Неточные совпадения
— Нет, вы обратите внимание, — ревел Хотяинцев, взмахивая
руками, точно утопающий. — В армии у нас командуют остзейские
бароны Ренненкампфы, Штакельберги, и везде сколько угодно этих бергов, кампфов. В средней школе — чехи. Донской уголь — французы завоевали. Теперь вот бессарабец-царанин пошел на нас: Кассо, Пуришкевич, Крушеван, Крупенский и — черт их сосчитает! А мы, русские, — чего делаем? Лапти плетем, а?
— Как
барон! — вскочив вдруг, спросил Илья Ильич, и у него поледенело не только сердце, но
руки и ноги.
Приехал
барон, вежливо улыбнулся и ласково пожал ему
руку.
—
Барон,
барон… Chere enfant, je vous aime, [Дорогое дитя, я люблю вас (франц.).] — проплакнул князь, простирая
руки к Анне Андреевне.
Я ушел с
бароном Крюднером вперед и не знаю, что им отвечали. Корейцы окружили нас тотчас, лишь только мы остановились. Они тоже, как жители Гамильтона, рассматривали с большим любопытством наше платье, трогали за
руки, за голову, за ноги и живо бормотали между собою.
Я пошел берегом к баркасу, который ушел за мыс, почти к морю, так что пришлось идти версты три. Вскоре ко мне присоединились
барон Шлипенбах и Гошкевич, у которого в сумке шевелилось что-то живое: уж он успел набрать всякой всячины; в
руках он нес пучок цветов и травы.
Тогда
барон Шлипенбах взял гандшпуг (это почти в
руку толщиной деревянный кол, которым ворочают пушки) и воткнул ей в пасть; гандшпуг ушел туда чуть не весь.
На камине и по углам везде разложены минералы, раковины, чучелы птиц, зверей или змей, вероятно все «с острова Св. Маврикия». В камине лежало множество сухих цветов, из породы иммортелей, как мне сказали. Они лежат, не изменяясь по многу лет: через десять лет так же сухи, ярки цветом и так же ничем не пахнут, как и несорванные. Мы спросили инбирного пива и констанского вина, произведения знаменитой Констанской горы. Пиво мальчик вылил все на
барона Крюднера, а констанское вино так сладко, что из
рук вон.
— Очень рад… но, — сказал он, держа перо в
руке и с каким-то простодушием глядя прямо мне в глаза, — но, любезный
барон, неужели вы думаете, что я подпишу это письмо, которое au bout du compte [в конечном счете (фр.).] может меня поссорить с Россией за полпроцента комиссии?
— Ишь, у тебя волосы-то как разбрылялись, — бормотала старуха, поправляя пальцем свободной
руки набежавшие у Лизы на лоб волосы. — Ты поди в свою комнату да поправься прежде, причешись, а потом и приходи к родительнице, да не фон-бароном, а покорно приди, чувствуя, что ты мать обидела.
— Имею честь представиться, — тотчас же закривлялся Ванька-Встанька, по-военному прикладывая
руку к козырьку, — тайный почетный посетитель местных благоугодных заведений, князь Бутылкин, граф Наливкин,
барон Тпрутинкевич-Фьютинковский.
Вспомнил он флегматического доктора, вспомнил, как он улыбнулся — то есть сморщил нос, когда увидел его выходившего из лесу чуть не под
руку с
бароном Дöнгофом.
Когда
барон подтвердил положительно совершенную достоверность только что разнесшихся тогда первых слухов о великой реформе, Степан Трофимович вдруг не вытерпел и крикнул ура!и даже сделал
рукой какой-то жест, изображавший восторг.
Барон(разводя
руками). Чёрт знает, как она…
Тут был граф Х., наш несравненный дилетант, глубокая музыкальная натура, который так божественно"сказывает"романсы, а в сущности, двух нот разобрать не может, не тыкая вкось и вкривь указательным пальцем по клавишам, и поет не то как плохой цыган, не то как парижский коафер; тут был и наш восхитительный
барон Z., этот мастер на все
руки: и литератор, и администратор, и оратор, и шулер; тут был и князь Т., друг религии и народа, составивший себе во время оно, в блаженную эпоху откупа, громадное состояние продажей сивухи, подмешанной дурманом; и блестящий генерал О. О… который что-то покорил, кого-то усмирил и вот, однако, не знает, куда деться и чем себя зарекомендовать и Р. Р., забавный толстяк, который считает себя очень больным и очень умным человеком, а здоров как бык и глуп как пень…
— Мы хоть здесь с ней простимся! — говорила она, с усилием поднимаясь на лестницу и слегка при этом поддерживаемая
бароном под
руку. — Я вчера к ней заезжала, сказали: «дома нет», а я непременно хочу с ней проститься!
— Eh bien, essayons!.. [Хорошо, попробуем!.. (франц.).] — согласилась Анна Юрьевна, и они, встав и взяв друг друга за
руки, стали их ломать, причем Анна Юрьевна старалась заставить
барона преклониться перед собой, а он ее, и, разумеется, заставил, так что она почти упала перед ним на колени.
Встретившийся им кавалергардский офицер, приложив
руку к золотой каске своей и слегка мотнув головой, назвал этого господина: — «Здравствуйте,
барон Мингер!» — «Bonjour!» [Добрый день! (франц.).], — отвечал тот с несколько немецким акцентом.
— Ну, так я знаю! — подхватила Петицкая, твердо будучи уверена, что если бы даже
барон и не очень нравился княгине, то все-таки она пойдет за него, потому что это очень выгодная для нее партия, а потому дальнейшее с ней объяснение она считала совершенно излишним и при первой встрече с
бароном прямо сказала тому, чтоб он не робел и ехал просить
руки княгини.
Барон при этом выпрямил себе спину и стал растирать грудь
рукою.
— Благодарю вас за это! — произнес
барон и, встав со своего места, поцеловал у Анны Юрьевны
руку.
Барон покачал головою и стал осматривать комнату. Прежде всего он на письменном столе увидал записку, писанную
рукою князя, которая была очень коротка: «Я сам убил себя; прошу с точностью исполнить мое завещание». Около записки
барон увидал и завещание. Он прочел его и, видимо, смутился.
Толстому генералу он тоже поклонился довольно низко, но тот в ответ на это едва мотнул ему головой. После того
барон подошел к Марье Васильевне, поцеловал у нее
руку и сел около нее.
Днем для открытия вновь преобразованного училища
барон выбрал воскресенье; он с большим трудом, и то с помощью Петицкой, уговорил княгиню снять с себя глубокий траур и приехать на его торжество хоть в каком-нибудь сереньком платье. Г-жа Петицкая, тоже носившая по князе траур, сняла его и надела форменное платье начальницы. К двенадцати часам они прибыли в училище. Княгиню
барон усадил на одно из почетнейших мест. Г-жа Петицкая села в числе служащих лиц, впрочем, рядом с
бароном и даже по правую его
руку.
Глаза старушки Бахтуловой тоже заблистали еще более добрым чувством.
Барон вошел. Во фраке и в туго накрахмаленном белье он стал походить еще более на журнальную картинку. Прежде всех он поклонился Михайле Борисовичу, который протянул ему
руку хоть несколько и фамильярно, но в то же время с тем добрым выражением, с каким обыкновенно начальники встречают своих любимых подчиненных.
Часа в три, наконец,
барон явился к княгине в безукоризненно модной жакетке, в щегольской соломенной летней шляпе, с дорогой тросточкой в
руке и, по современной моде, в ярко-зеленых перчатках.
Анна Юрьевна ушла сначала к княгине, а через несколько времени и совсем уехала в своем кабриолете из Останкина. Князь же и
барон пошли через большой сад проводить Елену домой. Ночь была лунная и теплая. Князь вел под
руку Елену, а
барон нарочно стал поотставать от них. По поводу сегодняшнего вечера
барон был не совсем доволен собой и смутно сознавал, что в этой проклятой службе, отнимавшей у него все его время, он сильно поотстал от века. Князь и Елена между тем почти шепотом разговаривали друг с другом.
Сам господин был высокого роста;
руки и ноги у него огромные, выражение лица неглупое и очень честное; как бы для вящей противоположности с
бароном, который был причесан и выбрит безукоризнейшим образом, господин этот носил довольно неряшливую бороду и вообще всей своей наружностью походил более на фермера, чем на джентльмена, имеющего возможность носить такие дорогие пальто.
— Но отчего
барон так вдруг вздумал требовать вашей
руки?.. От ревности, что ли? — спросил князь, слегка усмехаясь.
— Неприятнее всего тут то, — продолжал князь, — что
барон хоть и друг мне, но он дрянь человечишка; не стоит любви не только что княгини, но и никакой порядочной женщины, и это ставит меня решительно в тупик… Должен ли я сказать о том княгине или нет? — заключил он, разводя
руками и как бы спрашивая.
Князь пожал
руку кузины, пожал
руку и
барону.
— Мне говорил один очень хорошо знающий его человек, — начал
барон, потупляясь и слегка дотрогиваясь своими красивыми, длинными
руками до серебряных черенков вилки и ножа (голос
барона был при этом как бы несколько нерешителен, может быть, потому, что высокопоставленные лица иногда не любят, чтобы низшие лица резко выражались о других высокопоставленных лицах), — что он вовсе не так умен, как об нем обыкновенно говорят.
Когда стали сходить с лестницы,
барон опять поддержал Анну Юрьевну слегка за
руку.
Все прежние планы в голове
барона мгновенно изменились, и он прежде всего вознамерился снискать расположение Анны Юрьевны, а потом просить ее
руки и сердца; она перед тем только получила известие из-за границы, что муж ее умер там.
Я против вас,
барон, никогда ничего не имел. Но у меня характер Лермонтова. (Тихо.) Я даже немножко похож на Лермонтова… как говорят… (Достает из кармана флакон с духами и льет на
руки.)
Дорогою в Орле отец повез меня вечером представить зимовавшему там с женою соседу своему по Клейменову,
барону Ник. Петр. Сакену, родному племяннику Елизаветградского корпусного командира,
барона Дмитрия Ерофеевича Сакена. Я застал миловидную баронессу Сакен по случаю какого-то траура всю в черном. Она, любезно подавая мне
руку, просила сесть около себя.
Одним словом, — заключил я, — я прошу только, чтобы
барон развязал мне
руки.
Что же касается до вчерашнего поступка ее, то он, конечно, странен, — не потому что она пожелала от вас отвязаться и послала вас под дубину
барона (которую, я не понимаю почему, он не употребил, имея в
руках), а потому, что такая выходка для такой… для такой превосходной мисс — неприлична.
Мой поклон и моя шляпа в
руках сначала едва-едва остановили их внимание. Только
барон слегка насупил брови. Баронесса так и плыла прямо на меня.
И, когда
барон это выскажет, тогда я уже, с развязанными
руками, чистосердечно и искренно принесу ему и мои извинения.
Он пошел в другую комнату и принес сафьянную коробочку. Часто повторяемое князем слово жена как-то грубо и неприятно отзывалось в ушах Печорина; он с первого слова узнал в князе человека недалекого, а теперь убедился, что он даже человек не светский. Серьги переходили из
рук в
руки,
барон произнес над ними несколько протяжных восклицаний, Печорин после него стал машинально их рассматривать.
Барон плохо понимал по-русски, хотя родился в России; он захохотал пуще прежнего, думая, что это комплимент относящийся к нему вместе с Верою Дмитревной. — Печорин пожал плечами; и разговор снова остановился. — К счастию, князь подошел, преважно держа в
руке газеты.
Добрейший
барон Андрей Васильевич прямо заключает меня в свои объятия, смотрит на меня своими ласковыми синими глазами и, пожимая
руки, говорит...
— Прекрасно, прекрасно! Вы благородный молодой человек, — сказал мне
барон и, пожав мою
руку, тихо заплакал от умиления.
Черт сидел на Валерииной кровати, — голый, в серой коже, как дог, с бело-голубыми, как у дога или у остзейского
барона, глазами, вытянув
руки вдоль колен, как рязанская баба на фотографии или фараон в Лувре, в той же позе неизбывного терпения и равнодушия.
Удружил!» и к этим двум восклицаниям пьяненько прибавлял еще: «бал-дар-рю! балдарю, советник!.. балдарю!..» Толпа состольников наперерыв стремилась удостоиться чести и удовольствия чокнуться с блистательным
бароном, который горячо потрясал чрез стол
руку красноречивого спикера, не упустившего, при виде протянутой к нему баронской длани, предварительно обтереть салфеткой свою собственную, чересчур уже запотелую (от усердия)
руку.
По правую
руку от хозяйки — графиня де-Монтеспан, по левую —
барон Икс-фон-Саксен.
Шписс и де-Воляй протискались вперед и держались поближе к кучке самых крупных губернских тузов, которым
барон протягивал полную
руку, и старались все время держаться на виду.
И вместе с тем
барон так мил, так любезен, так галантен, так изящен,
барон в дамском обществе осторожно и с таким тактом дает чувствовать, что он тоже большой
руки folichon [Шалун (фр.).], пред которым тают и покоряются сердца женские…
Между тем
барон, не подымаясь даже с кресел, лениво протянул к нему
руку за бумагой и, не выпуская из зубов сигары, стал читать самым спокойным образом.