Неточные совпадения
С этим он и уснул, а утром его разбудил свист ветра, сухо шумели сосны за окном, тревожно шелестели березы; на синеватом полотнище реки узорно курчавились маленькие волнишки. Из-за реки плыла густо-синяя
туча, ветер обрывал ее край, пышные клочья быстро неслись над рекою, поглаживая ее дымными тенями.
В купальне кричала Алина. Когда Самгин вымылся, оделся и
сел к столу завтракать — вдруг хлынул ливень, а через минуту вошел Макаров, стряхивая с волос капли дождя.
Тучи в этот день были еще гуще и непроницаемее. Отцу Аввакуму надо было ехать назад. С сокрушенным сердцем
сел он
в карету Вандика и выехал, не видав Столовой горы. «Это меня за что-нибудь Бог наказал!» — сказал он, уезжая. Едва прошел час-полтора, я был
в ботаническом саду, как вдруг вижу...
«Отдать землю, ехать
в Сибирь, — блохи, клопы, нечистота… Ну, что ж, коли надо нести это — понесу». Но, несмотря на всё желание, он не мог вынести этого и
сел у открытого окна, любуясь на убегающую
тучу и на открывшийся опять месяц.
— Дай-то господи! Солнышко-то, вишь,
в хмару
садиться хочет… Прогневался господь на православных. Прошлый-те год измаялся народишко, беда! А ноне, гляди, еще хуже будет. Хлеб горит. Вот кабы помиловал господь, — да нет, только дразнит… Ходят
тучи, слоняются по небу, а что толку.
Разъяснения всех этих негодований и пророчеств впереди; их место далеко
в хронике событий, которые я должна записать на память измельчавшим и едва ли самих себя не позабывшим потомкам древнего и доброго рода нашего. Сделав несколько несвоевременный скачок вперед, я снова возвращаюсь «во время уно», к событию, которым завершился период тихого вдовьего житья княгини с маленькими детьми
в селе Протозанове и одновременно с тем открылась новая фаза течения моего светила среди окружавших его
туч и туманов.
Солнце
садилось в синюю
тучу, тронув ее края косыми лучами.
Чтобы ускорить переезд, поднялись вверх только с полверсты, опять
сели в весла и, перекрестившись, пустились на перебой поперек реки; но лишь только мы добрались до середины, как
туча с неимоверной скоростью обхватила весь горизонт, почерневшее небо еще чернее отразилось
в воде, стало темно, и страшная гроза разразилась молнией, громом и внезапной неистовой бурей.
В смутном бормотании бродяги мне слышались неопределенные вздохи о чем-то. Я забылся под давлением неразрешимого вопроса, и над моим изголовьем витали сумрачные грезы…
Село вечернее солнце. Земля лежит громадная, необъятная, грустная, вся погруженная
в тяжелую думу. Нависла молчаливая, тяжелая
туча… Только край неба отсвечивает еще потухающими лучами зари да где-то далеко, под задумчиво синеющими горами, стоит огонек…
За
селом, над лесами, полнеба обнял багровый пожар заката, земля дышала пахучей жарой; река и
село покраснели
в лучах солнца, а кудрявые гривы лесов поднимались к небу, как тёмные
тучи благоуханного дыма.
Половина тёмно-синего неба была густо засеяна звёздами, а другая, над полями, прикрыта сизой
тучей. Вздрагивали зарницы,
туча на секунду обливалась красноватым огнём.
В трёх местах
села лежали жёлтые полосы света — у попа,
в чайной и у лавочника Седова; все эти три светлые пятна выдвигали из тьмы тяжёлое здание церкви, лишённое ясных форм.
В реке блестело отражение Венеры и ещё каких-то крупных звёзд — только по этому и можно было узнать, где спряталась река.
Народ молчит, у избы Астахова все стоят угрюмо, как осенняя
туча, — две трети
села в кабале у Кузьмы, и
в любой день он любого человека может по миру пустить. Только старуха Лаптева, не разгибая спины и странно закинув голову вверх, что-то неслышно шепчет, и трётся
в толпе Савелий, сверкая глазами, хрипит, кашляет, дёргает людей за локти, поджигая сухие, со зла, души.
В другой раз собрался он как-то к тетеньке с требованием, и так бодро пошел; подруга Саши обрадовалась и испугалась, а Саша говорит ей: «Ах, милая,
сядь да утишься: не из
тучи гром…
Прошло с четверть часа, и нос лодки уткнулся
в крутой и обрывистый берег. Остров был плоский, и укрыться от снега было негде; ямщики нарубили сухого тальнику, и белый дым костра смешался с густой сеткой снега… Я посмотрел на часы: было уже довольно поздно, и скоро за снеговой
тучей должно было
сесть солнце…
Когда немного погодя доктор
сел в коляску и поехал, глаза его всё еще продолжали глядеть презрительно. Было темно, гораздо темнее, чем час тому назад. Красный полумесяц уже ушел за холм, и сторожившие его
тучи темными пятнами лежали около звезд. Карета с красными огнями застучала по дороге и перегнала доктора. Это ехал Абогин протестовать, делать глупости…
Крепко
в душу запавшее слово
Также здесь услыхал я впервой:
«Привезли из Москвы Полевого…»
Возвращаясь
в тот вечер домой,
Думал я невеселые думы
И за труд неохотно я
сел.
Тучи на небе были угрюмы,
Ветер что—то насмешливо пел.
Напевал он тогда, без сомненья:
«Не такие еще поощренья
Встретишь ты на пути роковом».
Но не понял я песенки спросту,
У Цепного бессмертного мосту
Мне ее пояснили потом…
Солнце
садилось за низкую
тучу и последним своим отблеском окрашивало ее
в густой темно-розовый и почти багряный цвет с ярко-золотистыми скважинами
в середине и излучинами по краям, сверкавшими словно растопленное золото.
И Ровнедь минули, и Щербинскую гору, что так недавно еще красовалась вековыми дубовыми рощами, попавшими под топор промышленника, либо расхищенными людом, охочим до чужого добра. Река заворотила вправо; высокий, чернеющий чапыжником нагорный берег как бы исполинской подковой огибал реку и темной полосой отражался на ее зеркальной поверхности. Солнце еще не
село, но уж потонуло
в тучах пыли, громадными клубами носившейся над ярманкой.
В воздухе засвежело; Татьяна Андревна и девицы приукутались.
По небу ползли тяжелые черные
тучи:
в горах шел снег. От фанзы Кивета поднималась кверху беловатая струйка дыма. Там кто-то рубил дрова, и звук топора звонко доносился на эту сторону реки. Когда мы подошли к дому, стрелки обступили Глеголу. Он начал им рассказывать, как все случилось, а я пошел прямо к себе, разделся и
сел за работу.
Мы
сели в лодку и отплыли. Месяц скрылся за
тучами, стало темней;
в лощинке за дубками болезненно и прерывисто закричала цапля, словно ее душили. Мы долго плыли молча. Наташа сидела, по-прежнему опустив голову. Из-за темных деревьев показался фасад дома; окна были ярко освещены, и торжествующая музыка разливалась над молчаливым садом; это была последняя, заключительная часть симфонии, — победа верящей
в себя жизни над смертью, торжество правды и красоты и счастья бесконечного.
Быстрым шагом они шли по дороге среди ржи. Солнце
садилось в багровые
тучи. Небо было покрыто тяжелыми, лохматыми облаками, на юге стояла синеватая муть.
— Скворцы полетели. Гляжу, куда
сядут.
Туча тучей! Ежели, положим, из ружья выпалить, да ежели потом собрать… да ежели…
В саду отца протоиерея
сели!
Когда мы
садились в коляску, перед нами за деревней поднялась конусом гора и на ней деревянная церковь. Обвив ее кругом, ходили еще клубами
тучи, но
в одном месте сквозь облако прорвалась светлая точка, и первый луч ее заиграл на кресте колокольни. О! и теперь этот золотой луч играет на нем
в глазах моих.
Отец Савелий поставил точку, засыпал страницу песком и, тихо ступая ногами, обутыми
в одни белевые носки, начал ходить по полу, стараясь ни малейшим звуком не потревожить сна протопопицы. Он приподнял шторку у окна и, поглядев за реку, увидел, что небо закрыто черными
тучами и капают редкие капли дождя. Постояв у окна, он еще припомнил нечто и вместо того, чтобы лечь
в постель, снова
сел и начал выводить своим круглым почерком...
Сели и поехали. Из низких
туч моросил дождь. Колеса тележки скользили по размокшей, глинистой дороге. Доктор сидел
в тележке, сгорбившись под зонтиком. Зонтик трясся, и тряслась спина доктора.