Культура подхватила нас на свои мягкие волны и несет вперед, не давая оглядываться по сторонам; мы отдаемся этим волнам и не замечаем, как теряем в них одно за другим все имеющиеся у нас богатства; мы не только не замечаем, — мы не хотим этого замечать: все наше внимание устремлено исключительно на наше самое ценное богатство — разум, влекущий нас вперед, в
светлое царство культуры.
Но, когда подведешь итог тому, что нами уже потеряно и что мы с таким легким сердцем собираемся утерять, становится жутко, и в далеком
светлом царстве начинает мерещиться темный призрак нового рабства человека.
Тут были и воспоминания об институте, в котором они воспитывались, и вычитанные урывками мысли о людях труда, и робкая надежда с помощью институтских связей ухватиться за какую-то нить и при ее пособии войти в
светлое царство человеческой жизни.
Забываясь среди богомолок в своих радужных думах и гуляя в своем
светлом царстве, она все думает, что ее довольство происходит именно от этих богомолок, от лампадок, зажженных по всем углам в доме, от причитаний, раздающихся вокруг нее; своими чувствами она одушевляет мертвую обстановку, в которой живет, и сливает с ней внутренний мир души своей.
Именно телесностью или чувственностью и установляется res, бытие, и хотя с нею и не знает, что делать, идеализм, кроме как брезгливо ее удалять из своего
светлого царства, однако же торжествующе смеется темный Ариман, который, и оставаясь логическим неучем, владеет ключом к реальности.
— Но она их не возьмет, сударь! Ее нежные руки никогда не должны знать этой золотой грязи. Ее чистые глаза никогда не увидят иного зрелища, нежели эта безбрежная и безгрешная Кампанья. Здесь ее монастырь, м-р Вандергуд, и выход отсюда для нее только один: в неземное
светлое царство, если только оно есть!
Неточные совпадения
Как только начала заниматься заря, пернатое
царство поднялось на воздух и с шумом и гамом снова понеслось к югу. Первыми снялись гуси, за ними пошли лебеди, потом утки, и уже последними тронулись остальные перелетные птицы. Сначала они низко летели над землей, но по мере того как становилось
светлее, поднимались все выше и выше.
— Окружит эта шайка продажных мошенников
светлый трон царя нашего и закроет ему мудрые глаза его на судьбу родины, предадут они Россию в руки инородцев и иностранцев. Жиды устроят в России своё
царство, поляки своё, армяне с грузинами, латыши и прочие нищие, коих приютила Русь под сильною рукою своею, свои
царства устроят, и когда останемся мы, русские, одни… тогда… тогда, — значит…
— Душа у праведного белая и гладкая, как мел, а у грешного как пемза. Душа у праведного — олифа
светлая, а у грешного — смола газовая. Трудиться надо, скорбеть надо, болезновать надо, — продолжал он, — а который человек не трудится и не скорбит, тому не будет
царства небесного. Горе, горе сытым, горе сильным, горе богатым, горе заимодавцам! Не видать им царствия небесного. Тля ест траву, ржа — железо…
Как пленник, брошенный в пустой глубокий колодец, я не знаю, где я и что меня ждет. От меня не скрыто лишь, что в упорной, жестокой борьбе с дьяволом, началом материальных сил, мне суждено победить, и после того материя и дух сольются в гармонии прекрасной и наступит
царство мировой воли. Но это будет, лишь когда мало-помалу, через длинный, длинный ряд тысячелетий, и луна, и
светлый Сириус, и земля обратятся в пыль… А до тех пор ужас, ужас…
В соборе вашу клятву // Вы целованьем крестным утвердите. // Мы в животе и смерти не вольны — // Я Федора хочу еще при жизни // Моей венчать. От младости он мной // Наставлен был в науке государевой. // Господь ему превыше лет его // Дал
светлый ум, и с духом твердым кротость // В нем сочетал, и правоты любовь, // Нетронутую мудрствованьем ложным, // В него вложил. Его царенье будет // На радость вам, на славу всей земле! // Чего я сделать не успел для
царства — // То он свершит —