Забываясь среди богомолок в своих радужных думах и гуляя в своем
светлом царстве, она все думает, что ее довольство происходит именно от этих богомолок, от лампадок, зажженных по всем углам в доме, от причитаний, раздающихся вокруг нее; своими чувствами она одушевляет мертвую обстановку, в которой живет, и сливает с ней внутренний мир души своей.
Именно телесностью или чувственностью и установляется res, бытие, и хотя с нею и не знает, что делать, идеализм, кроме как брезгливо ее удалять из своего
светлого царства, однако же торжествующе смеется темный Ариман, который, и оставаясь логическим неучем, владеет ключом к реальности.
Неточные совпадения
Как только начала заниматься заря, пернатое
царство поднялось на воздух и с шумом и гамом снова понеслось к югу. Первыми снялись гуси, за ними пошли лебеди, потом утки, и уже последними тронулись остальные перелетные птицы. Сначала они низко летели над землей, но по мере того как становилось
светлее, поднимались все выше и выше.
— Окружит эта шайка продажных мошенников
светлый трон царя нашего и закроет ему мудрые глаза его на судьбу родины, предадут они Россию в руки инородцев и иностранцев. Жиды устроят в России своё
царство, поляки своё, армяне с грузинами, латыши и прочие нищие, коих приютила Русь под сильною рукою своею, свои
царства устроят, и когда останемся мы, русские, одни… тогда… тогда, — значит…
— Душа у праведного белая и гладкая, как мел, а у грешного как пемза. Душа у праведного — олифа
светлая, а у грешного — смола газовая. Трудиться надо, скорбеть надо, болезновать надо, — продолжал он, — а который человек не трудится и не скорбит, тому не будет
царства небесного. Горе, горе сытым, горе сильным, горе богатым, горе заимодавцам! Не видать им царствия небесного. Тля ест траву, ржа — железо…
Как пленник, брошенный в пустой глубокий колодец, я не знаю, где я и что меня ждет. От меня не скрыто лишь, что в упорной, жестокой борьбе с дьяволом, началом материальных сил, мне суждено победить, и после того материя и дух сольются в гармонии прекрасной и наступит
царство мировой воли. Но это будет, лишь когда мало-помалу, через длинный, длинный ряд тысячелетий, и луна, и
светлый Сириус, и земля обратятся в пыль… А до тех пор ужас, ужас…
В соборе вашу клятву
Вы целованьем крестным утвердите.
Мы в животе и смерти не вольны —
Я Федора хочу еще при жизни
Моей венчать. От младости он мной
Наставлен был в науке государевой.
Господь ему превыше лет его
Дал
светлый ум, и с духом твердым кротость
В нем сочетал, и правоты любовь,
Нетронутую мудрствованьем ложным,
В него вложил. Его царенье будет
На радость вам, на славу всей земле!
Чего я сделать не успел для
царства —
То он свершит...
Что ж молчим мы? Или самовластно
Царство тихой,
светлой ночи мая?
Иль поет и ярко так и страстно
Соловей, над розой изнывая?
В своем ничто он захотел видеть божественное все, и принужден замкнуться в
царстве Гадеса [Гадес (или Аид) — в греч. мифологии владыка
царства мертвых, а также само
царство.], населенном призраками и тенями, как в чертогах
светлого бога.
И вот в это
царство душевной гармонии и
светлой жизнерадостности вдруг врывается новый, неведомый гомеровскому человеку бог — варварский, дикий Дионис. Буйным исступлением зажигает он уравновешенные души и во главе неистовствующих, экстатических толп совершает свое победное шествие по всей Греции.
И вот происходит торжественное вступление человека в
царство свободы,
светлое преображение человека в бога...
Не представляй себе
Царство Божье слишком посюсторонне и по-человечески, как победу «добрых» над «злыми», как изоляцию «добрых» в
светлом месте, а «злых» в темном месте.