Неточные совпадения
—
Французы, вероятно, думают, что мы женаты и поссорились, — сказала Марина брезгливо, фруктовым ножом расшвыривая франки сдачи по тарелке; не взяв ни одного из них, она не кивнула головой на тихое «Мерси, мадам!» и низкий поклон гарсона. — Я не в ладу, не в ладу сама с собой, — продолжала она, взяв Клима под
руку и выходя из ресторана. — Но, знаешь, перепрыгнуть вот так, сразу, из страны, где вешают, в страну, откуда вешателям дают деньги и где пляшут…
— Нет, вы обратите внимание, — ревел Хотяинцев, взмахивая
руками, точно утопающий. — В армии у нас командуют остзейские бароны Ренненкампфы, Штакельберги, и везде сколько угодно этих бергов, кампфов. В средней школе — чехи. Донской уголь —
французы завоевали. Теперь вот бессарабец-царанин пошел на нас: Кассо, Пуришкевич, Крушеван, Крупенский и — черт их сосчитает! А мы, русские, — чего делаем? Лапти плетем, а?
— У них такая думка, чтоб всемирный народ, крестьянство и рабочие, взяли всю власть в свои
руки. Все люди:
французы, немцы, финлянцы…
Французы и здесь выказывают неприятные черты своего характера: они нахальны и грубоваты. Слуга-француз протянет
руку за шиллингом, едва скажет «merci», и тут же не поднимет уроненного платка, не подаст пальто. Англичанин все это сделает.
— Где нынче нанять? Господишки, какие были, размотали свою. Купцы всю к
рукам прибрали. У них не укупишь, — сами работают. У нас
француз владеет, у прежнего барина купил. Не сдает — да и шабаш.
Странное готовилось ему пробуждение. Он чувствовал сквозь сон, что кто-то тихонько дергал его за ворот рубашки. Антон Пафнутьич открыл глаза и при бледном свете осеннего утра увидел перед собой Дефоржа:
француз в одной
руке держал карманный пистолет, а другою отстегивал заветную суму. Антон Пафнутьич обмер.
— Миша приказал долго жить, — отвечал Кирила Петрович. — Умер славною смертью, от
руки неприятеля. Вон его победитель, — Кирила Петрович указывал на Дефоржа, — выменяй образ моего
француза. Он отомстил за твою… с позволения сказать… Помнишь?
У самой реки мы встретили знакомого нам француза-гувернера в одной рубашке; он был перепуган и кричал: «Тонет! тонет!» Но прежде, нежели наш приятель успел снять рубашку или надеть панталоны, уральский казак сбежал с Воробьевых гор, бросился в воду, исчез и через минуту явился с тщедушным человеком, у которого голова и
руки болтались, как платье, вывешенное на ветер; он положил его на берег, говоря: «Еще отходится, стоит покачать».
Аня. Приезжаем в Париж, там холодно, снег. По-французски говорю я ужасно. Мама живет на пятом этаже, прихожу к ней, у нее какие-то
французы, дамы, старый патер с книжкой, и накурено, неуютно. Мне вдруг стало жаль мамы, так жаль, я обняла ее голову, сжала
руками и не могу выпустить. Мама потом все ласкалась, плакала…
А один барин-старичок закрыл лицо
руками и заплакал; вконец, — говорит, — погубил
француза злодей Бонапарт!
Иван воспитывался не дома, а у богатой старой тетки, княжны Кубенской: она назначила его своим наследником (без этого отец бы его не отпустил); одевала его, как куклу, нанимала ему всякого рода учителей, приставила к нему гувернера,
француза, бывшего аббата, ученика Жан-Жака Руссо, некоего m-r Courtin de Vaucelles, ловкого и тонкого проныру, самую, как она выражалась, fine fleur [Самый цвет (фр.).] эмиграции, — и кончила тем, что чуть не семидесяти лет вышла замуж за этого финь-флёра: перевела на его имя все свое состояние и вскоре потом, разрумяненная, раздушенная амброй a la Richelieu, [На манер Ришелье (фр.).] окруженная арапчонками, тонконогими собачками и крикливыми попугаями, умерла на шелковом кривом диванчике времен Людовика XV, с эмалевой табакеркой работы Петито в
руках, — и умерла, оставленная мужем: вкрадчивый господин Куртен предпочел удалиться в Париж с ее деньгами.
С картой театра военных действий в
руках стратеги в вицмундирах толковали по целым часам, каким образом могло случиться, что
француз сперва взял Севастополь, а потом снова его уступил.
Другой вот, немец или
француз, над всякою вещью остановится, даже смотреть на него тошно, точно родить желает, а наш брат только подошел, глазами вскинул,
руками развел:"Этого-то не одолеть, говорит: да с нами крестная сила! да мы только глазом мигнем!"И действительно, как почнет топором рубить — только щепки летят; генияльная, можно сказать, натура! без науки все науки прошел!
Калинович еще раз поклонился, отошел и пригласил Полину. Та пожала ему с чувством
руку. Визави их был m-r ле Гран, который танцевал с хорошенькой стряпчихой. Несмотря на счастливое ее положение, она заинтересовала
француза донельзя: он с самого утра за ней ухаживал и беспрестанно смешил ее, хоть та ни слова не говорила по-французски, а он очень плохо говорил по-русски, и как уж они понимали друг друга — неизвестно.
И известный храбрец с радостью просунул свою мускулистую
руку, не раз коловшую
французов, за локоть всем и самому Сервягину хорошо известному за неслишком хорошего человека, Праскухину.
Вот пехотный бойкий солдат, в розовой рубашке и шинели в накидку, в сопровождении других солдат, которые,
руки за спину, с веселыми, любопытными лицами, стоят за ним, подошел к
французу и попросил у него огня закурить трубку.
Француз разжигает и расковыривает трубочку и высыпает огня русскому.
— Что вы пишете мелочи, молодой человек? Вы написали бы нам вещицу побольше… Да-с. Главное — название. Что там ни говори, а название — все…
Французы это отлично, батенька, понимают: «Огненная женщина», «
Руки, полные крови, роз и золота». Можно подпустить что-нибудь таинственное в названии, чтобы у читателя заперло дух от одной обложки…
Настя(крепко прижимая
руки ко груди). Дедушка! Ей-богу… было это! Всё было!.. Студент он…
француз был… Гастошей звали… с черной бородкой… в лаковых сапогах ходил… разрази меня гром на этом месте! И так он меня любил… так любил!
— Oh, monseigneur! — захлебнулся в ответ растерявшийся
француз, воздевая
руки.
— Да, Владимир! я жив и даже не ранен; но поручика моего
французы отправили на тот свет. Жаль! славный был малой. Да постой-ка: что у тебя
рука? Ты ранен.
— Давай
руку! Что в самом деле! служить, так служить вместе; а когда кампания кончится и мы опять поладим с
французами, так знаешь ли что?.. Качнем в Париж! То-то бы пожили и повеселились! Эх, милый! что ни говори, а ведь у нас, право, скучно!
— Ну, право, ты не
француз! — продолжал толстой офицер, — всякая безделка опечалит тебя на несколько месяцев. Конечно, досадно, что отпилили твою левую
руку; но зато у тебя осталась правая, а сверх того полторы тысячи франков пенсиона, который тебе следует…
— Постойте, детушки! — перервал сержант. — Эк у вас руки-то расходились! Убить недолго. Ну, если его в самом деле ограбили
французы?..
Я не боюсь смерти, но желал бы умереть, не доставя ни одной минуты удовольствия
французам; а эти негодяи очень обрадуются, когда узнают, кто у них в
руках.
Иностранец перевязал наскоро
руку своего товарища и при помощи кавалериста понес его вон из леса. Меж тем, пока Рославлев заряжал оставленные
французом пистолеты, офицер не спускал с него глаз.
— Ну вот, — продолжал артиллерийской офицер, — предсказание мое сбылось: вы в мундире, с подвязанной
рукой и, верно, теперь не станете стреляться со мною, чтоб спасти не только одного, но целую сотню
французов.
Рославлев тотчас узнал в сем незнакомце молчаливого офицера, с которым месяца три тому назад готов был стреляться в зверинце Царского Села; но теперь Рославлев с радостию протянул ему
руку: он вполне разделял с ним всю ненависть его к
французам.
Вы так же их ненавидите, как я, и, может быть, скоро придет время, что и для вас будет наслажденьем зарезать из своих
рук хотя одного
француза.
В полминуты
француз, с завязанным ртом и связанными назад
руками, посажен был на лошадь, отдан под присмотр уланскому вахмистру и отправился вслед за нашими путешественниками.
— Так позвольте вас поздравить: вы очень счастливы, что до сих пор не попались в
руки к
французам.
— И полноте! на что это? Я могу еще владеть саблею. Благодаря бога, правая
рука моя цела; не бойтесь, она найдет еще дорогу к сердцу каждого
француза. Ну что? — продолжал Рославлев, обращаясь к вошедшему Егору. — Что лошади?
— Боже мой! — вскричал Рославлев, закрыв
рукою глаза. — Боже мой! — повторил он с невольным содроганием. — Я сам… да, я ненавижу
французов; но расстреливать хладнокровно беззащитных пленных!.. Нет! это ужасно!..
Мы стали несколько постарее, поумнее; но все еще не смели ходить без помочей, которых концы держали в своих
руках господа
французы.
Генерал был до того поражен, что
руки расставил, потом вдруг оборотился к
французу и торопливо передал ему, что я чуть не вызвал его сейчас на дуэль.
Француз громко захохотал.
Мне гадко было чувствовать его так близко от себя; и, не глядя на него, не отвечая ему и стараясь держать
руку так, чтобы не слыхать его, я торопливо шла за Л. М. и
французом.
— Стоял я тогда в «Европейской», — говорил он, не отрывая глаз от
рук суфлера. — Повар, понимаешь,
француз, шесть тысяч жалованья в год. Там ведь на Урале, когда наедут золотопромышленники, такие кутежи идут… миллионами пахнет!..
Матрена Пушкарева, кухарка, сообщила Паше, что потолок расписывал пленный
француз в двенадцатом году, и почти каждое утро Паша, входя в зал с веником и тряпками в
руках, останавливалась у дверей и, задрав голову вверх, серьезно рассматривала красочный узор потолка, покрытый пятнами сырости, трещинами и копотью ламп.
— Да-с — так ей и позволить, ха-ха-ха, выдумали ловко! Ха-ха-ха, как же — позволю! Нет, ведь я не
француз какой-нибудь! Ведь я родился и вырос в благочестивой русской дворянской семье, нет-с, ведь я знаю закон и приличие! О, если бы моя матушка была жива, да она из своих
рук ее на стол бы положила. Я знаю ее проделки.
— А, вот она! — улыбнулся Крюков, беря ее за талию. — Так как? Судьба Европы находится в
руках русских и
французов?
Она сначала заплакала, сказала, что пошутила с тобой, и даже повела меня к шкапу, чтобы отдать деньги, потом стала доказывать, что будущность Европы в
руках русских и
французов, обругала женщин…
— Что вы это? Как можно
француз, — чистый русский! Он и платье делает на рынок только самое русское: поддевки и тому подобное, но больше он по всей Москве знаменит починкою: страсть сколько старого платья через его
руки на рынке за новое идет.
Это вызвало со стороны княгини Д* ряд мероприятий, из которых одно было очень решительное и имело успех: она сначала прислала сказать доктору, чтобы он не смел к ней возвращаться из заразного дома; а потом, когда увидала, что он и в самом деле не возвращается, она прислала его звать, так как с нею случился припадок какой-то жестокой болезни, и наконец, через полтора месяца, когда пришла весна и природа, одевшаяся в зелень, выманила
француза в лес, пострелять куропаток для завтрака тети, на него внезапно напали четыре человека в масках, отняли у него ружье, завернули его в ковер и отнесли на
руках в скрытую на лесной дороге коляску и таким образом доставили его княгине…
— Э, нет, у нас так не водится! — расставил ксендз свои
руки. — Не пий з блазнем, не пий з
французом, не пий з родзоным ойцем, з коханкой не пий, а з ксендзем выпий — таков мой закон! Я дам пану добрую цыгару, а Зося подаст нам клубничного варенья и бутылочку венгржины, у меня ведь — сам знаешь, коханку, — заветные! От Фукера из Варшавы выписываю, — отказаться не можно!
Трамблян нерешительно протянул правую
руку к бутылке и… о, счастье! Пустяков увидал на его груди орден. И то был не Станислав, а целая Анна! Значит, и
француз сжульничал! Пустяков засмеялся от удовольствия, сел на стул и развалился… Теперь уже не было надобности скрывать Станислава! Оба грешны одним грехом, и некому, стало быть, доносить и бесславить…
На этот раз Пустяков, к великому своему ужасу, должен был пустить в дело и правую
руку. Станислав с помятой красной ленточкой увидел наконец свет и засиял. Учитель побледнел, опустил голову и робко поглядел в сторону
француза. Тот глядел на него удивленными, вопрошающими глазами. Губы его хитро улыбались, и с лица медленно сползал конфуз…
Быстро прикрыв правой
рукой орден, он сгорбился, неловко отдал общий поклон и, никому не подавая
руки, тяжело опустился на свободный стул, как раз против сослуживца-француза.
И так как мальчик-француз не понимал, чего от него хотят, то Ковшиков прибегнул к наглядному объяснению. Взяв в одну
руку кусок солонины и указывая другой на крошево Бастрюкова, он сунул свой кусок в рот и повторял...
Особенно горячо тряс
руку Жака Бастрюков, и когда баркас с
французами отвалил от борта, Бастрюков еще долго махал шапкой, и Жак, в свою очередь, не оставался в долгу. И долго еще смотрел матрос вслед удаляющемуся баркасу.
И видел Филипп сон. Всё, видел он, изменилось: земля та же самая, дома такие же, ворота прежние, но люди совсем не те стали. Все люди мудрые, нет ни одного дурака, и по улицам ходят всё
французы и
французы. Водовоз, и тот рассуждает: «Я, признаться, климатом очень недоволен и желаю на градусник поглядеть», а у самого в
руках толстая книга.
Старик Ротье шутливо поймал джигита за
руку; тот, выхватив кинжал из-за пояса, погрозил
французу.