Неточные совпадения
Странное дело! оттого ли, что честолюбие уже так сильно было в них возбуждено; оттого ли, что в самых глазах необыкновенного наставника было что-то говорящее юноше: вперед! — это слово, производящее такие
чудеса над
русским человеком, — то ли, другое ли, но юноша с самого начала искал только трудностей, алча действовать только там, где трудно, где нужно было показать бóльшую силу души.
Она с простотою и добродушием Гомера, с тою же животрепещущею верностью подробностей и рельефностью картин влагала в детскую память и воображение Илиаду
русской жизни, созданную нашими гомеридами тех туманных времен, когда человек еще не ладил с опасностями и тайнами природы и жизни, когда он трепетал и перед оборотнем, и перед лешим, и у Алеши Поповича искал защиты от окружавших его бед, когда и в воздухе, и в воде, и в лесу, и в поле царствовали
чудеса.
О,
русским дороги эти старые чужие камни, эти
чудеса старого Божьего мира, эти осколки святых
чудес; и даже это нам дороже, чем им самим!
О,
русским дороги эти старые чужие кам-ни, эти
чудеса старого Божьего мира, эти осколки святых
чудес; и даже это нам дороже, чем им самим…
Чудо я, Саша, видал:
Горсточку
русских сослали
В страшную глушь, за раскол.
Но мною всецело овладевает вопрос: и это земля, которую некогда прославили
чудеса русских угодников!
В это же время бодрствует в своей конуре и шпион. Он приводит в порядок собранные матерьялы, проводит их сквозь горнило своего понимания и, чувствуя, что от этого"понимания"воняет, сдабривает его клеветою. И — о,
чудо! — клевета оказывается правдоподобнее и даже грамотнее, потому что образцом для нее послужила полемика"благонамеренных"
русских, газет…
В одном только пункте буржуа чувствует себя уязвленным: нет у него
русского рябчика, о котором гостившая в России баронесса Каулла («la fille Kaoulla», как называли ее французские газеты) рассказывала
чудеса (еще бы! сам Юханцев кормил ее ими).
Нас ехало в купе всего четыре человека, по одному в каждом углу. Может быть, это были всё соотечественники, но знакомиться нам не приходилось, потому что наступала ночь, а утром в Кёльне предстояло опять менять вагоны. Часа с полтора шла обычная дорожная возня, причем мой vis-Ю-vis [сидевший напротив спутник] не утерпел-таки сказать: «а у нас-то что делается —
чудеса!» — фразу, как будто сделавшуюся форменным приветствием при встрече
русских в последнее время. И затем все окунулось в безмолвие.
— У меня дядя был псовый охотник, — продолжала она. — Я с ним езживала — весною.
Чудо! Вот и мы теперь с вами — по брызгам. А только я вижу: вы
русский человек, а хотите жениться на итальянке. Ну да это — ваша печаль. Это что? Опять канава? Гоп!
В октябре 1888 года по Москве разнесся слух о крушении царского поезда около станции Борки. Говорили смутно о злостном покушении. Москва волновалась. Потом из газет стало известно, что катастрофа
чудом обошлась без жертв. Повсюду служились молебны, и на всех углах ругали вслух инженеров с подрядчиками. Наконец пришли вести, что Москва ждет в гости царя и царскую семью: они приедут поклониться древним
русским святыням.
Разве что-либо другое делало и делает католичество с своим запретом чтения Евангелия и с своим требованием нерассуждающей покорности церковным руководителям и непогрешимому папе? Разве что-либо другое, чем
русская церковь, проповедует католичество? Тот же внешний культ, те же мощи,
чудеса и статуи, чудодейственные Notre-Dames и процессии. Те же возвышенно туманные суждения о христианстве в книгах и проповедях, а когда дойдет до дела, то поддерживание самого грубого идолопоклонства.
Первый вопрос, первое сомнение начинающего мыслить
русского человека есть вопрос об явленных иконах и, главное, о мощах: правда ли, что они нетленны и что от них совершаются
чудеса?
— Ты одно помни: нет худа без добра, а и добро без худа —
чудо! Господь наш
русский он добрый бог, всё терпит. Он видит: наш-то брат не столь зол, сколько глуп. Эх, сынок! Чтобы человека осудить, надо с год подумать. А мы, согрешив по-человечьи, судим друг друга по-звериному: сразу хап за горло и чтобы душа вон!
Невеста —
чудо красоты и ума, жених — правда, белый, розовый, нежный (что именно не нравилось Софье Николавне), но простенький, недальний, по мнению всех, деревенский дворянчик; невеста — бойка, жива, жених — робок и вял; невеста, по-тогдашнему образованная, чуть не ученая девица, начитанная, понимавшая все высшие интересы, жених — совершенный невежда, ничего не читавший, кроме двух-трех глупейших романов, вроде «Любовного Вертограда», — или «Аристея и Телазии», да
Русского песенника, жених, интересы которого не простирались далее ловли перепелов на дудки и соколиной охоты; невеста остроумна, ловка, блистательна в светском обществе, жених — не умеет сказать двух слов, неловок, застенчив, смешон, жалок, умеет только краснеть, кланяться и жаться в угол или к дверям, подалее от светских говорунов, которых просто боялся, хотя поистине многих из них был гораздо умнее; невеста — с твердым, надменным, неуступчивым характером, жених — слабый, смирный, безответный, которого всякий мог загонять.
Я имел черт знает какое возвышенное понятие о
русских генералах, про которых няня мне говорила дива и
чудеса, и потому я торжествовал, что увижу генеральшу.
Мухоедов на правах хозяина и именинника работал ногами до седьмого пота; он вообще плясал
русскую отлично, а когда вышла Глаша и, пикантно шевельнув полными плечами и опустив глаза, переступью поплыла по комнате, Мухоедов превзошел самого себя и принялся выделывать
чудеса искусства.
Ну, еще Василий Васильич, барин, помещик, дилетант-иллюстратор и виньетист, сильно чувствовавший старый
русский стиль, былину и эпос; на бумаге, на фарфоре и на законченных тарелках он производил буквально
чудеса.
—
Русский солдат — это, брат, не фунт изюму! — воскликнул хрипло Рыбников, громыхая шашкой. — Чудо-богатыри, как говорил бессмертный Суворов. Что? Не правду я говорю? Одним словом… Но скажу вам откровенно: начальство наше на Востоке не годится ни к черту! Знаете известную нашу поговорку: каков поп, таков и приход. Что? Не верно? Воруют, играют в карты, завели любовниц… А ведь известно: где черт не поможет, бабу пошлет.
Это ожидание
чуда — точно в крови у всего
русского народа.
Стремление к
чуду, жажда
чуда — проходит через всю
русскую историю!..
Вспомните
русских самозванцев, ревизоров, явленные иконы, ереси, бунты — вы везде увидите в основе
чудо.
И что видеть и слышать ему довелось:
И тот суд, и о Боге ученье,
И в сиянье мужик, и девицы без кос —
Все приводит его к заключенью:
«Много разных бывает на свете
чудес!
Я не знаю, что значит какой-то прогресс,
Но до здравого
русского веча
Вам еще, государи, далече...
A война все кипит, все пылает своим кровавым полымем. Все идут и идут на защиту правого дела могучие
русские дружины, смелая и непоколебимая мужественная армия и бесстрашно рвутся вперед на врагов отечества наши славные герои — чудо-богатыри!
— Господи! И откуда они берутся такие герои! Помогать носить таких же раненых, как и сам он, на перевязочный пункт… В виду предстоящего боя отказываться от услуг лазарета, чтобы только иметь возможность участвовать в нем… Да как же не побеждать после этого славному
русскому воинству с такими встречающимися на каждом шагу героями, чудо-богатырями!
Или вы желаете услышать еще раз про славное занятие нашими чудо-богатырями древних городов Галича и Львова, или про преследование ими вашей разбитой австро-венгерской армии, отступающей перед славным
русским оружием?
— Вот я так уж никогда туда не поеду, — продолжал Тросенко, не обращая внимания на насупившегося майора, — я и ходить и говорить-то по-русскому отвык. Скажут: что за
чудо такая приехало? Сказано, Азия. Так, Николай Федорыч?.. Да u что мне в России! Все равно тут когда-нибудь подстрелят. Спросят: где Тросенко? — подстрелили. Что вы тогда с восьмой ротой сделаете… а? — прибавил он, обращаясь постоянно к майору.
Каким-то
чудом в Дерпте сохранялись в нетронутом виде старинные традиции, совершенно немыслимые в отношении к
русским университетам. Вероятно, их не трогали ввиду полного отсутствия какой-либо революционности в местном студенчестве. Должно быть, играла роль и протекция: в течение девятнадцатого века высшая администрация была у нас заполнена и переполнена остзейцами-немцами, — начиная с Бенкендорфов и Клейнмихелей и кончая фон Плеве, Мейендорфами и Ренненкампфами.
Коммунистическая революция была оригинально
русской, но
чуда рождения новой жизни не произошло, ветхий Адам остался и продолжает действовать, лишь трансформируя себя.
— Врагам не ругаться долее телами наших полковников! — кричит пехота
русская и творит
чудеса храбрости. Пехота шведская берет над ней верх искусством. Лима убит; Айгустов тяжело ранен. Но сила
русская растет и растет, как морские воды, в прилив идущие. Действиями ее управляет уже сам фельдмаршал.
Тут Александр Васильевич Суворов впервые видел
русские войска в настоящем деле, и в душе его сложилось убеждение, что с ними можно легко победить весь мир. Тут впервые назвал он
русского солдата «чудо-богатырем» и это название сохранил за ним всю свою жизнь, так как не имел случая ни разу убедиться в его неправильности.
Русские дрались с тем сознательным одушевлением, которое уже одно дает верный залог победы.
Вот и калмык раззевает свои кротовые глазки, чтобы взглянуть на
чудеса русские; с ним все житье-бытье его — колчан со стрелами и божки его, которых он из своих рук может казнить и награждать.
— Ко мне, сюда, братцы!.. Бей штыком!.. Колоти прикладом! Не задерживай! Шибко или вперед!.. Ух, махни!.. Головой тряхни!.. Вперед, мы
русские!.. Чудо-богатыри, вперед!.. Катай!.. Ура!..
— Спасибо, чудо-богатырь, славно намылили голову бунтовщикам, другой раз не сунутся будить
русских людей, спросонок
русский человек бьет еще сильнее… Спасибо, чудо-богатыри!
Внизу была благодатная осень, а на горах суровая зима. Вверху и в самую ясную погоду холод, ветер, а внизу, под ногами храброго войска, тепло, гром и молния. Насмотрелись там
чудес природы чудо-богатыри, солдатушки Суворова. Несмотря на это бедственное положение, они не горевали — за них горевал отец всего
русского воинства — Суворов.
— Огонь, чудо-богатырь… Прощай, Огонь… Прощай, чудо-богатырь… Прощайте и вы все, чудо-богатыри, все вы молодцы, все
русские.
— Нет, совсем не об этом благородном чудаке. Твой новый опекун
русский, полковник, чудо-богатырь.
Но
русские верят в социальное
чудо и не хотят знать законов, по которым живут другие народы.
Но войска,
русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали
чудеса храбрости.
Если вы не читали в подлиннике этого апокрифа, то вы, конечно, читали прекрасное стихотворение гр. Ал. Толстого («Грешница») или стояли в благородном самоуглублении перед картиной Семирадского [Семирадский Генрих Ипполитович (1843–1902) —
русский и польский живописец академического направления, картина которого «Христос и грешница», выставленная в Петербурге на академической выставке 1873 г., вызвала большой интерес и споры в публике и критике.], который изобразил это священное
чудо в пластических образах.
И это есть самый большой
русский соблазн, соблазн социальным
чудом,
русский самообман и иллюзия, сонная греза, от которой предстоит тяжкое пробуждение.
Помню, мне как-то раз, в лютый мороз, довелось заехать в Петербурге к одному
русскому князю, который показывал мне
чудеса своих палат, и вот там, не совсем на месте — в зимнем саду, я увидел впервые этого Христа.
Так, из Густынской летописи видно, что в 1507 году христовщина и хлыстовщина существовали в Польше и Силезии [«Полное Собрание
Русских Летописей», т. II, стр. 365. «В то же лето (1507), за Краковом, собрася лестцов некоих тринадесять, иже поведахуся быти апостолами и единаго межи собою нарекоша Христом и ходиша по селом, безумных лестяще и многи
чудеса хитростию твориша: в безводных озерах пред людьми рыбы ловиша, прежде их тамо наметавши; наемше кого да ся мертвым сотворить, донели же его воскресят, тако мертвых воскрешаху и проч.