Неточные совпадения
Кричит: «Что, говорит, по-пустому карман терять нечего, клади кто хочет деньги за
руки, сколько
хан просит, и давай со мною пороться, кому конь достанется?»
Я замолчал и смотрю: господа, которые за кобылицу торговались, уже отступилися от нее и только глядят, а те два татарина друг дружку отпихивают и всё
хана Джангара по
рукам хлопают, а сами за кобылицу держатся и все трясутся да кричат; один кричит...
Хан-Магома же не сидел, как другие, в канаве, а перебегал из канавы к лошадям, загоняя их в более безопасное место, и не переставая визжал и стрелял с
руки без подсошек.
— А он все Шамиля хвалит, — сказал Хан-Магома, подавая
руку Лорису. — Говорит, Шамиль — большой человек. И ученый, и святой, и джигит.
То он видел перед собой силача Абунунцал-Хана, как он, придерживая
рукою отрубленную, висящую щеку, с кинжалом в
руке бросился на врага; то видел слабого, бескровного старика Воронцова с его хитрым белым лицом и слышал его мягкий голос; то видел сына Юсуфа, то жену Софиат, то бледное, с рыжей бородой и прищуренными глазами, лицо врага своего Шамиля.
Увидав Хаджи-Мурата и выхватив из-за пояса пистолет, он направил его на Хаджи-Мурата. Но не успел Арслан-Хан выстрелить, как Хаджи-Мурат, несмотря на свою хромоту, как кошка, быстро бросился с крыльца к Арслан-Хану. Арслан-Хан выстрелил и не попал. Хаджи-Мурат же, подбежав к нему, одной
рукой схватил его лошадь за повод, другой выхватил кинжал и что-то по-татарски крикнул.
Подняли занавес.
Ханов вышел с фельдфебельской саблей в
руках и, помахивая ею, начал монолог...
Он то скользил по обледенелому тротуару, то чуть не до колена вязнул в хребтах снега, навитых ветром около заборов и на перекрестках; порывистый ветер, с силой вырывавшийся из-за каждого угла, на каждом перекрестке, врезывался в скважины поношенного пальто, ледяной змеей вползал в рукава и чуть не сшибал с ног.
Ханов голой
рукой попеременно пожимал уши, грел
руки в холодных рукавах и сердился на крахмаленные рукава рубашки, мешавшие просунуть как следует
руку в рукав.
Ханов подошел и положил
руку на мраморный античный лоб Людмилы. Голова была как огонь. Жилы на висках бились.
Извне Россия была унижена: она потерпела много неудач в делах с поляками, платила херадж, по-нашему поминки, крымскому
хану, потеряла земли при Финском заливе, упустила из
рук своих целую половину Малороссии, добровольно подчинившейся.
Великий царь! Господь тебя услышал:
Твои враги разбиты в пух и прах!
Воейков я, твой Тарский воевода,
Тебе привезший радостную весть,
Что
хан Кучум, свирепый царь сибирский,
На Русь восстать дерзнувший мятежом,
Бежал от нас в кровопролитной битве
И пал от
рук ногайских мурз. Сибирь,
Твоей опять покорная державе,
Тебе навек всецело бьет челом!
Гирей сидел, потупя взор;
Янтарь в устах его дымился;
Безмолвно раболепный двор
Вкруг
хана грозного теснился.
Все было тихо во дворце;
Благоговея, все читали
Приметы гнева и печали
На сумрачном его лице.
Но повелитель горделивый
Махнул
рукой нетерпеливой:
И все, склонившись, идут вон.
Увы! Дворец Бахчисарая
Скрывает юную княжну.
В неволе тихой увядая,
Мария плачет и грустит.
Гирей несчастную щадит:
Ее унынье, слезы, стоны
Тревожат
хана краткий сон,
И для нее смягчает он
Гарема строгие законы.
Угрюмый сторож ханских жен
Ни днем, ни ночью к ней не входит;
Рукой заботливой не он
На ложе сна ее возводит;
Не смеет устремиться к ней
Обидный взор его очей...
Робкою
рукой позвонил в дом хивинский полоняник; и на каждом шагу надивиться не мог роскоши дома племянницы, бывшего не в пример лучше, чем самые палаты хивинского
хана.
Доподлинно знаю, что у нее в пустынном дворце по ночам бывает веселье: приходят к царице собаки-гяуры, ровно
ханы какие в парчовых одеждах, много огней тогда горит у царицы, громкие песни поют у нее, а она у гяуров даже
руки целует.
Катя хотела соскочить с линейки и броситься усовещивать чеченца.
Ханов крепко охватил ее
рукою и сильно ударил кнутом по лошадям. Они понесли под гору.
Вошел артист Белозеров, с пышным красным бантом, с неподвижным и торжественным лицом. В
руках у него была бумажка и карандаш. С ним вошел студент Вася
Ханов, племянник Афанасия, красивый мальчик-болгарин с черными бровями.
Иван Ильич стоял среди закоптелой своей кухонки, скрестив на груди
руки, с презрительным лицом. Чадила коптилка. Люди во френчах и матросских бушлатах перетряхивали тюфяки, поднимали половицы, складывали в портфель бумаги и письма. Прислонившись к плите, бледный Афанасий
Ханов смотрел, не принимая участия в обыске.
— Его подкупил наемник московский сопутствовать мне. Он дьяк веча, чтоб в случае надобности, приложить и его
руку в доказательство новгородцам, что мы посланы от них. Происками своими он сумел достигнуть такого важного чина. С виду-то он хоть и прост, неказист, но хитер, как сатана, а богат, как
хан.
— Его подкупил наместник московский сопутствовать мне, он дьяк веча, чтоб в случае надобности, приложить и его
руку в доказательство новгородцам, что мы посланы от них. Происками своими он сумел достигнуть такого важного чина. С виду-то он хоть и прост, неказист, но хитер, как сатана, а богат, как
хан.
Последний дрожащими от волнения
руками схватил перстень. Он узнал его, и ему припомнилось все давно минувшее. Князь Никита Воротынский, о судьбе которого он, бывши в походах, почти не знал ничего, был действительно друг и товарищ его детства и юности. Затем оба они поступили в ратную службу и бок о бок бились под Казанью с татарами и крымским
ханом. Князь Никита Воротынский был дружкой на свадьбе князя Василия и покойной княгини Анастасии.