что присутствие Михеича решительно мешало мне приступить к делу.
У
старухи после болезни
сделался ужасный аппетит.
— Ты вообразить себе не можешь:
старуха оказалась злейшее существо, гордое, напыщенное, так что в полгода какие-нибудь я начала чувствовать, что у меня решительно
делается чахотка от этого постоянного унижения, вечного ожидания, что вот заставят тебя подать скамеечку или поднять платок.
— Это, должно быть, с ними
сделалось от глазу чьего-нибудь нехорошего; с камушка их надобно спрыснуть, — шепнула ей
старуха и, уйдя из комнаты, тотчас же возвратилась назад с водою во рту.
— Так… так… знала я, что ты это присоветуешь. Ну хорошо. Положим, что
сделается по-твоему. Как ни несносно мне будет ненавистника моего всегда подле себя видеть, — ну, да видно пожалеть обо мне некому. Молода была — крест несла, а
старухе и подавно от креста отказываться не след. Допустим это, будем теперь об другом говорить. Покуда мы с папенькой живы — ну и он будет жить в Головлеве, с голоду не помрет. А потом как?
Дядя и Настя, еще не взглянув друг на друга, испуганные и, кажется, не понимавшие, что с ними
делается, упали на колени перед генеральшей; все столпились около них; но
старуха стояла как будто ошеломленная, совершенно не понимая, как ей поступить. Фома помог и этому обстоятельству: он сам повергся перед своей покровительницей. Это разом уничтожило все ее недоумения. Заливаясь слезами, она проговорила наконец, что согласна. Дядя вскочил и стиснул Фому в объятиях.
Вскоре после его приезда отправили гонца с письмом в Троицкое к Арине Васильевне; в письме Курмышева уведомляла, что
старуха Бактеева
сделалась отчаянно больна, желает видеть и благословить внучку, а потому просит прислать ее с кем-нибудь; было прибавлено, что без сомнения Степан Михайлович не будет гневаться за нарушение его приказания, и конечно бы отпустил внучку проститься с своей родной бабушкой.
Старуха глухо застонала и упала в подушки; с ней
сделалось дурно, и глаза закрылись, как у мертвой.
— А баушку так и узнать нельзя стало, — жаловалась Нюша. — Все считает что-то да бормочет про себя… Мне даже страшно иногда
делается, особенно ночью. Либо молится, либо считает… И скупая какая стала — страсть! Прежде из последнего
старух во флигеле кормила, а теперь не знает, как их скачать с рук.
Утром завернула к Брагиным Марфа Петровна, и все дело объяснилось. Хотя Пазухины были и не в ладах с Брагиными из-за своего неудачного сватовства, но Марфа Петровна потихоньку забегала покалякать к Татьяне Власьевне. Через пять минут
старуха узнала наконец, что такое
сделалось с Аришей и откуда дул ветер. Марфа Петровна в таком виде рассказала все, что даже Татьяна Власьевна озлобилась на свою родню.
Такой обходительный человек, что
старухе наконец
сделалось совестно перед ним за свои подозрения.
Старуха тряслась как в лихорадке при одной мысли о возможности потерять свое сокровище и
сделалась еще осторожнее и подозрительнее.
Так отделались от Потехиной, которая впоследствии в Малом театре, перейдя на
старух,
сделалась прекрасной актрисой.
Но тут набежала новая туча, загремел опять гром и
сделалась такая темнять, что хоть глаз выколи, а когда прочистилось, то
старухи уж не было.
Старуха рыдала как безумная. Сын сидел подле матери, обняв ее руками, утирал слезы и молчал. Когда расспросы
делались уже чересчур настойчивыми, Ваня обращал к присутствующим кроткое лицо свое и глядел на них так же спокойно, как будто ничего не произошло особенного.
Она подумала, что мать все это приготовила по тому случаю, что Елена накануне еще сказала, что придет обедать домой, и ей
сделалось несколько совестно против
старухи.
Он начал ласкаться к
старухе, более и более стал учащать свои посещения и через месяц
сделался уже совершенно домашним человеком.
Рассердился я тогда на
старуху, крепко обругал и даже выгнал, это у нас входит в наш modus vivendi [Образ жизни (лат.).] и в строку не ставится; а самому так-то горько-горько
сделалось, вот, мол, где не паллиативы-то, раздуй вас горой…
— Вот эк-ту лучше будет, — говорила Фатевна, останавливаясь в дверях с самоваром и любуясь встречей старых товарищей. — Феша, Фешка, подь сюда… Ли-ко, девонька, ли-ко, што у нас
сделалось! — звонким голосом кричала
старуха; на пороге показалась рябая курносая девка, глупо ухмылявшаяся в нашу сторону. — Фешка, ли-ко, ли-ко!..
Незадолго до смерти
старухи Бахтиаров
сделался гораздо внимательнее к Юлии и начал бывать у ней без Павла. Я не в состоянии описать тех мучений, которые переживал Бешметев. Несколько раз он думал отказать Бахтиарову от дому; но положит ли этим конец? Ему очень хотелось расспросить людей, что делает Бахтиаров, когда бывает у жены в его отсутствие; но и этого герой мой не решался сделать из деликатности: ему казалось, что подобными расспросами он унизит и себя и Юлию.
Моряк выслал шесть, и мера эта оказалась вовсе не излишней; от сильного мороза и слабых тулупов две лучшие кормилицы, отправленные на пятый день после родов, простудились, и так основательно, что потом, сколько их
старуха птичница не окуривала калганом и сабуром, все-таки водяная
сделалась; у третьей на дороге с ребенком родимчик приключился, вероятно от дурного глаза, и, несмотря на чистый воздух и прочие удобства зимнего пути, в пошевнях он умер, не доезжая Реполовки, где обыкновенно липовские останавливались; так как у матери от этого молоко поднялось в голову, то она и оказалась не способною кормить грудью.
— Старуха-то жива. Надысь в церкви была.
Старуха твоя жива. Жива и молодая хозяйка твоя. Что ей
делается. Работника нового взяла.
Алена Игнатьевна еще более покраснела; старый дворецкий продолжал насильно улыбаться. Мне
сделалось его жаль; понятно, что плутовка Грачиха в прежние времена не стала бы и не посмела так с ним разговаривать. Несколько времени мы молчали, но тут я вспомнил тоже рассказы матушки о том, что у
старухи Пасмуровой было какое-то романическое приключение, что внучка ее влюбилась в молодого человека и бежала с ним ночью. Интересуясь узнать подробности, я начал издалека...
И мне
сделалось тошно от болезненных стонов
старухи, а сверх того Дарья ввалила в крынку огромный раскаленный камень и всю избу наполнила паром.
Старуха. Как бы чего не
сделалось? Ой, жжет она! А тянет.
Чтобы доказать себе, что он «смеет», Раскольников убивает
старуху процентщицу. «Я не человека убил, я принцип убил… Не для того я убил, чтобы, получив средства и власть,
сделаться благодетелем человечества. Вздор! Я просто убил; для себя убил, для себя одного… Мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу? Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая, или право имею?»
Отчего же тут вот, в этой Гефсимании, размякла его душа? Неужели там, у Троицы, ему чуть не противно
сделалось только от нищих, мужичья, простонародной толкотни и шлянья по церквам и притворам? Кто же он-то сам, как не деревенский подкидыш, принятый в сыновья крестьянином и его
старухой? Или чистая публика охладила его, не позволила отдаться простой мужицкой вере? Все эти брюхатые купцы, туполицые купчихи, салопницы, барыни и их приятели, откормленные монахи и служки в щеголеватых триповых шапках?
И токарь плачет. Ему не так жалко, как досадно. Он думает: как на этом свете всё быстро
делается! Не успело еще начаться его горе, как уж готова развязка. Не успел он пожить со
старухой, высказать ей, пожалеть ее, как она уже умерла. Жил он с нею сорок лет, но ведь эти сорок лет прошли, словно в тумане. За пьянством, драками и нуждой не чувствовалась жизнь. И, как на зло,
старуха умерла как раз в то самое время, когда он почувствовал, что жалеет ее, жить без нее не может, страшно виноват перед ней.
— Что же? Мне еще можно. Зато, когда
старухой сделаюсь, не позабудусь.
— Лошадь-то чужая, отдать надо…
Старуху хоронить… И как на этом свете всё скоро
делается! Ваше высокородие! Павел Иваныч! Портсигарик из карельской березы наилучший! Крокетик выточу…
Не спит княжна и всякие думы думает. Разбудить, разве, няньку Панкратьевну, да начнет она причитать над ней, да с уголька спрыскивать: сглазил-де недобрый человек ее деточку, сказки, старая, начнет рассказывать, все до единой княжне знакомые. Чувствуется княжне, что не понять Панкратьевне, что с ней
делается, да и объяснить нельзя: подвести, значит, под гнев
старухи Танюшу — свою любимицу. Доложит она как раз князю — батюшке, а тот, во гневный час, отошлет Танюшу в дальнюю вотчину — к отцу с матерью.
В уме
старухи не укладывалась мысль о возможности брака ее питомицы не с боярином. «Самому царю-батюшке и то бы в пору такая красавица», — думала Антиповна, глядя на свою любимицу. И вдруг что? Ее сватают на Ермака, за разбойника… Она, когда он
сделался ее любимцем, вызволившим от хвори Ксению Яковлевну, мекала его посватать за одну из сенных девушек, да и то раздумывала, какая решится пойти, а тут на поди… сама ее питомица. Антиповна отказывалась этому верить.
— Что с малым
сделалось, — сказала
старуха, — не дурману ли он объелся, что выпучил так белки свои?
— Чтобы тебе самому принудилось, старому лешему! — проворчала про себя
старуха. — Почему же? Что же ему
сделалось? Не хворает ли он и помнит ли слово клятвенное? — пристала она к мужу с вопросами уже вслух.
Агафониха —
старуха со свиным рылом, хитрая, вкрадчивая. Со льстивыми речами, с низкими поклонами, она, как змея, заползала в сердце своей жертвы, выведывала все тайны и сообщала их Настасье Федоровне, которой, таким образом, было известно все, что
делается кругом. Вот между какими людьми рос, хотя и не долго, мальчик Миша.
— Я ее сделаю совсем по-новому, совсем по-новому, как нигде еще нет, — рассказывал он всем, с кем перезнакомился в Старом Городе; но проходили дни, месяцы; ушел год, а к устройству больницы не
делалось ни одного шага, и доныне в ней по-прежнему живет тот же сторож, занимающийся вязанием из клоповника веников, да та же захожая
старуха, просыпающаяся только для того, чтобы впасть в обморок и заснуть снова.
И морщинистое лицо
старухи сразу
сделалось особенным и ярким, как будто кругом была ночь, а на него на одного падал дневной свет.