Неточные совпадения
Была она стройная, крепкая, но темно-серый
костюм сидел на теле ее небрежно; каштановые волосы ее росли как-то прядями, но были не волнисты и некрасиво сжимали ее круглое,
русское лицо.
Но похож был Безбедов не на немца, а на внезапно разбогатевшего
русского ломового извозчика, который еще не привык носить модные
костюмы.
Тонкая, смуглолицая Лидия, в сером
костюме, в шапке черных, курчавых волос, рядом с Мариной казалась не
русской больше, чем всегда. В парке щебетали птицы, ворковал витютень, звучал вдали чей-то мягкий басок, а Лидия говорила жестяные слова...
Эта обстановка, эта заикающаяся ария из «Лючии», эти половые в
русских до неприличия
костюмах, этот табачище, эти крики из биллиардной — все это до того пошло и прозаично, что граничит почти с фантастическим.
В этом
костюме Марья Степановна была типом старинной
русской красавицы.
Одет он был в какой-то странный
костюм, наполовину китайский, наполовину
русский.
Он не покинул
русской одежды, но последняя, особенно в праздничные дни, глядела на нем так щеголевато, что никому не приходило даже в голову видеть его в немецком неуклюжем
костюме.
— Главное:
костюмы… понимаете? У Наташи Шестеркиной плечи хорошие, ну, ее декольтируем, а Канунникову в
русском сарафане покажем. Я за этим сама наблюду.
Нашлись смельчаки, протащившие его сквозь маленькое окно не без порчи
костюма. А слон разносил будку и ревел. Ревела и восторженная толпа, в радости, что разносит слон будку, а полиция ничего сделать не может. По Москве понеслись ужасные слухи. Я в эти часы мирно сидел и писал какие-то заметки в редакции «
Русской газеты». Вдруг вбегает издатель-книжник И.М. Желтов и с ужасом на лице заявляет...
Наконец, в
костюме же пропляшет и какая-то «честная
русская мысль», — что уже само собою представляло совершенную новость.
На палубе уже много смуглых людей в легких
костюмах, они шумно беседуют,
русские дамы смотрят на них пренебрежительно, точно королевы на подданных.
Аристарх. Да само собою; нечто я стану зря. Ты слушай, безобразный, что дальше-то будет! Вот я сейчас поеду и куплю у него все
костюмы. А вечером всех людей нарядим разбойниками; шляпы у него есть такие большие, с перьями. Разбойники у нас будут не
русские, а такие, как на театрах, кто их знает, какие они, не умею тебе сказать. Чего не знаю, так не знаю. И сами нарядимся: я пустынником…
— А то, сударь, что Москва теперь наполнена
русскими шпионами во всех возможных
костюмах.
Он ушел. Гаврила осмотрелся кругом. Трактир помещался в подвале; в нем было сыро, темно, и весь он был полон удушливым запахом перегорелой водки, табачного дыма, смолы и еще чего-то острого. Против Гаврилы, за другим столом, сидел пьяный человек в матросском
костюме, с рыжей бородой, весь в угольной пыли и смоле. Он урчал, поминутно икая, песню, всю из каких-то перерванных и изломанных слов, то страшно шипящих, то гортанных. Он был, очевидно, не
русский.
Передо мной стоял Гоголь в следующем фантастическом
костюме: вместо сапог длинные шерстяные
русские чулки выше колен; вместо сюртука, сверх фланелевого камзола, бархатный спензер; шея обмотана большим разноцветным шарфом, а на голове бархатный малиновый, шитый золотом кокошник, весьма похожий на головной убор мордовок.
При появлении
русских моряков все встали. Хозяйка, молодая негритянка, сестра Паоло, знаками просила садиться. Она и другие две женщины — ее гостьи — были одеты довольно опрятно: в полосатых ярких юбках и в белых кофтах; на головах у них были белые повязки, напоминавшие белые чалмы, которые очень шли к их черным лицам. Игроки — муж и гость — были гораздо грязнее, и
костюм их состоял из лохмотьев.
Через два дня все почти французы оправились и, одетые в
русские матросские
костюмы и пальто, выходили на палубу и скоро сделались большими приятелями наших матросов, которые ухитрялись говорить с французами на каком-то особенном жаргоне и, главное, понимать друг друга.
Приглашенных было множество, и все американцы, и в особенности американки, с нетерпением ждали дня этого, как они называют, «экскуршен» (экскурсия) и изготовляли новые
костюмы, чтобы блеснуть перед
русскими офицерами.
Посредине большого двора, вымощенного гладким широким белым камнем, возвышалось куполообразное здание с ваннами и душами, и наши
русские были очень удивлены, увидавши дам-европеек, которые выходили из своих номеров, направляясь в ванны, в легких кобайо, широких шароварах и в бабушах на босую ногу. Оказалось, что это обычный
костюм во все часы дня, кроме обеда, к которому мужчины являются в черных сюртуках, а то и во фраках, а дамы — в роскошных туалетах и брильянтах.
На этой героической знаменитости мы, тогдашние"люди театра", могли изучать все достоинства и дефекты немецкой игры: необыкновенную старательность, выработку дикции, гримировку, уменье носить
костюм и даже создавать тип, характер, и при этом — все-таки неприятную для нас,
русских, искусственность, декламаторский тон, неспособность глубоко захватить нас: все это доказательства головного, а не эмоционального темперамента.
Жизнь общества в данный момент,
костюмы, характер разговоров, перемены моды, житейские вкусы, обстановка, обычаи, развлечения и «повадка» представителей тех или других общественных слоев или кружков, внешний уклад жизни
русских людей у себя и за границей изображены им с замечательной точностью и подробностями.
Государыня страстно любила празднества. При дворе бывали постоянно банкеты, куртаги, балы, маскарады, комедии французская и
русская, итальянская опера и прочее. Все они делились на разные категории. Каждый раз определялось, в каком именно быть
костюме: в робах, шлафорах или самарах — для дам, в цветном или богатом платье — для мужчин.
Князь Дмитрий Павлович был чрезвычайно симпатичный старик, с открытым, добродушным, чисто
русским лицом. Остатки седых волос были тщательно причесаны по-старинному, на виски, густые седые брови, нависшие на добрых, юношески-свежих глазах, были бессильны придать им суровый вид. Длинные седые усы с подусниками сразу выдавали в нем старую военную складку, если бы даже он не был одет в серую форменную тужурку с светлыми пуговицами — его обыкновенный домашний
костюм. Ноги старика были закрыты пледом.
Висевший на стене ее кабинета большой портрет, писанный масляными красками, изображавший молодую женщину в
русском придворном
костюме, снятый с нее лет тридцать-сорок тому назад, красноречиво подтверждал это обстоятельство.
Но по несчастью, со времени петровских реформ в России постоянно увлекались всем иностранным, а наш интеллигентный класс, выбритый и одетый в европейский
костюм Великим Петром, с палкою в руке, до того холопски вошел в свою роль, что, увлекаясь всем иностранным, стал одно время пренебрегать и чуждаться всего
русского.
Я положительно впился в него глазами, до того он мне сразу показался симпатичным, даже в его, безобразящем всех,
костюме; но более всего меня поразило то обстоятельство, что при первом появлении его перед столом, где заседало начальство, лица, его составляющие: советник губернского правления, полицеймейстер, инспектор пересылки арестантов и смотритель — все по большей части сибирские служаки-старожилы, пропустившие мимо себя не одну тысячу этих «несчастненьких», как симпатично окрестил
русский народ арестантов, и сердца которых от долгой привычки закрылись для пропуска какого-либо чувства сожаления или симпатии к этим, давно намозолившим им глаза варнакам, — сразу изменились…
Вместо того, чтобы возвратиться домой, Баранщиков пошел со смотра в Галату к знакомому греку Спиридону, у которого переоделся в бедный греческий
костюм, и оставил Спиридону турецкую чалму, красные сапоги, кушак, кинжал и два пистолета. Очевидно, что этому греку он все тестевы вещи продал, а деньгам нашел употребление, «как свойственно
русскому человеку», и затем, 29 июня 1765 года, он отправился в свое отечество, «презирая все мучения, даже и самую смерть, если случится, что пойман будет».