Неточные совпадения
Как там отец его, дед, дети, внучата и гости сидели или лежали в ленивом покое, зная, что есть в доме вечно ходящее около них и промышляющее око и непокладные руки, которые обошьют их, накормят, напоят, оденут и обуют и спать положат, а при смерти закроют им глаза, так и тут Обломов, сидя и не трогаясь с дивана, видел, что движется что-то
живое и проворное в его пользу и что не взойдет завтра солнце, застелют небо вихри, понесется бурный ветр из концов в концы вселенной, а суп и жаркое явятся у него на столе, а белье его будет чисто и свежо, а паутина снята со стены, и он не узнает, как это
сделается, не даст себе труда подумать, чего ему хочется, а оно будет угадано и принесено ему под нос, не с ленью, не с грубостью, не грязными руками Захара, а с бодрым и кротким взглядом, с улыбкой глубокой преданности, чистыми, белыми руками и с голыми локтями.
Волны ходили выше сеток и заглядывали, как
живые, на палубу, точно узнать, что тут
делается.
Сегодня я ночевал на Ноктуйской станции; это центр жительства золотоприискателей. Тут и дорога получше, и все
живее, потому что много проезжих. Лена
делается уже; в ином месте и версты нет, только здесь выдался плес, версты в две. Берега, крутые оба, сплошь покрыты лесом.
О странностях Ляховского, о его страшной скупости ходили тысячи всевозможных рассказов, и нужно сознаться, что большею частью они были справедливы. Только, как часто бывает в таких случаях, люди из-за этой скупости и странностей не желают видеть того, что их создало. Наживать для того, чтобы еще наживать, —
сделалось той скорлупой, которая с каждым годом все толще и толще нарастала на нем и медленно хоронила под своей оболочкой
живого человека.
Мазурка кончилась сама собой, когда той молоденькой девушке, которую видел давеча Привалов на лестнице,
сделалось дурно. Ее под руки увели в дамскую уборную. Агриппина Филипьевна прошла вся красная, как морковь, с растрепавшимися на затылке волосами. У бедной Ани Поярковой оборвали трен, так что дамы должны были образовать вокруг нее
живую стену и только уже под этим прикрытием увели сконфуженную девушку в уборную.
Наступила зима и прекратила их свидания; но переписка
сделалась тем
живее. Владимир Николаевич в каждом письме умолял ее предаться ему, венчаться тайно, скрываться несколько времени, броситься потом к ногам родителей, которые, конечно, будут тронуты, наконец, героическим постоянством и несчастием любовников и скажут им непременно: «Дети! придите в наши объятия».
Десять лет стоял он, сложа руки, где-нибудь у колонны, у дерева на бульваре, в залах и театрах, в клубе и — воплощенным veto, [запретом (лат.).]
живой протестацией смотрел на вихрь лиц, бессмысленно вертевшихся около него, капризничал,
делался странным, отчуждался от общества, не мог его покинуть, потом сказал свое слово, спокойно спрятав, как прятал в своих чертах, страсть под ледяной корой.
С тех пор он перерос половину их,
сделался «невенчанным царем» народов, их упованием, их
живой легендой, их святым человеком, и это от Украины и Сербии до Андалузии и Шотландии, от Южной Америки до Северных Штатов.
Яркие картины потонут в изгибах памяти, серые —
сделаются вечно присущими, исполненными
живого интереса, достолюбезными.
Вообще сестрицы
сделались чем-то вроде
живых мумий; забытые, брошенные в тесную конуру, лишенные притока свежего воздуха, они даже перестали сознавать свою беспомощность и в безмолвном отупении жили, как в гробу, в своем обязательном убежище. Но и за это жалкое убежище они цеплялись всею силою своих костенеющих рук. В нем, по крайней мере, было тепло… Что, ежели рассердится сестрица Анна Павловна и скажет: мне и без вас есть кого поить-кормить! куда они тогда денутся?
Но эта почва очень скользкая. Вопрос должен быть чисто формальный, поддающийся эрудиции. Храни бог от намека на действительное,
живое и болящее сомнение. Опасно также задеть обрусительную или духовно — чиновничью струнку… Лицо протоиерея
делается неприятным, и он долго не забудет неосторожному вопрошателю…
— Уж так бы это было хорошо, Илья Фирсыч! Другого такого змея и не найти, кажется. Он да еще Галактион Колобов — два сапога пара. Немцы там, жиды да поляки — наплевать, — сегодня здесь насосались и отстали, а эти-то свои и никуда не уйдут. Всю округу корчат, как черти мокрою веревкой. Что дальше, то хуже. Вопль от них идет. Так и режут по
живому мясу. Что у нас только
делается, Илья Фирсыч! И что обидно: все по закону, — комар носу не подточит.
На другой день было как-то особенно душно и жарко. На западе толпились большие кучевые облака. Ослепительно яркое солнце перешло уже за полдень и изливало на землю горячие лучи свои. Все
живое попряталось от зноя. Властная истома погрузила всю природу в дремотное состояние. Кругом
сделалось тихо — ни звука, и даже самый воздух
сделался тяжелым и неподвижным.
После полудня погода испортилась. Небо стало быстро заволакиваться тучами, солнечный свет
сделался рассеянным, тени на земле исчезли, и все
живое попряталось и притаилось. Где-то на юго-востоке росла буря. Предвестники ее неслышными, зловещими волнами спускались на землю, обволакивая отдаленные горы, деревья в лесу и утесы на берегу моря.
— Уж этот уцелеет… Повесить его мало… Теперь у него с Ермошкой-кабатчиком такая дружба завелась — водой не разольешь. Рука руку моет… А что на Фотьянке
делается: совсем сбесился народ. С Балчуговского все на Фотьянку кинулись… Смута такая пошла, что не слушай, теплая хороминка. И этот Кишкин тут впутался, и Ястребов наезжал раза три…
Живым мясом хотят разорвать Кедровскую-то дачу. Гляжу я на них и дивлюсь про себя: вот до чего привел Господь дожить. Не глядели бы глаза.
— Поди, в другой раз ночью пригрезится, как полосовал прежде каторжан, — страшно
сделается? Тоже ведь и в палаче
живая душа… а?..
Нюрочке
делалось совестно за свое любопытство, и она скрывалась, хотя ее так и тянуло в кухню, к
живым людям. Петр Елисеич половину дня проводил на фабрике, и Нюрочка ужасно скучала в это время, потому что оставалась в доме одна, с глазу на глаз все с тою же Катрей. Сидор Карпыч окончательно переселился в сарайную, а его комнату временно занимала Катря. Веселая хохлушка тоже заметно изменилась, и Нюрочка несколько раз заставала ее в слезах.
Из девушки довольно веселой и
живой, державшей себя в доме весьма свободно и самостоятельно, как следует барышне-хозяйке, она вдруг
сделалась печальна, тиха, робка и до того услужлива, особенно перед матерью, что матери это было неприятно.
Меньшая из них, Катерина, была
живого и веселого нрава; она и прежде нравилась нам больше, теперь же хотели мы подружиться с ней покороче; но, переменившись в обращении, то есть
сделавшись учтивее и приветливее, она была с нами так скрытна и холодна, что оттолкнула нас и не дала нам возможности полюбить ее, как близкую родню.
В настоящее время я как бы вижу подтверждение этой молвы об нем: ему уже с лишком пятьдесят лет, он любит меня, сына нашего, — но когда услыхал о своем назначении в Севастополь, то не только не поморщился, но как будто бы даже помолодел, расторопней и
живей сделался — и собирается теперь, как он выражается, на этот кровавый пир так же весело и спокойно, как будто бы он ехал на какой-нибудь самый приятнейший для него вечер; ясно, что воевать — это его дело, его призвание, его сущность: он воин по натуре своей, воин органически.
Приводятся цитаты,
делаются соответствующие толкования: атмосфера насыщается сквернословием и клеветою; злоба принимает такие деятельные размеры, что все
живое прячется и исчезает.
— Лавры! — произнес Кармазинов с тонкою и несколько язвительною усмешкой. — Я, конечно, тронут и принимаю этот заготовленный заранее, но еще не успевший увянуть венок с
живым чувством; но уверяю вас, mesdames, я настолько вдруг
сделался реалистом, что считаю в наш век лавры гораздо уместнее в руках искусного повара, чем в моих…
— Конечно, дурной человек не будет откровенен, — заметила Сусанна Николаевна и пошла к себе в комнату пораспустить корсет, парадное бархатное платье заменить домашним, и пока она все это совершала, в ее воображении рисовался, как
живой, шустренький Углаков с своими проницательными и насмешливыми глазками, так что Сусанне Николаевне
сделалось досадно на себя. Возвратясь к мужу и стараясь думать о чем-нибудь другом, она спросила Егора Егорыча, знает ли он, что в их губернии, как и во многих, начинается голод?
И чем
живее идет игра, тем обильнее и чувствительнее
делаются воспоминания.
Прежде ей никогда не приходило в голову спросить себя, зачем Порфирий Владимирыч, как только встретит
живого человека, так тотчас же начинает опутывать его целою сетью словесных обрывков, в которых ни за что уцепиться невозможно, но от которых
делается невыносимо тяжело; теперь ей стало ясно, что Иудушка, в строгом смысле, не разговаривает, а «тиранит» и что, следовательно, не лишнее его «осадить», дать почувствовать, что и ему пришла пора «честь знать».
Все, в чем она отказывала себе в течение жизни — хороший кусок, покой, беседа с
живыми людьми, — все это
сделалось предметом самых упорных помышлений.
Правда, впоследствии, по смерти генерала, когда сам Фома совершенно неожиданно
сделался вдруг важным и чрезвычайным лицом, он не раз уверял нас всех, что, согласясь быть шутом, он великодушно пожертвовал собою дружбе; что генерал был его благодетель; это был человек великий, непонятный и что одному ему, Фоме, доверял он сокровеннейшие тайны души своей; что, наконец, если он, Фома, и изображал собою, по генеральскому востребованию, различных зверей и иные
живые картины, то единственно, чтоб развлечь и развеселить удрученного болезнями страдальца и друга.
Мы уже приспособились к новым условиям существования и
сделались нераздельной,
живой, органической частью дачного целого.
Снохи втягивались в порядки брагинского дома исподволь и незаметно
делались его неотъемлемой составной частью, как члены одного
живого организма.
Один Пестерь
делался все мрачнее и мрачнее, а когда бабы не вытерпели и заголосили какую-то безобразную пьяную песню, он, не выпуская изо рта своей трубки с медной цепочкой, процедил только одно слово: «У… язвы!..» Кто бы мог подумать, что этот свирепый субъект являлся самым
живым источником козловых ботинок и кумачных платков, в чем убедилась личным опытом даже Домашка, всего третьего дня получившая от Пестеря зеленые стеклянные бусы.
[Чтобы жало крючка не тупилось, надобно не втыкать его никогда в удилище, что
делается весьма часто.] насадка свежая,
живая, насажена искусно.
Живые, не истомленные долгим сиденьем в прорезях судаки составляют лакомое и здоровое блюдо; это необходимая принадлежность хорошего стола, вследствие чего иногда бывают очень дороги; но зато мерзлых судаков в Москву и ее окрестности навозят такое множество, что они к концу зимы
делаются иногда чрезвычайно дешевы, то есть рублей по шести ассигнациями за пуд.
Нет, ей бы нужно было не то, чтоб ей что-нибудь уступили и облегчили, а то, чтобы свекровь, муж, зсе окружающие
сделались способны удовлетворить тем
живым стремлениям, которыми она проникнута, признать законность ее природных требований, отречься от всяких принудительных прав на нее и переродиться до того, чтобы
сделаться достойным ее любви и доверия.
Вся разница в том, что у Катерины, как личности непосредственной,
живой, все
делается по влечению натуры, без отчетливого сознания, а у людей, развитых теоретически и сильных умом, — главную роль играет логика и анализ.
— Эй, ты, глотай
живее! — крикнул Саша Климкову. Обедая, Климков внимательно слушал разговоры и, незаметно рассматривая людей, с удовольствием видел, что все они — кроме Саши — не хуже, не страшнее других. Им овладело желание подслужиться к этим людям, ему захотелось
сделаться нужным для них. Он положил нож и вилку, быстро вытер губы грязной салфеткой и сказал...
Аннушка. Да ведь я
живой тоже человек, разве не вижу, что на свете-то
делается!.. (Складывает платье.) В шкаф, что ли, повесить?
Потому что, если б предоставили Дракину вести на общественный счет железные пути, во-первых, он, конечно, не оставил бы ни одного
живого места в целой России, а во-вторых, наверное, он опять почувствовал бы себя в обладании"предмета", и вследствие этого сердце его
сделалось бы доступным милосердию и прощению.
— Я начал понимать только тогда, когда увидал ее в гробу… — Он всхлипнул, но тотчас же торопливо продолжал: — только тогда, когда я увидал ее мертвое лицо, я понял всё, что я сделал. Я понял, что я, я убил ее, что от меня
сделалось то, что она была
живая, движущаяся, теплая, а теперь стала неподвижная, восковая, холодная, и что поправить этого никогда, нигде, ничем нельзя. Тот, кто не пережил этого, тот не может понять… У! у! у!… — вскрикнул он несколько раз и затих.
— Что
сделалось? — повторил глухим голосом Ижорской. — Ничего… Осрамили, зарезали,
живого в гроб положили, вот и все!..
Но что же! он ее увидел 6 лет спустя… увы! она
сделалась дюжей толстой бабою, он видел, как она колотила слюнявых ребят, мела избу, бранила пьяного мужа самыми отвратительными речами… очарование разлетелось как дым; настоящее отравило прелесть минувшего, с этих пор он не мог вообразить Анюту, иначе как рядом с этой отвратительной женщиной, он должен был изгладить из своей памяти как умершую эту
живую, черноглазую, чернобровую девочку… и принес эту жертву своему самолюбию, почти безо всякого сожаления.
— Она потеряла дорóгой следы страстей человеческих, она смеется над переменами столетий, протекающих над нею безвредно, как женщина над пустыми вздохами глупых любовников; — она не боится ни ада, ни рая, вольна жить и умереть, когда ей угодно; —
сделавшись могилой какого-нибудь несчастного сердца, она не теряет своей прелести,
живого, беспокойного своего нрава; и в ее погребальном ропоте больше утешений, нежели жалости.
Еще гораздо важнее то, что с течением времени многое в произведениях поэзии
делается непонятным для нас (мысли и обороты, заимствованные от современных обстоятельств, намеки на события и лица); многое становится бесцветно и безвкусно; ученые комментарии не могут сделать для потомков всего столь же ясным и
живым, как все было ясно для современников; притом ученые комментарии и эстетическое наслаждение — противоположные вещи; не говорим уже, что через них произведение поэзии перестает быть общедоступным.
Он
сделался как-то
живее, даже тверже характером, как человек, который уже определил и поставил себе цель.
Но когда
живые люди постепенно доводятся до состояния теней, то они и сами начинают сознавать себя тенями, и в этом качестве
делаются вполне равнодушны к тому, какие решаются об них уравнения и какие пишутся статистики.
Во всех его сочинениях, без исключения, везде вырывались горячие слова,
живые выражения, даже строки, полные внутреннего чувства; они производили сначала впечатление, но повторенные сочинителем несколько раз, иногда некстати,
сделавшись стереотипными, казенными фразами, — они начинали уже опошливаться и надоедать людям разборчивым, а потому и взыскательным.
Еще потемневший облик, облекающий старые картины, не весь сошел пред ним; но он уж прозревал в них кое-что, хотя внутренно не соглашался с профессором, чтобы старинные мастера так недосягаемо ушли от нас; ему казалось даже, что девятнадцатый век кое в чем значительно их опередил, что подражание природе как-то
сделалось теперь ярче,
живее, ближе; словом, он думал в этом случае так, как думает молодость, уже постигшая кое-что и чувствующая это в гордом внутреннем сознании.
Он вскочил с постели, полоумный, обеспамятевший, и уже не мог изъяснить, что это с ним
делается: давленье ли кошмара или домового, бред ли горячки или
живое виденье.
Но пьеса выдержала и это испытание — и не только не опошлилась, но
сделалась как будто дороже для читателей, нашла себе в каждом из них покровителя, критика и друга, как басни Крылова, не утратившие своей литературной силы, перейдя из книги в
живую речь.
Как это
сделалось на 3-м месяце болезни Ивана Ильича, нельзя было сказать, потому что это
делалось шаг за шагом, незаметно, но
сделалось то, что и жена, и дочь, и сын его, и прислуга, и знакомые, и доктора, и, главное, он сам — знали, что весь интерес в нем для других состоит только в том, скоро ли, наконец, он опростает место, освободит
живых от стеснения, производимого его присутствием, и сам освободится от своих страданий.
Глаза, устремленные вперед, блистали тем страшным блеском, которым иногда блещут
живые глаза сквозь прорези черной маски; испытующий и укоризненный луч их, казалось, следовал за вами во все углы комнаты, и улыбка, растягивая узкие и сжатые губы, была более презрительная, чем насмешливая; всякий раз, когда Жорж смотрел на эту голову, он видел в ней новое выражение; — она
сделалась его собеседником в минуты одиночества и мечтания — и он, как партизан Байрона, назвал ее портретом Лары.