Неточные совпадения
— Теперь благослови, мать, детей своих! — сказал Бульба. — Моли Бога, чтобы они воевали храбро, защищали бы всегда честь лыцарскую, [Рыцарскую. (Прим. Н.В. Гоголя.)] чтобы стояли всегда за веру
Христову, а не то — пусть лучше пропадут, чтобы и духу их не было на
свете! Подойдите, дети, к матери: молитва материнская и на воде и на земле спасает.
Я пришел к себе на квартиру и нашел Савельича, горюющего по моем отсутствии. Весть о свободе моей обрадовала его несказанно. «Слава тебе, владыко! — сказал он перекрестившись. — Чем
свет оставим крепость и пойдем куда глаза глядят. Я тебе кое-что заготовил; покушай-ка, батюшка, да и почивай себе до утра, как у
Христа за пазушкой».
Она была очень набожна и чувствительна, верила во всевозможные приметы, гаданья, заговоры, сны; верила в юродивых, в домовых, в леших, в дурные встречи, в порчу, в народные лекарства, в четверговую соль, в скорый конец
света; верила, что если в светлое воскресение на всенощной не погаснут свечи, то гречиха хорошо уродится, и что гриб больше не растет, если его человеческий глаз увидит; верила, что черт любит быть там, где вода, и что у каждого жида на груди кровавое пятнышко; боялась мышей, ужей, лягушек, воробьев, пиявок, грома, холодной воды, сквозного ветра, лошадей, козлов, рыжих людей и черных кошек и почитала сверчков и собак нечистыми животными; не ела ни телятины, ни голубей, ни раков, ни сыру, ни спаржи, ни земляных груш, ни зайца, ни арбузов, потому что взрезанный арбуз напоминает голову Иоанна Предтечи; [Иоанн Предтеча — по преданию, предшественник и провозвестник Иисуса
Христа.
«Барин! — сказал он встревоженным и умоляющим голосом, — не ездите,
Христа ради, по морю!» — «Куда?» — «А куда едете: на край
света».
А коли я уже разжалован, то каким же манером и по какой справедливости станут спрашивать с меня на том
свете как с христианина за то, что я отрекся
Христа, тогда как я за помышление только одно, еще до отречения, был уже крещения моего совлечен?
Дедушка купил Новый завет и географию и стал меня учить; а иногда рассказывал, какие на
свете есть земли, и какие люди живут, и какие моря, и что было прежде, и как
Христос нас всех простил.
— Полно,
Христа ради, Иван, полно: ни за что на
свете я тебя ни разу не ударю, а только уходи поскорее, пока Машеньки с дочкой дома нет, а то они по тебе очень плакать будут.
Но вы еще дальше шли: вы веровали, что римский католицизм уже не есть христианство; вы утверждали, что Рим провозгласил
Христа, поддавшегося на третье дьяволово искушение, и что, возвестив всему
свету, что
Христос без царства земного на земле устоять не может, католичество тем самым провозгласило антихриста и тем погубило весь западный мир.
И если доселе всякий человек, как образ первого греховного Адама, искал плотского, на слепой похоти основанного союза с своею отделенною натурою, то есть с женою, так ныне, после того как новый Адам восстановил духовный союз с новою Евою, сиречь церковью, каждый отдельный человек, сделавшись образом этого небесного Адама, должен и в натуральном союзе с женою иметь основанием чистую духовную любовь, которая есть в союзе
Христа с церковью; тогда и в плотском жительстве не только сохранится небесный
свет, но и сама плоть одухотворится, как одухотворилось тело
Христово.
Непонимание учения
Христа в его истинном, простом и прямом смысле в наше время, когда
свет этого учения проник уже все самые темные углы сознания людского; когда, как говорил
Христос, теперь уже с крыш кричат то, что он говорил на ухо; когда учение это проникает все стороны человеческой жизни: и семейную, и экономическую, и гражданскую, и государственную, и международную, — непонимание это было бы необъяснимо, если бы непониманию этому не было причин.
Второй способ, несколько менее грубый, состоит в том, чтобы утверждать, что хотя действительно
Христос учил подставлять щеку и отдавать кафтан и что это очень высокое нравственное требование, но… что есть на
свете злодеи, и если не усмирять силой этих злодеев, то погибнет весь мир и погибнут добрые. Довод этот я нашел в первый раз у Иоанна Златоуста и выставляю несправедливость его в книге «В чем моя вера?».
— Я хочу, — продолжал Милославский, ободренный ласковою речью Авраамия, — умереть
свету и при помощи твоей из воина земного соделаться воином
Христовым.
И тотчас же, как-то вдруг, по-сказочному неожиданно — пред глазами развернулась небольшая площадь, а среди нее, в
свете факелов и бенгальских огней, две фигуры: одна — в белых длинных одеждах, светловолосая, знакомая фигура
Христа, другая — в голубом хитоне — Иоанн, любимый ученик Иисуса, а вокруг них темные люди с огнями в руках, на их лицах южан какая-то одна, всем общая улыбка великой радости, которую они сами вызвали к жизни и — гордятся ею.
С тех пор, как грянула свобода,
Мне все на
свете трын-трава.
Я правлю в год два Новых года
И два
Христовых Рождества.
Он недолго терпел неприветливую встречу, приготовленную ему во
Христе братьями на этом
свете: попищал, поморщился и умер.
Те, как водится, начинали с расспросов о том, есть ли в селе барин, строг ли с мужиками, есть ли барыня и барчонки, о том, кто староста, стар ли, молод ли он; потом мало-помалу объясняли Акуле, что вот-де они ходят из села в село, собирают хлебец да копеечки во имя
Христово, заходят в монастыри, бывают далече, в Киеве и Иерусалиме, на богомолье и что, наконец, жутко приходится им иногда жить на белом
свете.
Полноте, сударь; полноте,
свет барин,
Христос вас помилует!
Я другое вспомнил… Я его не попрошу уйти, а еще позову… Приди — ближе! и зачитал: «
Христе,
свете истинный, просвещали и освещали всякого человека, грядущего в мир…»
Да, среди пустынь, за стенами монастырей, возрастет слово
Христово: «И
свет во тьме светит, и тьма его не объяла», — и оттуда пересодится на открытое поле, когда из него исторгнутся плевелы.
Свет истинный везде, и в море далече, и во градах, и в весях, и нет места ближе ко Христу-свету, как в лесах да в пустынях, в вертепах и пропастях земных.
Емлют они, ангелы, души из телес горящих и приносят их к самому
Христу, Царю Небесному, а он,
свет, их благословляет и силу им божественную подает…
— Ни за что на
свете не подам объявления, ни за что на
свете не наведу суда на деревню. Суд наедет, не одну мою копейку потянет, а миру и без того туго приходится. Лучше ж я как-нибудь, с Божьей помощью, перебьюсь. Сколочусь по времени с деньжонками, нову токарню поставлю. А злодея, что меня обездолил, — суди Бог на страшном
Христовом судилище.
— Ну, ступайте-ка, девицы, спать-ночевать, — сказала Манефа, обращаясь к Фленушке и Марьюшке. — В келарню-то ужинать не ходите, снежно, студено. Ехали мы, мать София, так лесом-то ничего, а на поляну как выехали, такая метель поднялась, что
свету Божьего не стало видно. Теперь так и метет… Молви-ка, Фленушка, хоть Наталье, принесла бы вам из келарни поужинать, да яичек бы, что ли, сварили, аль яиченку сделали, молочка бы принесла. Ну, подите со
Христом.
Истинное богопочитание свободно от суеверия; когда в него проникает суеверие, то и самое богопочитание разрушается.
Христос указал нам, в чем истинное богопочитание. Он учил, что из всего того, что мы делаем в своей жизни, одно есть
свет и счастье людей, это — наша любовь друг к другу; он учил, что счастья нашего мы можем достигнуть только тогда, когда будем служить людям, а не себе.
Борьба наша есть борьба царствия
света с царством тьмы дьявола; а
Христос сказал: «созижду церковь Мою на камне крепком, и врата адовы не одолеют ее».
Вторая Ипостась,
Христос, преимущественно обращен к Софии, ибо Он есть
свет мира, Им же вся быша (Ио. 1), и, воспринимая лучи Логоса, сама София становится Христософией, Логосом в мире, и, как Он, любима Отчею Ипостасью, изливающей на нее дары Св.
Отсюда понятна принципиальная возможность и даже необходимость эсхатологии [От греч. eschatos — последний и logos — учение — учение о «конце
света» и втором пришествии Иисуса
Христа.
Напротив,
Христос был, хотя и в чисто природном своем воздействии,
светом язычников; собственно Он был потенцией язычества; в нем образовал Он почву, которая некогда должна была принять семя христианства, для которого иудейство было слишком узко.
На Страшном суде человек, поставленный лицом к лицу с
Христом и в Нем познавший истинный закон своей жизни, сам сделает в
свете этого сознания оценку своей свободе в соответствии тому «подобию», которое создано творчеством его жизни, и сам различит в нем призрачное, субъективное, «психологическое» от подлинного, реального, онтологического.
Однако Бог сотворил его царем
света, но так как он не повиновался, и захотел быть выше всецелого бога, то бог низверг его с его престола и сотворил посреди нашего времени иного царя из того же самого Божества, из которого был сотворен и господин Люцифер (разумей это правильно: из того салнитера, который был вне тела царя Люцифера) и посадил его на царский престол Люцифера, и дал ему силу и власть, какая была у Люцифера до его падения, и этот царь зовется И.
Христом» (Аврора, 199, § 35-6...
Спб., 1892.] мы наблюдаем дальнейшее развитие идей отрицательного богословия, в связи с знаменитыми спорами о Фаворском
свете [Фаворский
свет —
свет, которым просияло лицо Иисуса
Христа при Его Преображении.
Вопрос поставлен был так: представляет ли
свет, осиявший
Христа на Фаворе и виденный апостолами, прямое действие Божие, Его «энергию» (ενέργεια), несозданную и вечную, или же он есть только чувственное знамение в доступной для грубого понимания учеников форме?
Каждый увидит себя в своем онтологическом существе, в своем истинном
свете, а в этом и есть непреложная основа нелицеприятного суда
Христова.
—
Христос воскресе, Егорушка!
Свет ты мой ненаглядный! — с плачем и рыданьями обнимая и целуя племянника, голосила Варвара Петровна. — Насилу-то дождались мы тебя! Со дня на день ожидали.
— На светика на моего, на Самойла Иваныча сел! — говорила недавно схоронившая мужа старушка. — Хорошо, надо быть, другу моему советному на том
свете у
Христа, у батюшки! Веселится, знать, мой Самойло Иваныч во светлом раю! Недаром сел на могилку его блаженненький.
Тайна
Христа бросает
свет на тайну человеческой личности.
Монастырь стал изливать на язычников
свет учения
Христа, князья радели о нем и не одну сотню лет сидели на своей отчине и дедине — вплоть до того часа, когда Москва протянула и в эту сторону свою загребущую лапу, и княжеский стольный город перешел в воеводский, а там в посад, а там и в простое торговое село.
Сквозь небольшие, беспорядочные расселины, местах в двух, трех,
свет солнца ронял скупо свой одинокий луч то на божественный лик распятого
Христа, то на плащаницу его, то на лицо Магдалины, облитое слезами.
«Адам был мужчиною, равно как и женщиной, но и не тем, и не другим, а девою, исполненною целомудрия, чистоты и непорочности, как образ Божий; он имел в себе и тинктуру огня и тинктуру
света, в слиянии которых покоилась любовь к себе как некий девственный центр, как прекрасный райский розарий, сад услад, в котором он сам себя любил; чему и мы уподобимся по воскресении мертвых, ибо, по слову
Христа, там не женятся и не выходят замуж, а живут подобно ангелам Божиим» [T. V. «Mysterium magnum», с. 94.].
Но если Достоевский не может быть учителем духовной дисциплины и духовного пути, если «достоевщина», как наш психологизм, должна быть в нас преодолена, то он остается в одном отношении учителем — он учит через
Христа открывать
свет во тьме, открывать образ и подобие Божие в самом падшем человеке, учит любви к человеку, связанной с уважением к его свободе.
Что высокого, изящного, говорил я сам себе, создам для народа, врага
Христова, для того, кому и в будущем
свете обещан утонченный разврат?
Христос восстановил андрогинный образ в человеке и возвратил ему Деву-Софию. «Образ Божий — муже-дева, а не женщина и не мужчина» [Там же, с. 140.]. «Огневая душа должна закалиться в огне Божьем и стать светлее чистого золота, ибо она жених благородной Софии из семени жены; она — тинктура огня, как София — тинктура
света.
— Великое дело совершил ты надо мной, добрый пастырь стада
Христова, — начал Синявин, сделав три земных поклона, —
свет пролил мне в душу словом Божиим, просветлил мой ум, и совесть моя чернее ночи мне показалась. Помоги мне и ее осветить
светом истины. Помолись за меня, великого грешника, отец мой духовный!
Окна глубоко и украдкою уходят в дом, как бы с бережью для глаз хозяина неся туда
свет; над каждым окном и под ним ветви пальмовые, что кидали в день Вайи под ноги
Христу, да еще виноградные кисти, от которых упился Ной.
— Невдомек мне, милостивец, хотя убей, в разум слов твоих взять не сумею, при чем тут брат мой и дочь моя, смекнуть не могу, вот те
Христос, боярин… В какой уж раз говорю тебе, сына твоего в глаза не видал, и есть ли такой на
свете молодец — не ведаю… А погубишь дочь мою, голубицу чистую, неповинную, грех тебе будет незамолимый, а ей на небесах обитель
Христова светлая…
— Даст ли тебе этот срок Иисус
Христос для очищения грехов твоих, когда явишься к нему на тот
свет? (эти слова принадлежали не Афанасью Никитину, а Иосифу Волоцкому) может статься, заутро опоздает слово твое.
Симеона Нового Богослова: «Когда пришел
Христос, с того времени человек сделался уже как бы
светом, через соединение с оным, первым и невечерним
светом Божиим, и не имеет более нужды ни в каком писаном законе» [См. «Симеон Новый Богослов», выпуск первый, с. 29.].
Истина
Христова бросает обратный
свет и на первую свободу, утверждает ее как неотрывную часть самой Истины.
Каждое слово Образца падало на сердце Анастасии, как смола горючая. Ей казалось, она призвана на Страшный суд
Христов услышать проклятие отца и свой вечный приговор. Она не выдержала и горько зарыдала,
свет помутился в глазах, ноги стали подкашиваться. Образец услышал ее рыдания и прервал свое напутствие.
Человек, исповедующий внешний закон, есть человек, стоящий в
свете фонаря, привешанного к столбу. Он стоит в
свете этого фонаря, ему светло, и итти ему дальше некуда. Человек, исповедующий
Христово учение, подобен человеку, несущему фонарь перед собой на более или менее длинном шесте:
свет всегда впереди его и всегда побуждает его итти за собой и вновь открывает ему впереди его новое, влекущее к себе освещенное пространство.