Неточные совпадения
Взгляд Ольги на жизнь, на любовь, на все
сделался еще яснее, определеннее. Она увереннее
прежнего глядит около себя, не смущается будущим; в ней развернулись новые стороны ума, новые черты характера. Он проявляется то поэтически разнообразно, глубоко, то правильно, ясно, постепенно и естественно…
Ольга заметно начала оправляться; от задумчивости она перешла к спокойствию и равнодушию, по крайней мере наружно. Что у ней
делалось внутри — Бог ведает, но она мало-помалу становилась для Штольца
прежнею приятельницею, хотя уже и не смеялась по-прежнему громким, детским, серебряным смехом, а только улыбалась сдержанной улыбкой, когда смешил ее Штольц. Иногда даже ей как будто было досадно, что она не может не засмеяться.
У Марфеньки на глазах были слезы. Отчего все изменилось? Отчего Верочка перешла из старого дома? Где Тит Никоныч? Отчего бабушка не бранит ее, Марфеньку: не сказала даже ни слова за то, что, вместо недели, она пробыла в гостях две? Не любит больше? Отчего Верочка не ходит по-прежнему одна по полям и роще? Отчего все такие скучные, не говорят друг с другом, не дразнят ее женихом, как дразнили до отъезда? О чем молчат бабушка и Вера? Что
сделалось со всем домом?
Через неделю после радостного события все в доме пришло в
прежний порядок. Мать Викентьева уехала к себе, Викентьев
сделался ежедневным гостем и почти членом семьи. И он, и Марфенька не скакали уже. Оба были сдержаннее, и только иногда живо спорили, или пели, или читали вдвоем.
Марк вдруг нахмурился, и лицо у него
сделалось еще злее
прежнего.
Она не плакала и с виду была даже спокойна;
сделалась кротка, смиренна; но вся
прежняя горячность ее сердца как будто разом куда-то в ней схоронилась.
Матросы, как мухи, тесной кучкой сидят на вантах, тянут, крутят веревки, колотят деревянными молотками. Все это
делается не так, как бы
делалось стоя на якоре. Невозможно: после бури идет сильная зыбь, качка, хотя и не
прежняя, все продолжается. До берега еще добрых 500 миль, то есть 875 верст.
Теперь,
сделавшись по наследству большим землевладельцем, он должен был одно из двух: или отказаться от своей собственности, как он сделал это десять лет тому назад по отношению 200 десятин отцовской земли, или молчаливым соглашением признать все свои
прежние мысли ошибочными и ложными.
Вот с этого времени и
сделалось в бахаревском доме особенно тихо, точно кто придавил рукой
прежнее веселье.
Время шло, а кругом было по-прежнему тихо. Я тоже начал думать, что Дерсу ошибся, как вдруг около месяца появилось матовое пятно с радужной окраской по наружному краю. Мало-помалу диск луны стал тускнеть, контуры его
сделались расплывчатыми, неясными. Матовое пятно расширялось и поглотило наружное кольцо. Какая-то мгла быстро застилала небо, но откуда она взялась и куда двигалась, этого сказать было нельзя.
Эти слова заменяют все
прежние слова, и думается час, и думается два: «я не должна видеться с ним»; и как, когда они успели измениться, только уже изменились в слова: «неужели я захочу увидеться с ним? — нет»; и когда она засыпает, эти слова
сделались уже словами: «неужели же я увижусь с ним?» — только где ж ответ? когда он исчез?
Ему был разрешен въезд в Москву за несколько месяцев прежде меня. Дом его снова
сделался средоточием, в котором встречались старые и новые друзья. И, несмотря на то что
прежнего единства не было, все симпатично окружало его.
В самом деле, извольте-ка:
сделался человеком вполне, и вдруг опять пожалуйте в
прежнее ничтожество.
По вечерам Ечкин приходил на квартиру к Галактиону и без конца говорил о своих предприятиях. Харитина сначала к нему не выходила, а потом привыкла. Она за два месяца сильно изменилась, притихла и
сделалась такою серьезной, что Ечкин проста ее не узнавал. Куда только делась
прежняя дерзость.
Ничто не изменилось в тихой усадьбе. По-прежнему шумели буки в саду, только их листва будто потемнела,
сделалась еще гуще; по-прежнему белели приветливые стены, только они чуть-чуть покривились и осели; по-прежнему хмурились и соломенные стрехи, и даже свирель Иохима слышалась в те же часы из конюшни; только теперь уже и сам Иохим, остававшийся холостым конюхом в усадьбе, предпочитал слушать игру слепого панича на дудке или на фортепиано — безразлично.
Он прошел на прииск и разыскал Оксю, которая действительно находилась в интересном положении. Она, видимо, обрадовалась отцу, чем и удивила, и тронула его. Грядущее материнство сгладило
прежнюю мужиковатость Окси, хотя красивей она не
сделалась. Усадив отца на пустые вымостки, Окся расспрашивала про мать, про родных, а потом спокойно проговорила...
— Нельзя-с, Лука Назарыч… Не
прежняя пора! Надо их отправить в волостное правление, пусть там с ними
делаются, как знают…
Лицо у ней
сделалось совсем белое, как воск; только глаза по-прежнему смотрели неприступно-строго.
О том, что
делалось в кружке его
прежних знакомых, он не имел ни малейшего понятия: все связи его с людьми этого кружка были разорваны; но тем не менее Розанову иногда сдавалось, что там, вероятно, что-нибудь чудотворят и суетят суету.
Бугуруслан был хотя не широк, но очень быстр, глубок и омутист; вода еще была жирна, по выражению мельников, и пруд к вечеру стал наполняться, а в ночь уже пошла вода в кауз; на другой день поутру замолола мельница, и наш Бугуруслан
сделался опять
прежнею глубокою, многоводной рекой.
Сад наш
сделался мне противен, и я не заглядывал в него даже тогда, когда милая моя сестрица весело гуляла в нем; напрасно звала она меня побегать, поиграть или полюбоваться цветами, которыми по-прежнему были полны наши цветники.
Здоровье матери было лучше
прежнего, но не совсем хорошо, а потому, чтоб нам можно было воспользоваться летним временем, в Сергеевке
делались приготовления к нашему переезду: купили несколько изб и амбаров; в продолжение Великого поста перевезли и поставили их на новом месте, которое выбирать ездил отец мой сам; сколько я ни просился, чтоб он взял меня с собою, мать не отпустила.
Мать по-прежнему не входила в домашнее хозяйство, а всем распоряжалась бабушка, или, лучше сказать, тетушка; мать заказывала только кушанья для себя и для нас, но в то же время было слышно и заметно, что она настоящая госпожа в доме и что все
делается или
сделается, если она захочет, по ее воле.
Он почувствовал, что рука ее сильно при этом дрожала. Что касается до наружности, то она значительно похорошела:
прежняя, несколько усиленная худоба в ней прошла, и она
сделалась совершенно бель-фам [Бель-фам — видная, представительная, полная женщина.], но грустное выражение в лице по-прежнему, впрочем, оставалось.
История Смита очень заинтересовала старика. Он
сделался внимательнее. Узнав, что новая моя квартира сыра и, может быть, еще хуже
прежней, а стоит шесть рублей в месяц, он даже разгорячился. Вообще он
сделался чрезвычайно порывист и нетерпелив. Только Анна Андреевна умела еще ладить с ним в такие минуты, да и то не всегда.
Филофей Павлыч
сделался как-то еще крупнее
прежнего: по-видимому, земские хлебы пошли ему впрок.
При этой мысли мне
сделалось так скверно, что даже померещилось: не лучше ли бросить? то есть оставить все по-прежнему и воротиться назад?
С тех пор отличительным характером русской бюрократии
сделалось ироническое отношение к самой себе.
Прежние Держиморды халатничали; нынешние Держиморды увеселяют и амикошонствуют.
— Отчего же? Ведь доискаться, что человек между грядами спрятался, или допросить его так, чтоб ему тепло
сделалось, — право, все это становой может сделать если не лучше (не забудьте, на его стороне опыт
прежних лет!), то отнюдь не хуже, нежели любой юрист.
Итак, я бодр по-прежнему. Я
сделался даже бодрее, ибо теперь уже не боюсь, что кто-нибудь меня внезапно обругает или оборвет.
Но вот снова понеслись из всех церквей звуки колоколов; духовная процессия с крестами и хоругвямя медленно спускается с горы к реке; народ благоговейно снимает шапки и творит молитву… Через полчаса берег
делается по-прежнему пустынным, и только зоркий глаз может различить вдали флотилию, уносящую пеструю толпу богомольцев.
Началась
прежняя сцена увещеванья и колотушек, и мне
сделалось невыносимо тяжко.
— Женись, брат, женись! Вот этакая ходячая совесть всегда налицо будет! Сделаешь свинство — даром не пройдет! Только результаты все еще как-то плохи! — прибавил он, улыбаясь несколько сомнительно, — не действует! Уж очень, что ли, мы умны
сделались, да выросли, только совесть-то как-то скользит по нас."Свинство!" — скажешь себе, да и пошел опять щеголять по-прежнему.
Сделавшись мужем и женой, они не оставили ни
прежних привычек, ни бездомовой жизни; обедали в определенный час в кухмистерской, продолжали жить в меблированных нумерах, где занимали две комнаты, и, кроме того, обязаны были иметь карманные деньги на извозчика, на завтрак, на подачки сторожам и нумерной прислуге и на прочую мелочь.
— Как тебе заблагорассудится. Жениха своего она заставит подозревать бог знает что; пожалуй, еще и свадьба разойдется, а отчего? оттого, что вы там рвали вместе желтые цветы… Нет, так дела не
делаются. Ну, так ты по-русски писать можешь, — завтра поедем в департамент: я уж говорил о тебе
прежнему своему сослуживцу, начальнику отделения; он сказал, что есть вакансия; терять времени нечего… Это что за кипу ты вытащил?
— Послушайте, — сказал он таким голосом, что маска вдруг слетела с притворщицы, — оставим маменьку в стороне:
сделайтесь на минуту
прежней Наденькой, когда вы немножко любили меня… и отвечайте прямо: мне это нужно знать, ей-богу, нужно.
Шатов сидел в
прежней позе; но что страннее всего, Марья Тимофеевна не только перестала смеяться, но
сделалась ужасно грустна.
— Как видите, друзья! Живу и не ропщу, хотя, с другой стороны, не могу не сказать, что нынче против
прежнего — куда
сделалось труднее.
— Жалованья я получаю двадцать пять рублей в месяц, — продолжал он после краткого отдыха. — Не спорю: жалованье хорошее! но ежели принять во внимание: 1) что, по воспитанию моему, я получил потребности обширные; 2) что съестные припасы с каждым днем
делаются дороже и дороже, так что рюмка очищенной стоит ныне десять копеек, вместо
прежних пяти, — то и выходит, что о бифштексах да об котлетках мне и в помышлении держать невозможно!
Чем более сгущалась темнота, тем громче кричали гады. Голоса их составляли как бы один беспрерывный и продолжительный гул, так что ухо к нему привыкало и различало сквозь него и дальний вой волков, и вопли филина. Мрак становился гуще; предметы теряли свой
прежний вид и облекались в новую наружность. Вода, древесные ветви и туманные полосы сливались в одно целое. Образы и звуки смешивались вместе и ускользали от человеческого понятия. Поганая Лужа
сделалась достоянием силы нечистой.
Странно
сделалось Серебряному в присутствии Басманова. Храбрость этого человека и полувысказанное сожаление о своей постыдной жизни располагали к нему Никиту Романовича. Он даже готов был подумать, что Басманов в самом деле перед этим шутил или с досады клепал на себя, но последнее предложение его, сделанное, очевидно, не в шутку, возбудило в Серебряном
прежнее отвращение.
Прошло лет пять со времени переселения Арины Петровны в Погорелку. Иудушка как засел в своем родовом Головлеве, так и не двигается оттуда. Он значительно постарел, вылинял и потускнел, но шильничает, лжет и пустословит еще пуще
прежнего, потому что теперь у него почти постоянно под руками добрый друг маменька, которая ради сладкого старушечьего куска
сделалась обязательной слушательницей его пустословия.
И он не только остается в полку по-прежнему, но производится сначала в штабс-капитаны, потом в капитаны,
делается полковым адъютантом (казначеем он уж был), и, наконец, в день полкового юбилея…
И когда, после наивных вопросов погорелковской прислуги, после назидательных вздохов воплинского батюшки и его попадьи и после новых поучений Иудушки, она осталась одна, когда она проверила на досуге впечатления дня, то ей
сделалось уже совсем несомненно, что
прежняя «барышня» умерла навсегда, что отныне она только актриса жалкого провинциального театра и что положение русской актрисы очень недалеко отстоит от положения публичной женщины.
Я очень мало знал, как и все мы, о том, что
делалось и было проповедуемо и писано в
прежнее время по вопросу о непротивлении злу.
Но вдруг черт дернул Феденьку
сделаться консерватором, и он сразу оборвал с своими
прежними сподвижниками по либерализму. Не стало интимных вечеров, замолкли либеральные разговоры, на сцену опять выступила внутренняя политика, сопровождаемая сибирскою язвою и греческим языком. Феденька отыскивал корни и нити и, не находя их, был беспокоен и зол.
Не знаю, но для всех было поразительно, что
прежняя легкомысленная, равнодушная к брату девочка, не понимавшая и не признававшая его прав и своих к нему обязанностей, имеющая теперь все причины к чувству неприязненному за оскорбление любимой бабушки, — вдруг
сделалась не только привязанною сестрою, но горячею дочерью, которая смотрела в глаза своему двоюродному брату, как нежно и давно любимому отцу, нежно и давно любящему свою дочь…
Она засмеялась, и — как странно, как неожиданно изменилось ее красивое лицо!
Прежней суровости в нем и следа не осталось: оно вдруг
сделалось светлым, застенчивым, детским.
Снохи Татьяны Власьевны по-прежнему дулись одна на другую, и Татьяна Власьевна подозревала, что и это недаром
делается, а родимые матушки надувают в уши дочкам.
Эта замена Алешки Пазухина шелковым платьем не удалась, и Нюша по-прежнему тосковала и плакала. Она заметно похудела и
сделалась еще краше, хотя
прежнего смеха и болтовни не было и в помине. Впрочем, иногда, когда приезжала Феня, Нюша оживлялась и начинала дурачиться и хохотать, но под этим напускным весельем стояли те же слезы. Даже сорвиголовушка Феня не могла развеселить Нюши и часто принималась бранить...