Неточные совпадения
Ну вот, например, хоть на ту же опять тему, насчет колокольчиков-то: да этакую-то драгоценность, этакой факт (целый ведь факт-с!) я вам так, с
руками и с ногами, и выдал, я-то,
следователь!
Да и увлекаться этак мне,
следователю, совсем даже неприлично: у меня вон Миколка на
руках, и уже с фактами, — там как хотите, а факты!
— О-о! — произнес
следователь, упираясь
руками в стол и приподняв брови. — Это — персона! Говорят даже, что это в некотором роде… рычаг! Простите, — сказал он, — не могу встать — ноги!
В существенном же явилось одно показание панов, возбудившее необыкновенное любопытство
следователей: это именно о том, как подкупал Митя, в той комнатке, пана Муссяловича и предлагал ему три тысячи отступного с тем, что семьсот рублей в
руки, а остальные две тысячи триста «завтра же утром в городе», причем клялся честным словом, объявляя, что здесь, в Мокром, с ним и нет пока таких денег, а что деньги в городе.
Это было слишком наивно. Загадку представлял собой и Полуянов, как слишком опытный человек, в свое время сам производивший тысячи дознаний и прошедший большую школу. Но он был тоже спокоен, как Ечкин, и
следователь приходил в отчаяние. Получалась какая-то оплошная нелепость. В качестве свидетелей были вызваны даже Замараев и Голяшкин, которые испугались больше подсудимых и несли невозможную околесную, так что
следователь махнул на них
рукой.
Самый важный свидетель ускользал из
рук, и
следователь выбился из сил, чтобы довести его до откровенного сознания.
Корявая
рука Турки, тянувшаяся к налитому стакану, точно оборвалась. Одно имя
следователя нагнало на него оторопь.
Так шло дело. Шахта была уже на двенадцатой сажени, когда из Фотьянки пришел волостной сотник и потребовал штейгера Зыкова к
следователю. У старика опустились
руки.
Наконец генерал проснулся. Лакей провел ходоков прямо в кабинет, где генерал сидел у письменного стола с трубкой в
руках. Пред ним стоял стакан крепкого чая. Старички осторожно вошли в кабинет и выстроились у стены в смешанную кучу, как свидетели на допросе у
следователя.
Следователь, молодой человек с курчавыми волосами и горбатым носом, в золотых очках, увидав Илью, сначала крепко потёр свои худые белые
руки, а потом снял с носа очки и стал вытирать их платком, всматриваясь в лицо Ильи большими тёмными глазами. Илья молча поклонился ему.
— Ну-с, прослушайте ваше показание, а потом подпишите его… — И, закрыв лицо листом исписанной бумаги, он быстро и однотонно начал читать, а прочитав, сунул в
руку Лунёва перо. Илья наклонился над столом, подписал, медленно поднялся со стула и, поглядев на
следователя, глухо и твёрдо выговорил...
Следователь сухо кашлянул и потёр
руки так, что у него хрустели пальцы.
Теперь же, судебным
следователем, Иван Ильич чувствовал, что все, все без исключения, самые важные, самодовольные люди — все у него в
руках и что ему стоит только написать известные слова на бумаге с заголовком, и этого важного, самодовольного человека приведут к нему в качестве обвиняемого или свидетеля, и он будет, если он не захочет посадить его, стоять перед ним и отвечать на его вопросы.
Извините меня, экчеленца, — продолжал он громко, приложив
руку к сердцу, — но то, что вы задали нашему
следователю работу, что он ваших воров день и ночь ищет, извините, это тоже мелко с вашей стороны.
Рука Алексея остановилась, и, все не спуская с меня глаз, он недоверчиво улыбнулся, бледно, одними губами. Татьяна Николаевна что-то страшно крикнула, но было поздно. Я ударил острым концом в висок, ближе к темени, чем к глазу. И когда он упал, я нагнулся и еще два раза ударил его.
Следователь говорил мне, что я бил его много раз, потому что голова его вся раздроблена. Но это неправда. Я ударил его всего-навсего три раза: раз, когда он стоял, и два раза потом, на полу.
Следователь нахмурился и нерешительно протянул
руку к шляпе.
— То есть, я тебя не понимаю, — сказал
следователь, разводя
руками. — Ты это или не ты?
Следователь махнул
рукой и плюнул.
«Если бы он убил, то он давно бы уже смыл с
рук и лица кровь… — вспомнилось мне положение одного приятеля-следователя. — Убийцы не выносят крови своих жертв».
Человек без вести пропал в доме! Горданов решительно не знал, что ему думать, и считал себя выданным всеми… Он потребовал к себе
следователя, но тот не являлся, хотел позвать к себе врача, так как врач не может отказаться посетить больного, а Горданов был в самом деле нездоров. Но он вспомнил о своем нездоровье только развязав свою
руку и ужаснулся: вокруг маленького укола, на ладони, зияла темненькая каемочка, точно бережок из аспидированного серебра.
Узнал он от хозяев, что предводителя держат чуть не в секретной, что
следователь у них — лютый, не позволял Звереву в первую неделю даже с больной женой повидаться; а она очень плоха. Поговаривали в городе, будто даже на себя
руки хотела наложить… И к нему никого не пускали.
— Вот что я вам скажу, Кузьмичев, — искренней нотой начал он, кладя ему
руку на колено. — Спасибо за то, что вы меня человеком другого покроя считаете… И я перед вами кругом виноват. Зарылся… Одно слово!.. Хорошо еще, что можно наладить дело. Угодно, чтобы я отъявился к
следователю? Для этого охотно останусь на сутки.
Дошло до него и письмо Кузьмичева Великим постом, где тот обращался к нему, как к влиятельному пайщику их товарищества, рассказывал про изменившееся к нему отношение хозяина парохода, просил замолвить за него словечко, жаловался на необходимость являться к судебному
следователю, намекал на то, — но очень сдержанно, — что Теркин, быть может, захочет дать свое свидетельское показание, а оно было бы ему «очень на
руку».
— Хорош! — повторила она страстным шепотом, нагнулась к нему лицом и сжала сильнее его
руку. Вася! так он мне противен… Голоса — и того не могу выносить: шепелявит, по-барски мямлит. — Она сделала гримасу. — И такого человека, лентяя, картежника, совершенную пустушку, считают отличным чиновником, важные дела ему поручали, в товарищи прокурора пролез под носом у других
следователей. Один чуть не двадцать лет на службе в уезде…
— Василий Иваныч, — встретила она его окликом, где он заслышал совсем ему незнакомые звуки, — вы меня вчера запереть хотели… как чумную собачонку… Что ж! Вы можете и теперь это сделать. Я в ваших
руках. Извольте, коли угодно, посылать за урядником, а то так ехать с доносом к судебному
следователю… Чего же со мной деликатничать? Произвела покушение на жизнь такого драгоценного существа, как предмет вашего преклонения…
Арестант!.. Он довольно спокойно думал о том, где он"содержится", что ожидает его в недальнем будущем: дело перешло уже в
руки обвинительной власти. Допрос
следователя завтра утром. К нему он приготовлен.
Он начал пятиться, но не прошел и двух аршин, как почувствовал, что его правая
рука слабеет и отекает. Затем вскоре наступил момент, когда он услышал свой собственный душу раздирающий крик и почувствовал острую боль в правом плече и влажную теплоту, разлившуюся вдруг по всей
руке и по груди… Затем он слышал голос Максима, понял выражение ужаса на лице прибежавшего
следователя…
Немного погодя
следователь сидел в черной половине за столом и пил чай, а сотский Лошадин стоял у двери и говорил. Это был старик за шестьдесят лет, небольшого роста, очень худой, сгорбленный, белый, на лице наивная улыбка, глаза слезились, и всё он почмокивал, точно сосал леденец. Он был в коротком полушубке и в валенках и не выпускал из
рук палки. Молодость
следователя, по-видимому, вызывала в нем жалость, и потому, вероятно, он говорил ему «ты».
Доктор и
следователь в сенях стряхивали с себя снег, стуча ногами, а возле стоял сотский Илья Лошадин, старик, и светил им, держа в
руках жестяную лампочку. Сильно пахло керосином.
— Вот и прекрасно, — говорил фон Тауниц, толстяк с невероятно широкой шеей и с бакенами, пожимая
следователю руку.
Корнилий Потапович простился со
следователем, который на этот раз любезно протянул ему
руку и очень ласково сказал...
Тот встал, отер слезы, и взяв поданное ему судебным
следователем перо, дрожащей
рукой подписал свое звание, имя, отчество и фамилию.
Следователем он служил уже давно, еще по наказу и остался вместе с очень немногими по введении судебной реформы, которой, кстати сказать, был очень недоволен и вел постоянную войну с прокурорским надзором, окружным судом и судебною палатою, что, впрочем, в виду того, что он был утвержденным
следователем, благополучно сходило ему с
рук.
Следователь протянул Дмитрию Павловичу
руку, которую он пожал с чувством.