Неточные совпадения
Полки ряды свои сомкнули.
И, злобясь, видит Карл могучий
Уж не расстроенные тучи
Несчастных нарвских беглецов,
А нить
полков блестящих, стройных,
Послушных, быстрых и спокойных,
И
ряд незыблемый штыков.
И перед синими
рядамиСвоих воинственных дружин,
Несомый верными слугами,
В качалке, бледен, недвижим,
Страдая раной, Карл явился.
Вожди героя шли за ним.
Он в думу тихо погрузился.
Смущенный взор изобразил
Необычайное волненье.
Казалось, Карла приводил
Желанный бой в недоуменье…
Вдруг слабым манием руки
На русских двинул он
полки.
Он один приделал
полки, устроил кровать, вбил гвоздей, сделал вешалку и потом принялся разбирать вещи по порядку, с тою только разницею, что сапоги положил уже не с книгами, как прежде, а выстроил их длинным
рядом на комоде и бюро, а ваксу, мыло, щетки, чай и сахар разложил на книжной
полке.
В простенке между окнами висели часы, а
рядом с ними
полка с большими старинными книгами в кожаных переплетах.
Сотни людей занимают
ряды столов вдоль стен и середину огромнейшего «зала». Любопытный скользит по мягкому от грязи и опилок полу, мимо огромной плиты, где и жарится и варится, к подобию буфета, где на
полках красуются бутылки с ерофеичем, желудочной, перцовкой, разными сладкими наливками и ромом, за полтинник бутылка, от которого разит клопами, что не мешает этому рому пополам с чаем делаться «пунштиком», любимым напитком «зеленых ног», или «болдох», как здесь зовут обратников из Сибири и беглых из тюрем.
Приспели новые
полки:
«Сдавайтесь!» — тем кричат.
Ответ им — пули и штыки,
Сдаваться не хотят.
Какой-то бравый генерал,
Влетев в каре, грозиться стал —
С коня снесли его.
Другой приблизился к
рядам:
«Прощенье царь дарует вам!»
Убили и того.
Жизнь наша лицейская сливается с политическою эпохою народной жизни русской: приготовлялась гроза 1812 года. Эти события сильно отразились на нашем детстве. Началось с того, что мы провожали все гвардейские
полки, потому что они проходили мимо самого Лицея; мы всегда были тут, при их появлении, выходили даже во время классов, напутствовали воинов сердечною молитвой, обнимались с родными и знакомыми — усатые гренадеры из
рядов благословляли нас крестом. Не одна слеза тут пролита.
Кроме отворенных пустых сундуков и привешенных к потолку мешков, на
полках, которые тянулись по стенам в два
ряда, стояло великое множество всякой всячины, фаянсовой и стеклянной посуды, чайников, молочников, чайных чашек, лаковых подносов, ларчиков, ящичков, даже бутылок с новыми пробками; в одном углу лежал громадный пуховик, или, лучше сказать, мешок с пухом; в другом — стояла большая новая кадушка, покрытая белым холстом; из любопытства я поднял холст и с удивлением увидел, что кадушка почти полна колотым сахаром.
Санин зашел в нее, чтобы выпить стакан лимонаду; но в первой комнате, где, за скромным прилавком, на
полках крашеного шкафа, напоминая аптеку, стояло несколько бутылок с золотыми ярлыками и столько же стеклянных банок с сухарями, шоколадными лепешками и леденцами, — в этой комнате не было ни души; только серый кот жмурился и мурлыкал, перебирая лапками на высоком плетеном стуле возле окна, и, ярко рдея в косом луче вечернего солнца, большой клубок красной шерсти лежал на полу
рядом с опрокинутой корзинкой из резного дерева.
Рядом с
полкой — большое окно, две рамы, разъединенные стойкой; бездонная синяя пустота смотрит в окно, кажется, что дом, кухня, я — все висит на самом краю этой пустоты и, если сделать резкое движение, все сорвется в синюю, холодную дыру и полетит куда-то мимо звезд, в мертвой тишине, без шума, как тонет камень, брошенный в воду. Долго я лежал неподвижно, боясь перевернуться с боку на бок, ожидая страшного конца жизни.
Сидели они высоко, на какой-то
полке, точно два петуха, их окружал угрюмый, скучающий народ, а ещё выше их собралась молодёжь и кричала, топала, возилась. Дерево сидений скрипело, трещало, и Кожемякин со страхом ждал, что вот всё это развалится и рухнет вниз, где правильными
рядами расположились спокойные, солидные люди и, сверкая голыми до плеч руками, женщины обмахивали свои красные лица.
В видах осторожности Татьяна Власьевна перевела Зотушку из флигелька в батюшкин дом и поместила его
рядом с своими горенками; «источник» перетащил за собой все свои художества и разложил их по разным
полкам и полочкам, которые умел прилаживать с величайшим искусством.
От вокзала до Которосли, до Американского моста, как тогда мост этот назывался, расстояние большое, а на середине пути стоит
ряд одноэтажных, казарменного типа, зданий — это военная прогимназия, переделанная из школы военных кантонистов, о воспитании которых в
полку нам еще капитан Ярилов рассказывал.
В день прихода нас встретили все офицеры и командир
полка седой грузин князь Абашидзе, принявший рапорт от Прутникова. Тут же нас разбили по ротам, я попал в 12-ю стрелковую. Смотрю и глазам не верю: длинный, выше всех на полторы головы подпоручик Николин, мой товарищ по Московскому юнкерскому училищу, с которым мы
рядом спали и выпивали!
Длинная, низкая палата вся занята
рядом стоек для выдвижных
полок, или, вернее, рамок с полотняным дном, на котором лежит «товар» для просушки. Перед каждыми тремя стойками стоит неглубокий ящик на ножках в виде стола. Ящик этот так и называется — стол. В этих столах лежали большие белые овалы. Это и есть кубики, которые предстояло нам резать.
Положение отряда Милославского, из которого не оставалось уже и третьей доли, становилось час от часу опаснее: окруженный со всех сторон, стиснутый между многочисленных
полков неприятельских, он продолжал биться с ожесточением; несколько раз пробивался грудью вперед; наконец свежая, еще не бывшая в деле неприятельская конница втеснилась в сжатые
ряды этой горсти бесстрашных воинов, разорвала их, — и каждый стрелец должен был драться поодиночке с неприятелем, в десять раз его сильнейшим.
Вот он идёт
рядом с Мироном по двору фабрики к пятому корпусу, этот корпус ещё только вцепился в землю, пятый палец красной кирпичной лапы; он стоит весь опутанный лесами, на
полках лесов возятся плотники, блестят их серебряные топоры, блестят стеклом и золотом очки Мирона, он вытягивает руку, точно генерал на старинной картинке ценою в пятачок, Митя, кивая головою, тоже взмахивает руками, как бы бросая что-то на землю.
У длинного крашеного стола с подъемными крышами на обе стороны и соответственными
рядами неподвижных скамеек мне указали место, которое я мог занять своими тетрадями и письменными принадлежностями, причем я получил и ключ от ящика в столе. Снабдив меня бумагой для черновых и беловых тетрадей, директор выдал мне и соответственные моему классу учебники. Книги эти помещались на открытых вдоль стены
полках.
Мы вернулись в
ряды;
полк дрогнул, зашевелился и, вытянувшись в длинную колонну, форсированным шагом пошел к Дунаю. Выстрелы, доносившиеся оттуда, смолкли.
Так как я приехал с целью поступить в какой-нибудь
полк и побывать на войне, то седьмого мая, в четыре часа утра, я уже стоял на улице в серых
рядах, выстроившихся перед квартирой полковника 222-го Старобельского пехотного
полка.
Я заглянул в директорскую ложу и был поражен необычайным и невиданным мною зрелищем; но чтоб лучше видеть полную картину, я сошел в оркестр: при ярком освещении великолепной залы Большого Петровского театра, вновь отделанной к коронации, при совершенной тишине ложи всех четырех ярусов (всего их находится пять) были наполнены гвардейскими солдатами разных
полков; в каждой ложе сидело по десяти или двенадцати человек; передние
ряды кресел и бельэтаж, предоставленные генералам, штаб-и обер-офицерам, были еще пусты.
Асклипиодот почтительно остановился в дверях, одной рукой пряча за спиной растрепанную шапку, а другой целомудренно придерживая расходившиеся
полки своего подрясника; яйцеобразная голова, украшенная жидкими прядями спутанных волос цвета того же Bismark-furioso, небольшие карие глазки, смотревшие почтительно и вместе дерзко, испитое смуглое лицо с жиденькой растительностью на подбородке и верхней губе, длинный нос и широкие губы — все это, вместе взятое с протяженно-сложенностью Асклипиодота, полным отсутствием живота, глубоко ввалившейся грудью и длинными корявыми руками, производило тяжелое впечатление, особенно
рядом с чистенькой и опрятной фигуркой о.
Потом я заснул, а когда проснулся, его уже не было в пекарне, и он явился только к вечеру. Казалось, что весь он был покрыт какой-то пылью, и в его отуманенных глазах застыло что-то неподвижное. Кинув картуз на
полку, он вздохнул и сел
рядом со мной.
И я стоял смирно, вздваивал
ряды и брякал ружьем. И через несколько времени, когда я достаточно постигну премудрость вздваиванья
рядов, меня назначат в партию, нас посадят в вагоны, повезут, распределят по
полкам, поставят на места, оставшиеся после убитых…
Однако ни первого, ни второго полувзвода отыскать было невозможно: в лесу все перепутались, а разбиться под пулями и гранатами было поздно. Я улегся за первым попавшимся бугорком земли и начал стрелять. По одну сторону,
рядом со мною, лежал наш капральный, по другую — солдат Софийского
полка.
Тябло —
полка для икон, ярус или
ряд в иконостасе.
Рядом с голубцем возвышаются саженные старые деревянные кресты, а меж ними вросла в землю невысокая часовенка; в ней на
полке несколько облинявших образов.
На лавках лежали веники, стояли медные луженые тазы со щелоком и взбитым мылом, а
рядом с ними большие туеса [Бурак, сделанный из бересты, с тугою деревянною крышкой.], налитые подогретым на мяте квасом для окачивания перед тем, как лезть на
полок.
Мы отправились в столовую. Тут, на сервированном столе, уже «кипела жизнь». Бутылки всех цветов и всевозможного роста стояли
рядами, как на
полках в театральных буфетах, и, отражая в себе ламповый свет, ждали нашего внимания. Соленая, маринованная и всякая другая закуска стояла на другом столе с графином водки и английской горькой. Около же винных бутылок стояли два блюда: одно с поросенком, другое с холодной осетриной…
Пошел, — добрые люди дорогу показали; а жила она в конце города. Домик маленький, дверца низенькая. Вошел я к ссыльному-то к этому, гляжу: чисто у него, комната светлая, в углу кровать стоит, и занавеской угол отгорожен. Книг много, на столе, на
полках… А
рядом мастерская махонькая, там на скамейке другая постель положена.
Задние
ряды в зале были даже полны: поддержали господа офицеры Инфляндманландского
полка да чиновничество второй и третьей руки, которые преимущественно разбирали билеты при входе, а уж о хорах нечего и говорить: там было битком набито, и душно, и говорно, словно в пчелином улье, ибо верхами почти безраздельно владели гимназисты с семинаристами.
По одной стене были протянуты
полки с
рядами книг, между которыми виднелись сочинения Севуа, известные высшею строгостью религиозных требований, несколько почтенных фолиантов и толстых томиков, переплетенных в желтовато-белую телячью шкуру, от которых веяло почтенной древностью.
Смолоду в любви и дружестве меж собой жили, из одного села были родом, в один год сданы в рекруты, в одном
полку служили и, получивши «чистую», поселились на родине в келье, ставленной возле келейного
ряда на бобыльских задворках.
— Ну, а в Польше-то каково житье? — спросил плешивый старик, что
рядом с солдатом уселся. — Сынок у меня там в
полках службу справляет. Тоже, чать, тоскует, сердечный, по родимой сторонушке.
Приятели легли
рядом на верхней
полке и заработали вениками.
Кутузов со свитой нагоняет
полк. «Во втором
ряду, с правого фланга, невольно бросился в глаза голубоглазый солдат Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой».
Грянули снова ответные выстрелы неприятельских орудий, и когда снова рассеялся дым, Игорь, работавший штыком бок обок с Онуфриевым, увидел воочию, как первые
ряды их
полка сомкнулись грудь с грудью с неприятельскими батальонами.
Их
полк отвели на отдых в Джанкой, он обогнал свой эшелон и приехал, завтра обязательно нужно ехать назад. Он останавливал взгляд на Кате и быстро отводил его. Наталья Сергеевна сидела
рядом и с ненасытною любовью смотрела на него.
Драться я не могу в этой обстановке, решительно не могу, я бы, может быть, был герой: дайте мне
полк, золотые эполеты, трубачей, а идти
рядом с каким-то диким Антоном Бондаренко и так далее и думать, что между мной и им нет никакой разницы, что меня убьют или его убьют — все равно, эта мысль убивает меня.
У папы была большая электрическая машина для лечения больных: огромный ясеневый комод, на верхней его крышке, под стеклом, блестящие медные ручки, шишечки, стрелки, циферблаты, молоточки; внутри же комода, на
полках, —
ряды стеклянных сосудов необыкновенного вида; они были соединены между собою спиральными проволоками, обросли как будто белым инеем, а внутри темнели синью медного купороса. Мы знали, что эти банки «накачивают электричество».
У меня был склад нелегальных изданий; хранить их мне было легко и удобно: я заведывал больничной библиотекой, и на нижних
полках шкафов, за
рядами старых журналов, в безопасности покоились под ключом кипы брошюр и новоотпечатанных прокламаций.
И пошел от него
ряд бояр, воевод и думных людей: водили Заборовские московские
полки на крымцев и других супостатов; бывали Заборовские в ответе [В послах.] у цесаря римского, у короля свейского, у польских панов Рады и у Галанских статов; сиживали Заборовские и в приказах московских, были Заборовские в городовых воеводах, но только в городах первой статьи: в Великом Новгороде, в Казани или в Смоленске…
Путь Елизаветы Петровны из дворца в Зимний был целым
рядом триумфов. Какая разница была между этим торжественным шествием и ночной поездкой! Конная гвардия и пешие гвардейские
полки окружали сани новой императрицы. Вдоль улицы стояли шпалерами войска. Несметные толпы народа приветствовали ее единодушными криками «ура!».
Елизавета Петровна возложила на себя орден Святого Андрея, объявила себя полковником четырех гвардейских
полков и
полка кирасир, показалась народу со своего балкона, прошла через
ряды гвардейских войск и уехала в Зимний дворец.
Прием, сделанный императрице в Толстодубове, под Глуховом, на самом рубеже Украины, был великолепен. Десять
полков регистровых, два компанейских и несколько отрядов из надворной гетманской хоругви, генеральные старшины и бунчуковые товарищи, между которыми были и новопожалованные: закройщик Будлянский, ткач Закревский и казаки Стрешенцевы и Дараган, игравшие теперь первую роль на родине, расположились лагерем в шесть верстах от Ясмани.
Полки были выстроены в одну линию, в два
ряда.
Какое-то привидение, высокое, страшное, окровавленное до ног, с распущенными по плечам черными космами, на которых запеклась кровь, пронеслось тогда ж по
рядам на вороной лошади и вдруг исчезло. Ужасное видение! Слова его передаются от одного другому, вспоминают, что говорил полковник генерал-вахтмейстеру об охранении пекгофской дороги, — и страх, будто с неба насланный, растя, ходит по
полкам. Конница шведская колеблется.
Между каждым
рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские
полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Проехав егерский
полк, в
рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек.
На первые два вопроса немец, плохо понимавший по-французски, назвал свой
полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер
полка, и что ему велено от начальника занимать все дома под
ряд.