Неточные совпадения
Холеное, голое лицо это, покрытое туго натянутой, лоснящейся, лайковой кожей, голубоватой на месте бороды, наполненное розовой
кровью, с маленьким пухлым
ртом, с верхней губой, капризно вздернутой к маленькому, мягкому носу, ласковые, синеватые глазки и седые, курчавые волосы да и весь облик этого человека вызывал совершенно определенное впечатление — это старая женщина в костюме мужчины.
Все, кроме Елены. Буйно причесанные рыжие волосы, бойкие, острые глаза, яркий наряд выделял Елену, как чужую птицу, случайно залетевшую на обыкновенный птичий двор. Неслышно пощелкивая пальцами, улыбаясь и подмигивая, она шепотом рассказывала что-то бородатому толстому человеку, а он, слушая, вздувался от усилий сдержать смех, лицо его туго налилось
кровью, и
рот свой, спрятанный в бороде, он прикрывал салфеткой. Почти голый череп его блестел так, как будто смех пробивался сквозь кость и кожу.
Лидия подняла руку ко
рту и, высасывая
кровь из-под сломанных ногтей, замолчала.
— Нет, это не люди, — те, которые могут делать то, что они делают… Нет, вот, говорят, бомбы выдумали и баллоны. Да, подняться на баллоне и посыпать их, как клопов, бомбами, пока выведутся… Да. Потому что… — начал было он, но, весь красный, вдруг еще сильнее закашлялся, и
кровь хлынула у него изо
рта.
После этого священник унес чашку за перегородку и, допив там всю находившуюся в чашке
кровь и съев все кусочки тела Бога, старательно обсосав усы и вытерев
рот и чашку, в самом веселом расположении духа, поскрипывая тонкими подошвами опойковых сапог, бодрыми шагами вышел из-за перегородки.
Предварительно опросив детей об их именах, священник, осторожно зачерпывая ложечкой из чашки, совал глубоко в
рот каждому из детей поочередно по кусочку хлеба в вине, а дьячок тут же, отирая
рты детям, веселым голосом пел песню о том, что дети едят тело Бога и пьют Его
кровь.
— Ну вот и прекрасно. Садитесь, мы еще только за рыбой, — с трудом и осторожно жуя вставными зубами, проговорил старик Корчагин, поднимая на Нехлюдова налитые
кровью без видимых век глаза. — Степан, — обратился он с полным
ртом к толстому величественному буфетчику, указывая глазами на пустой прибор.
Я бы ничего не имела возразить, если бы вы покинули Адель для этой грузинки, в ложе которой были с ними обоими; но променять француженку на русскую… воображаю! бесцветные глаза, бесцветные жиденькие волосы, бессмысленное, бесцветное лицо… виновата, не бесцветное, а, как вы говорите,
кровь со сливками, то есть кушанье, которое могут брать в
рот только ваши эскимосы!
Спор оканчивался очень часто
кровью, которая у больного лилась из горла; бледный, задыхающийся, с глазами, остановленными на том, с кем говорил, он дрожащей рукой поднимал платок ко
рту и останавливался, глубоко огорченный, уничтоженный своей физической слабостью.
Один из самых печальных результатов петровского переворота — это развитие чиновнического сословия. Класс искусственный, необразованный, голодный, не умеющий ничего делать, кроме «служения», ничего не знающий, кроме канцелярских форм, он составляет какое-то гражданское духовенство, священнодействующее в судах и полициях и сосущее
кровь народа тысячами
ртов, жадных и нечистых.
Нянька стянула с головы Ивана шапку; он тупо стукнулся затылком. Теперь голова его сбочилась, и
кровь потекла обильней, но уже с одной стороны
рта. Это продолжалось ужасно долго. Сначала я ждал, что Цыганок отдохнет, поднимется, сядет на полу и, сплюнув, скажет...
Мне случалось видеть, что у подстреленного тетерева каплет
кровь изо
рта (верный признак внутренней смертельной раны) — и он летит.
То Арапов ругает на чем свет стоит все существующее, но ругает не так, как ругал иногда Зарницын, по-фатски, и не так, как ругал сам Розанов, с сознанием какой-то неотразимой необходимости оставаться весь век в пассивной роли, — Арапов ругался яростно, с пеною у
рта, с сжатыми кулаками и с искрами неумолимой мести в глазах, наливавшихся
кровью; то он ходит по целым дням, понурив голову, и только по временам у него вырываются бессвязные, но грозные слова, за которыми слышатся таинственные планы мировых переворотов; то он начнет расспрашивать Розанова о провинции, о духе народа, о настроении высшего общества, и расспрашивает придирчиво, до мельчайших подробностей, внимательно вслушиваясь в каждое слово и стараясь всему придать смысл и значение.
Стравливал всегда внезапно, как бы ненароком, и притом так язвительно, что у конкурентов наливались
кровью глаза и выступала пена у
рта.
— Нет, это я… — тихо ответил он сдержанным шепотом, чувствуя, как у него все пересохло во
рту, а глаза налились
кровью.
— Так ее, стерву старую! — раздался злорадный крик. Что-то черное и красное на миг ослепило глаза матери, соленый вкус
крови наполнил
рот.
Мать наскоро перевязала рану. Вид
крови наполнял ей грудь жалостью, и, когда пальцы ее ощущали влажную теплоту, дрожь ужаса охватывала ее. Она молча и быстро повела раненого полем, держа его за руку. Освободив
рот, он с усмешкой в голосе говорил...
Этот вялый, опустившийся на вид человек был страшно суров с солдатами и не только позволял драться унтер-офицерам, но и сам бил жестоко, до
крови, до того, что провинившийся падал с ног под его ударами. Зато к солдатским нуждам он был внимателен до тонкости: денег, приходивших из деревни, не задерживал и каждый день следил лично за ротным котлом, хотя суммами от вольных работ распоряжался по своему усмотрению. Только в одной пятой
роте люди выглядели сытнее и веселее, чем у него.
Люди закричали вокруг Ромашова преувеличенно громко, точно надрываясь от собственного крика. Генерал уверенно и небрежно сидел на лошади, а она, с налившимися
кровью добрыми глазами, красиво выгнув шею, сочно похрустывая железом мундштука во
рту и роняя с морды легкую белую пену, шла частым, танцующим, гибким шагом. «У него виски седые, а усы черные, должно быть нафабренные», — мелькнула у Ромашова быстрая мысль.
«Чего же мне лучше этого случая ждать, чтобы жизнь кончить? благослови, господи, час мой!» — и вышел, разделся, «Отчу» прочитал, на все стороны начальству и товарищам в землю ударил и говорю в себе: «Ну, Груша, сестра моя названая, прими за себя
кровь мою!» — да с тем взял в
рот тонкую бечеву, на которой другим концом был канат привязан, да, разбежавшись с берегу, и юркнул в воду.
Так и на этот раз: спускаем экипаж, и я верчусь, знаете, перед дышлом и кнутом астронома остепеняю, как вдруг вижу, что уж он ни отцовых вожжей, ни моего кнута не чует, весь
рот в
крови от удилов и глаза выворотил, а сам я вдруг слышу, сзади что-то заскрипело, да хлоп, и весь экипаж сразу так и посунулся…
В конце третьего у штабс-капитана Белова, курсового офицера четвертой
роты, от жары и усталости хлынула
кровь из носа в таком обилии, что ученье пришлось прекратить.
Кухарка умерла на наших глазах: наклонилась, чтобы поднять самовар, и вдруг осела на пол, точно кто-то толкнул ее в грудь, потом молча свалилась на бок, вытягивая руки вперед, а изо
рта у нее потекла
кровь.
Я всматриваюсь в лица купцов, откормленные, туго налитые густой, жирной
кровью, нащипанные морозом и неподвижные, как во сне. Люди часто зевают, расширяя
рты, точно рыбы, выкинутые на сухой песок.
Ключарёв прервал свои сны за пожарным сараем, под старой уродливой ветлой. Он нагнул толстый сук, опутав его верёвкой, привязал к нему ружьё, бечёвку от собачки курка накрутил себе на палец и выстрелил в
рот. Ему сорвало череп: вокруг длинного тела лежали куски костей, обросшие чёрными волосами, на стене сарая, точно спелые ягоды, застыли багровые пятна
крови, серые хлопья мозга пристали ко мшистым доскам.
И замолчал, как ушибленный по голове чем-то тяжёлым: опираясь спиною о край стола, отец забросил левую руку назад и царапал стол ногтями, показывая сыну толстый, тёмный язык. Левая нога шаркала по полу, как бы ища опоры, рука тяжело повисла, пальцы её жалобно сложились горсточкой, точно у нищего, правый глаз, мутно-красный и словно мёртвый, полно налился
кровью и слезой, а в левом горел зелёный огонь. Судорожно дёргая углом
рта, старик надувал щёку и пыхтел...
Полуоткрыв
рот, он присматривался к очертаниям её тела и уже без страха, без стыда, с радостью чувствовал, как разгорается в нём
кровь и сладко кружится голова.
Круциферскому показалось, что у него в груди что-то оборвалось и что грудь наполняется горячей
кровью, и все она подступает выше и выше, и скоро хлынет
ртом…
Во время приемки Андрей Ефимыч не делает никаких операций; он давно уже отвык от них, и вид
крови его неприятно волнует. Когда ему приходится раскрывать ребенку
рот, чтобы заглянуть в горло, а ребенок кричит и защищается ручонками, то от шума в ушах у него кружится голова и выступают слезы на глазах. Он торопится прописать лекарство и машет руками, чтобы баба поскорее унесла ребенка.
Никита быстро отворил дверь, грубо, обеими руками и коленом отпихнул Андрея Ефимыча, потом размахнулся и ударил его кулаком по лицу. Андрею Ефимычу показалось, что громадная соленая волна накрыла его с головой и потащила к кровати; в самом деле, во
рту было солоно: вероятно, из зубов пошла
кровь. Он, точно желая выплыть, замахал руками и ухватился за чью-то кровать, и в это время почувствовал, что Никита два раза ударил его в спину.
Кровь была также у него во
рту и на губах: он слышал ее соленый, металлический вкус.
Забору этому не было конца ни вправо, ни влево. Бобров перелез через него и стал взбираться по какому-то длинному, крутому откосу, поросшему частым бурьяном. Холодный пот струился по его лицу, язык во
рту сделался сух и неподвижен, как кусок дерева; в груди при каждом вздохе ощущалась острая боль;
кровь сильными, частыми ударами била в темя; ушибленный висок нестерпимо ныл…
Тут он понял, к чему эти вопросы, и раскрыл
рот, как воробей, подавившийся зерном ячменя, понял и забормотал, сердясь так, что его большие уши налились
кровью и стали лиловыми.
Темная, липкая
кровь тонкой струей полилась из открытого
рта по синей щеке…
— Доктора, скорее доктора! — кричал камердинер и бросился зажимать князю
рот рукою, желая тем остановить бежавшую
кровь.
В кабинете камердинер увидал, что князь лежал распростертым на канапе;
кровь била у него фонтаном изо
рта; в правой и как-то судорожно согнутой руке он держал пистолет.
Все засмеялись, возбужденные, взволнованные, как всегда волнуются люди, когда в обычную, мирную, плохо, хорошо ли текущую жизнь врывается убийство,
кровь и смерть. И только Соловьев смеялся просто и негромко, как над чем-то действительно смешным и никакого другого смысла не имеющим; да и не так уж оно смешно, чтобы стоило раздирать
рот до ушей!
Все замутилось
кровью и дымом и в ужасе заметалось. Необходимо пить, иначе умрешь, а пить нельзя, все
кровь: в стакане, водопроводе и во
рту — кислая и пахнет красным вином. Саша наклонился и кричит...
Лежал он на спине, ногами к открытому месту, голову слегка запрятав в кусты: будто, желая покрепче уснуть, прятался от солнца; отвел Саша ветку с поредевшим желтым листом и увидел, что матрос смотрит остекленело, а
рот черен и залит
кровью; тут же и браунинг — почему-то предпочел браунинг.
Кровь у того текла из рукава, текла изо
рта, и он, припадая на правую, здоровую руку, тянул переломанную левую ногу.
Изо
рта у Мани плеснуло
кровью, выскочила сломанная рука, и из-под ногтей брызнули фонтанчики
крови.
Я продолжал лежать с вытаращенными глазами, с раскрытым и засохшим
ртом;
кровь стучала у меня в висках, в ушах, в горле, в спине, во всем теле!
Затем
кровь хлынула изо
рта солдата так, что я замер.
Он набрал в
рот раствор, а когда выпустил его в чашку, тот вытек, смешавшись с алою солдатской
кровью, по дороге превращаясь в густую жидкость невиданного цвета.
К Харлову подскочили, свалили долой с него брус, повернули его навзничь; лицо его было безжизненно, у
рта показалась
кровь, он не дышал.
— Рас… шибся… — и, как бы подумав немного, прибавил: — Вот он, воро… ной жере… бенок! —
Кровь вдруг густо хлынула у него изо
рта — все тело затрепетало…
Удары сыпались. По верхней губе и подбородку солдата текла
кровь. Наконец он упал. Венцель отвернулся, окинул глазами всю
роту и закричал...
А у него руки связаны, и он не может выпить… он сказал мне, подняв немного свою голову, всю в
крови: «Дайте, барышня, ко
рту», Я поднесла ему, — он выпил так медленно, медленно и сказал: «Спасибо вам, барышня!
После обеда актеры спали тяжелым, нездоровым сном, с храпеньем и стонами, спали очень долго, часа по четыре, и просыпались только к вечернему чаю, с налитыми
кровью глазами, со скверным вкусом во
рту, с шумом в ушах и с вялым телом.
Она приподняла голову, посмотрела на него, медленно облизывая губы, — лицо Жукова показалось ей страшным: желтое, синее, глаза, налитые
кровью, казались ранами. Полуодетый, он стоял у кровати, оскалив зубы, и тыкал в
рот себе зубной щеткой.