Неточные совпадения
Клим сообразил, что командует медник, — он лудил кастрюли, самовары и дважды являлся жаловаться на Анфимьевну, которая обсчитывала его. Он — тощий, костлявый, с кусочками черных зубов во
рту под седыми усами. Болтлив и глуп. А Лаврушка — его ученик и приемыш. Он жил на побегушках у акушерки, квартировавшей раньше в доме Варвары. Озорной
мальчишка. Любил петь: «Что ты, суженец, не весел». А надо было петь — сундженец, сундженский казак.
Рассказывала Нехаева медленно, вполголоса, но — без печали, и это было странно. Клим посмотрел на нее; она часто прищуривала глаза, подрисованные брови ее дрожали. Облизывая губы, она делала среди фраз неуместные паузы, и еще более неуместна была улыбка, скользившая по ее губам. Клим впервые заметил, что у нее красивый
рот, и с любопытством
мальчишки подумал...
Приоткрыв
рот, он вскинул голову, уставился выпученными глазами в небо, как
мальчишка, очарованно наблюдающий полет охотницких голубей.
Позовет ли его опекун посмотреть, как молотят рожь, или как валяют сукно на фабрике, как белят полотна, — он увертывался и забирался на бельведер смотреть оттуда в лес или шел на реку, в кусты, в чащу, смотрел, как возятся насекомые, остро глядел, куда порхнула птичка, какая она, куда села, как почесала носик; поймает ежа и возится с ним; с
мальчишками удит рыбу целый день или слушает полоумного старика, который живет в землянке у околицы, как он рассказывает про «Пугача», — жадно слушает подробности жестоких мук, казней и смотрит прямо ему в
рот без зубов и в глубокие впадины потухающих глаз.
А ты что спряталась, красавица? — тут же скажет девке мимоходом, — поди сюда!» Или даст разинувшему
рот, не совсем умытому
мальчишке кусок сахару: все это называется удовольствием.
Я не выходил из каюты, не хотелось, но смотрел из окна с удовольствием, как приехавшие с ними двое индийских
мальчишек, слуг, разинули вдруг
рот и обомлели, когда заиграли наши музыканты.
Жених был так мал ростом, до того глядел
мальчишкой, что никак нельзя было дать ему больше пятнадцати лет. На нем был новенький с иголочки азям серого крестьянского сукна, на ногах — новые лапти. Атмосфера господских хором до того отуманила его, что он, как окаменелый, стоял разинув
рот у входной двери. Даже Акулина, как ни свыклась с сюрпризами, которые всегда были наготове у матушки, ахнула, взглянув на него.
И старший рабочий, с рыжей бородой, свалявшейся набок, и с голубыми строгими глазами; и огромный парень, у которого левый глаз затек и от лба до скулы и от носа до виска расплывалось пятно черно-сизого цвета; и
мальчишка с наивным, деревенским лицом, с разинутым
ртом, как у птенца, безвольным, мокрым; и старик, который, припоздавши, бежал за артелью смешной козлиной рысью; и их одежды, запачканные известкой, их фартуки и их зубила — все это мелькнуло перед ним неодушевленной вереницей — цветной, пестрой, но мертвой лентой кинематографа.
Стоявшие около него
мальчишки с разинутыми
ртами смотрели на ленты и позументы в его руках.
Он имел привычку, происходившую от фальшивых зубов, которых у него был полон
рот, — сказав что-нибудь, поднимать верхнюю губу к носу и, производя легкий звук сопения, как будто втягивать эту губу себе в ноздри, и когда он это делал теперь, мне все казалось, что он про себя говорил: «
Мальчишка,
мальчишка, и без тебя знаю: наследник, наследник», и т. д.
Изо всех окон свесились вниз милые девичьи головы, женские фигуры в летних ярких ситцевых одеждах.
Мальчишки шныряют вокруг оркестра, чуть не влезая замурзанными мордочками в оглушительно рявкающий огромный геликон и разевающие
рты перед ухающим барабаном. Все военные, попадающие на пути, становятся во фронт и делают честь знамени. Старый, седой отставной генерал, с георгиевскими петлицами, стоя, провожает батальон глазами. В его лице ласковое умиление, и по щекам текут слезы.
Мальчишки и девчонки в испачканных виноградным соком рубашонках, с кистями в руках и во
рту бегали за матерями.
— «Святый бессмертный, помилуй нас!» — так пронзительно, что
мальчишки, забегая вперёд, с удивлением смотрели в бороду его, вместилище невидимого трёхголосого
рта.
— Я знаю, я догадываюсь, я понял, где была у
мальчишки двух лет первичная язва, без которой не бывает ничего вторичного. Она была во
рту! Он получил ее с ложечки.
А проснулся — шум, свист, гам, как на соборе всех чертей. Смотрю в дверь — полон двор
мальчишек, а Михайла в белой рубахе среди них, как парусная лодка между малых челноков. Стоит и хохочет. Голову закинул,
рот раскрыт, глаза прищурены, и совсем не похож на вчерашнего, постного человека. Ребята в синем, красном, в розовом — горят на солнце, прыгают, орут. Потянуло меня к ним, вылез из сарая, один увидал меня и кричит...
Собравшийся возле него кружок потупил голову, услышав такие слова. Даже небольшой
мальчишка, которого вся дворня почитала вправе уполномочивать вместо себя, когда дело шло к тому, чтобы чистить конюшню или таскать воду, даже этот бедный
мальчишка тоже разинул
рот.
В это самое время сквозь толпу продрался
мальчишка лет девяти. Закинув ручонки за спину и настежь разинув
рот, глядел он на Софронушку. А тот как схватит его за белые волосенки и давай трепать. В истошный голос заревел
мальчишка, а юрод во всю прыть помчался с погоста и сел на селе у колодца. Народ вало́м повалил за ним. Осталось на погосте человек пятнадцать, не больше.
— А по мне, хошь сейчас! — широко улыбаясь во весь
рот, произнес
мальчишка. — Единым духом загоню.
Глеб Алексеевич пришел в себя, вышел из саней и позвонил. Ему отворил тот же мальчишка-лакей, который отворял ему дверь и в первое его посещение, но уже выражение недоумения и растерянности теперь заменилось радостной улыбкой, делающей, по меткому народному выражению, «
рот до ушей».