Неточные совпадения
Впрочем, если слово из улицы
попало в книгу, не писатель виноват, виноваты читатели, и прежде всего читатели высшего общества: от них первых не услышишь ни одного порядочного
русского слова, а французскими, немецкими и английскими они, пожалуй, наделят в таком количестве, что и не захочешь, и наделят даже с сохранением всех возможных произношений: по-французски в нос и картавя, по-английски произнесут, как следует птице, и даже физиономию сделают птичью, и даже посмеются над тем, кто не сумеет сделать птичьей физиономии; а вот только
русским ничем не наделят, разве из патриотизма выстроят для себя на даче избу в
русском вкусе.
А уж
упал с воза Бовдюг. Прямо под самое сердце пришлась ему пуля, но собрал старый весь дух свой и сказал: «Не жаль расстаться с светом. Дай бог и всякому такой кончины! Пусть же славится до конца века
Русская земля!» И понеслась к вышинам Бовдюгова душа рассказать давно отошедшим старцам, как умеют биться на
Русской земле и, еще лучше того, как умеют умирать в ней за святую веру.
Кнуров. Как мужик
русский: мало радости, что пьян, надо поломаться, чтоб все видели. Поломается, поколотят его раза два, ну он и доволен, и идет
спать.
От Плутарха и «Путешествия Анахарсиса Младшего» он перешел к Титу Ливию и Тациту, зарываясь в мелких деталях первого и в сильных сказаниях второго,
спал с Гомером, с Дантом и часто забывал жизнь около себя, живя в анналах, сагах, даже в
русских сказках…
Такую великую силу — стоять под ударом грома, когда все
падает вокруг, — бессознательно, вдруг, как клад найдет, почует в себе
русская женщина из народа, когда пламень пожара пожрет ее хижину, добро и детей.
Как в школе у
русского учителя, он не слушал законов строения языка, а рассматривал все, как говорит профессор, как
падают у него слова, как кто слушает.
Они едят что
попало, белок, конину и всякую дрянь; выпрашивают также у
русских хлеба.
Купец Смельков, по определению товарища прокурора, был тип могучего, нетронутого
русского человека с его широкой натурой, который, вследствие своей доверчивости и великодушия,
пал жертвою глубоко развращенных личностей, во власть которых он
попал.
Величайшие
русские гении боялись этой ответственности личного духа и с вершины духовной
падали вниз, припадали к земле, искали спасения в стихийной народной мудрости.
О, он отлично понимал, что для смиренной души
русского простолюдина, измученной трудом и горем, а главное, всегдашнею несправедливостью и всегдашним грехом, как своим, так и мировым, нет сильнее потребности и утешения, как обрести святыню или святого,
пасть пред ним и поклониться ему: «Если у нас грех, неправда и искушение, то все равно есть на земле там-то, где-то святой и высший; у того зато правда, тот зато знает правду; значит, не умирает она на земле, а, стало быть, когда-нибудь и к нам перейдет и воцарится по всей земле, как обещано».
Тема случилась странная: Григорий поутру, забирая в лавке у купца Лукьянова товар, услышал от него об одном
русском солдате, что тот, где-то далеко на границе, у азиятов,
попав к ним в плен и будучи принуждаем ими под страхом мучительной и немедленной смерти отказаться от христианства и перейти в ислам, не согласился изменить своей веры и принял муки, дал содрать с себя кожу и умер, славя и хваля Христа, — о каковом подвиге и было напечатано как раз в полученной в тот день газете.
— Пуркуа ву туше, пуркуа ву туше? [Зачем вы тушите, вы тушите? (фр.)] — закричал Антон Пафнутьич, спрягая с грехом пополам
русский глагол тушу на французский лад. — Я не могу дормир [
спать (фр.).] в потемках. — Дефорж не понял его восклицания и пожелал ему доброй ночи.
Первый выбор
пал на
русского учителя.
Валерио свирепо
напал на министра в своей интерпелляции и требовал отчета, почему меня выслали. Министр мялся, отклонял всякое влияние
русской дипломации, свалил все на доносы интенданта и смиренно заключил, что если министерство поступило сгоряча, неосторожно, то оно с удовольствием изменит свое решение.
Когда я начинал новый труд, я совершенно не помнил о существовании «Записок одного молодого человека» и как-то случайно
попал на них в British Museum'e, [Британском музее (англ.).] перебирая
русские журналы.
Не зная законов и
русского судопроизводства, он
попал в сенат, сделался членом опекунского совета, начальником Марьинской больницы, начальником Александрийского института и все исполнял с рвением, которое вряд было ли нужно, с строптивостью, которая вредила, с честностью, которую никто не замечал.
Когда я
попал за границу и соприкоснулся с
русской эмиграцией, то это было одно из самых тяжелых впечатлений моей жизни.
Поразительно, что в какие бы углы мира
русские ни
попали, как это случилось в эмиграции, они объединяются, группируются, образуют
русские организации, устраивают собрания.
А. Волынский был одним из первых в защите в литературной критике философского идеализма, он хотел, чтобы критика была на высоте великой
русской литературы, и прежде всего на высоте Достоевского и Л. Толстого, и резко
нападал на традиционную
русскую критику, Добролюбова, Чернышевского, Писарева, которые все еще пользовались большим авторитетом в широких кругах интеллигенции.
Картина, достойная описания: маленькая комната, грязный стол с пустыми бутылками, освещенный жестяной лампой; налево громадная
русская печь (помещение строилось под кухню), а на полу вповалку
спало более десяти человек обоего пола, вперемежку, так тесно, что некуда было поставить ногу, чтобы добраться до стола.
Пала священная
русская империя, которую отрицала и с которой боролась целое столетие
русская интеллигенция.
Они верили, что христианство было усвоено
русским народом в большей чистоте, потому что почва, в которую христианская истина
упала, была более действенна.
В старосты
попадают обыкновенно люди степенные, смышленые и грамотные; должность их еще не определилась вполне, но они стараются походить на
русских старост; решают разные мелкие дела, назначают подводы по наряду, вступаются за своих, когда нужно, и проч., а у рыковского старосты есть даже своя печать.
Либерализм не есть грех; это необходимая составная часть всего целого, которое без него распадется или замертвеет; либерализм имеет такое же право существовать, как и самый благонравный консерватизм; но я на
русский либерализм
нападаю, и опять-таки повторяю, что за то, собственно, и
нападаю на него, что
русский либерал не есть
русский либерал, а есть не
русский либерал.
— Просто-запросто есть одно странное
русское стихотворение, — вступился наконец князь Щ., очевидно, желая поскорее замять и переменить разговор, — про «рыцаря бедного», отрывок без начала и конца. С месяц назад как-то раз смеялись все вместе после обеда и искали, по обыкновению, сюжета для будущей картины Аделаиды Ивановны. Вы знаете, что общая семейная задача давно уже в том, чтобы сыскать сюжет для картины Аделаиды Ивановны. Тут и
напали на «рыцаря бедного», кто первый, не помню…
Библиотека здесь большая, но все уже такая классическая древность, что из рук
падает. Мы подписались у Urbain [Урбен (владелец библиотеки в Москве).] и почитываем иногда романчики. Давно я ничего в этом роде не видал. (Это ответ на Николаева вопрос.) Кроме того, получаем
русские журналы.
Все-таки мы воздадим честь севастопольским героям; они только своей нечеловеческой храбростью спасли наше отечество: там, начиная с матроса Кошки до Корнилова [Корнилов Владимир Алексеевич (1806—1854) — вице-адмирал
русского Черноморского флота, один из организаторов Севастопольской обороны; 5 октября 1854 года был смертельно ранен при отражении штурма Малахова кургана.], все были Леониды при Фермопилах [Леониды при Фермопилах — Леонид — спартанский царь; в 480 году до н. э. защищал узкий проход Фермопилы с тремястами спартанцев, прикрывая от натиска персов отход греческих войск, пока все триста человек не
пали смертью храбрых.], — ура великим севастопольцам!
— Литовская-с. Их предок, князь Зубр, в Литве был — еще в Беловежской пуще имение у них… Потом они воссоединились, и из Зубров сделались Зубровыми, настоящими
русскими. Только разорились они нынче, так что и Беловежскую-то пущу у них в казну отобрали… Ну-с, так вот этот самый князь Андрей Зубров… Была в Москве одна барыня: сначала она в арфистках по трактирам пела, потом она на воздержанье
попала… Как баба, однако ж, неглупая, скопила капиталец и открыла нумера…
Ужели же, думалось мне, достаточно поставить перед глазами
русского человека штоф водки, достаточно отворить дверь кабака, чтоб он тотчас же растерялся, позабыл и о горохе, и о пеунах, и даже о священной обязанности бодро и неуклонно
пасти вверенное ему стадо коров!
На практике его намерения очень редко получали надлежащее осуществление, и это происходило именно вследствие того, что, по неполному знанию признаков
русского либерализма, князь довольно часто
попадал, как говорится, пальцем в небо.
Дальше эта чернильница видела целый ряд метаморфоз, пока не
попала окончательно в расписной кабинет, где все дышало настоящим тугим довольством, как умеют жить только крепкие
русские люди.
— Товарищи! Чудовище, пожирающее
русский народ, сегодня снова проглотило своей бездонной, жадной
пастью…
О честности финской составилась провербиальная репутация, но нынче и в ней стали сомневаться. По крайней мере,
русских пионеров они обманывают охотно, а нередко даже и поворовывают. В петербургских процессах о воровствах слишком часто стали
попадать финские имена — стало быть, способность есть. Защитники Финляндии (из
русских же) удостоверяют, что финнов научили воровать проникшие сюда вместе с пионерами
русские рабочие — но ведь клеветать на невинных легко!
И не поехал: зашагал во всю мочь, не успел опомниться, смотрю, к вечеру третьего дня вода завиднелась и люди. Я лег для опаски в траву и высматриваю: что за народ такой? Потому что боюсь, чтобы опять еще в худший плен не
попасть, но вижу, что эти люди пищу варят… Должно быть, думаю, христиане. Подполоз еще ближе: гляжу, крестятся и водку пьют, — ну, значит,
русские!.. Тут я и выскочил из травы и объявился. Это, вышло, ватага рыбная: рыбу ловили. Они меня, как надо землякам, ласково приняли и говорят...
И тут-то исполнилось мое прошение, и стал я вдруг понимать, что сближается речейное: «Егда рекут мир,
нападает внезапу всегубительство», и я исполнился страха за народ свой
русский и начал молиться и всех других, кто ко мне к яме придет, стал со слезами увещевать, молитесь, мол, о покорении под нозе царя нашего всякого врага и супостата, ибо близ есть нам всегубительство.
Я их как увидал, взрадовался, что
русских вижу, и сердце во мне затрепетало, и
упал я им в ноги и зарыдал. Они тоже этому моему поклону обрадовались и оба воскликнули...
Чувствуется, что в воздухе есть что-то ненормальное, что жизнь как будто сошла с ума, и, разумеется, по
русскому обычаю, опасаешься, что вот-вот
попадешь в «историю».
Мальчик в штанах. Знаете ли,
русский мальчик, что я думаю? Остались бы вы у нас совсем! Господин Гехт охотно бы вас в кнехты принял. Вы подумайте только: вы как у себя
спите? что кушаете? А тут вам сейчас войлок хороший для спанья дадут, а пища — даже в будни горох с свиным салом!
Он действительно бы был героем, ежели бы из П.
попал прямо на бастионы, а теперь еще много ему надо было пройти моральных страданий, чтобы сделаться тем спокойным, терпеливым человеком в труде и опасности, каким мы привыкли видеть
русского офицера. Но энтузиазм уже трудно бы было воскресить в нем.
И, конечно, проторговался, но никогда не
падал духом. В его банкротстве было его будущее счастье. Жеребцов и Дмитриев работали тогда в только что начавших издаваться Н.С. Скворцовым «
Русских ведомостях».
В догматике ее рассказывается, что бог Саваоф, видя, что христианство
пало на земле от пришествия некоего антихриста из монашеского чина, разумея, без сомнения, под этим антихристом патриарха Никона […патриарх Никон — в миру Никита Минов (1605—1681), выдающийся
русский религиозный деятель.], сошел сам на землю в лице крестьянина Костромской губернии, Юрьевецкого уезда, Данилы [Данила Филиппов (ум. в 1700 г.) — основатель хлыстовской секты.], или, как другие говорят, Капитона Филипповича; а между тем в Нижегородской губернии, сколько мне помнится, у двух столетних крестьянских супругов Сусловых родился ребенок-мальчик, которого ни поп и никто из крестьян крестить и воспринять от купели не пожелали…
Платя дань веку, вы видели в Грозном проявление божьего гнева и сносили его терпеливо; но вы шли прямою дорогой, не бояся ни
опалы, ни смерти; и жизнь ваша не прошла даром, ибо ничто на свете не пропадает, и каждое дело, и каждое слово, и каждая мысль вырастает, как древо; и многое доброе и злое, что как загадочное явление существует поныне в
русской жизни, таит свои корни в глубоких и темных недрах минувшего.
Пашенька, краснея от удовольствия, стала на колени перед боярыней. Елена распустила ей волосы, разделила их на равные делянки и начала заплетать широкую
русскую косу в девяносто прядей. Много требовалось на то уменья. Надо было плесть как можно слабее, чтобы коса, подобно решетке, закрывала весь затылок и потом
падала вдоль спины, суживаясь неприметно. Елена прилежно принялась за дело. Перекладывая пряди, она искусно перевивала их жемчужными нитками.
Бывало, и подумать соромно, в летнике, словно девушка, плясывал; а теперь, видно, разобрало его: поднял крестьян и дворовых и
напал на татар; должно быть, и в нем
русский дух заговорил.
Тут будто бы некогда, разумеется очень давно,
пал изнемогший в бою
русский витязь, а его одного отовсюду облегла несметная сила неверных.
Мерный рокот ручья и прохлада повеяли здоровым «
русским духом» на опаленную зноем голову Туберозова, и он не заметил сам, как заснул, и заснул нехотя: совсем не хотел
спать, — хотел встать, а сон свалил и держит, — хотел что-то Павлюкану молвить, да дремя мягкою рукой рот зажала.
Всем
русским критикам всё значение проповеди Христа представлялось только в том, что она как будто им назло мешает известной деятельности, направленной против того, что ими в данную минуту считается злом, так что выходило, что на принцип непротивления злу насилием
нападали два противоположные лагеря: консерваторы потому, что этот принцип препятствовал их деятельности противления злу, производимому революционерами, их преследованиям и казням; революционеры же потому, что этот принцип препятствовал противлению злу, производимому консерваторами и их ниспровержению.
Русские светские критики, очевидно не зная всего того, что было сделано по разработке вопроса о непротивлении злу, и даже иногда как будто предполагая, что это я лично выдумал правило непротивления злу насилием,
нападали на самую мысль, опровергая, извращая ее и с большим жаром выставляя аргументы, давным-давно уже со всех сторон разобранные и опровергнутые, доказывали, что человек непременно должен (насилием) защищать всех обиженных и угнетенных и что поэтому учение о непротивлении злу насилием есть учение безнравственное.
Русские светские критики, поняв мою книгу так, что всё ее содержание сводится к непротивлению злу, и поняв самое учение о непротивлении злу (вероятно, для удобства возражения) так, что оно будто бы запрещает всякую борьбу со злом,
русские светские критики с раздражением
напали на это учение и весьма успешно в продолжение нескольких лет доказывали, что учение Христа неправильно, так как оно запрещает противиться злу.
— Так странно, точно я не
русская или
попала в чужую страну, говорю непонятным языком и все меня боятся!