Неточные совпадения
Тебе на голову валятся каменья, а ты в страсти
думаешь, что летят
розы на тебя, скрежет зубов будешь принимать за музыку, удары от дорогой руки покажутся нежнее ласк матери.
«Да, правда,
роза в полном блеске! —
подумал Райский со вздохом, — а та — как лилия, „до коей“ уже, кажется, касается не ветерок, а ураган».
— Вот эта дама с
розой в волосах, — объясняла Заплатина, — переменяет каждый сезон по любовнику, а вот та, в сером платье… Здравствуйте, Пелагея Семеновна!.. Обратите, пожалуйста, внимание на эту девушку: очень богатая невеста и какая красавица, а отец был мясником. И держит себя как хорошо, никак не
подумаешь, что из крестьяночек. Да… Отец в лаптях ходил!..
Сафьянос хотел принять начальственный вид, даже
думал потянуть назад свою пухлую греческую руку, но эту руку Зарницын уже успел пожать, а в начальственную форму лицо Сафьяноса никак не складывалось по милости двух
роз, любезно поздоровавшихся с учителем.
«Если бы меня судьба не изломала так жестоко, —
подумала Тамара, с удовольствием следя за его движениями, — то вот человек, которому я бросила бы свою жизнь шутя, с наслаждением, с улыбкой, как бросают возлюбленному сорванную
розу…»
Ему противно было слушать, как дядя, разбирая любовь его, просто, по общим и одинаким будто бы для всех законам, профанировал это высокое, святое, по его мнению, дело. Он таил свои радости, всю эту перспективу розового счастья, предчувствуя, что чуть коснется его анализ дяди, то, того и гляди,
розы рассыплются в прах или превратятся в назем. А дядя сначала избегал его оттого, что вот,
думал, малый заленится, замотается, придет к нему за деньгами, сядет на шею.
Он или бросает на нее взоры оскорбительных желаний, или холодно осматривает ее с головы до ног, а сам
думает, кажется: «Хороша ты, да, чай, с блажью в голове: любовь да
розы, — я уйму эту дурь, это — глупости! у меня полно вздыхать да мечтать, а веди себя пристойно», или еще хуже — мечтает об ее имении.
Роза невольно улыбнулась, но он говорил так печально, что у Анны навернулись на глаза слезы. Она
подумала, что, по рассказам Джона, в Америке не так уж плохо, если только человек сумеет устроиться. Но она не возражала и сказала тихо...
— О чем вы
думаете? — спросила
Роза лежащую с ней рядом Анну.
Анна
подумала, что она хорошо сделала, не сказав
Розе всего о брате… У нее как-то странно сжалось сердце… И еще долго она лежала молча, и ей казались странными и этот глухо гудящий город, и люди, и то, что она лежит на одной постели с еврейкой, и то, что она молилась в еврейской комнате, и что эта еврейка кажется ей совсем не такой, какой представлялась бы там, на родине…
— Что ж, — сказала
Роза, — со всяким может случиться несчастье. Мы жили спокойно и тоже не
думали ехать так далеко. А потом… вы, может быть, знаете… когда стали громить евреев… Ну что людям нужно? У нас все разбили, и… моя мать…
«Но вот, — печально
думал Саша, — она чужая; милая, но чужая. Пришла и ушла, и уже обо мне, поди, и не
думает. Только оставила сладкое благоухание сиренью да
розою и ощущение от двух нежных поцелуев, — и неясное волнение в душе, рождающее сладкую мечту, как волна Афродиту».
— Постой, эврика… —
думал вслух Пепко. — Видел давеча вывеску: ресторан «
Роза»? Очевидно, сама судьба позаботилась о нас… Идем. Я жажду…
Пели соловьи, благоухали
розы в венках, сплошным ковром закрывавших могильный холмик, а мы с Людей сидели, тесно прижавшись друг к другу, неотступно
думая о том, кто лежал теперь под белым крестом и развесистой чинарой — бдительным стражем в его изголовьи.
Мы молчали, каждая
думая про себя… Княжна нервно пощипывала тоненькими пальчиками запекшиеся губы… Я слышала, как тикали часы в соседней комнате да из сада доносились резкие и веселые возгласы гулявших институток. На столике у кровати пышная красная
роза издавала тонкий и нежный аромат.
— Ну, не хочешь, и не надо, нам же больше останется! — грубо засмеялся тот. Затем, обратившись к Петьке, все время с большим вниманием вместе с
Розой наблюдавшему всю эту сцену, он сказал: — Отведи-ка их светлость в каморку и прищелкни дверцу хорошенько, чтобы птичка снова не
подумала вылететь из клетки.
Она спрашивает, я отвечаю… Я уже не
думаю о провале, хотя чувствую, что взяла слишком высокий тон. Ах, все равно. Эта ночь, как настоящая, тиха и прекрасна; этот месяц напоминает чудный настоящий месяц, и бумажные
розы на куртинах вот-вот разольют свой нежный, одуряющий аромат…
„Это страх действует! это мечта!” —
думает она и пилит, сколько сил достает. Уже кольцо едва держится в цепи. Она просит Паткуля рвануть его ногою. Он исполняет ее волю; но звено не ломается.
Роза опять за работу. У пленника пилка идет успешнее: другая связь в окне распилена; бечевка через него заброшена; слышно, что ее поймали… что ее привязывают…
Роза собирает последние силы… вот пила то пойдет, то остановится, как страхом задержанное дыханье… вот несколько движений — и…
Думаю, что и в соседней карете, со взводом прислуги в нарядной ливрее на запятках, барыня, разряженная, как жар-птица, при каждом ухабе дрожит не менее старика, — не за душу свою — кажется, душонки-то и нет у нее, а за свои соколиные брови, за жемчуг своих зубов, за
розы и перловую белизну лица, взятые напрокат.
Каждый миг дорог; рассуждать некогда —
Роза исполнила волю пьяного деспота и,
думая, что этим умилостивила его, сделала движение вперед; но геркулес наш обнял девушку так крепко, что пилы, бывшие на ней, вонзились в грудь и растерзали ее.
Однажды, в час свидания, дорого купленный,
Роза приносит пленнику письмо — от кого,
думал бы ты? — от Ейнзидель.
«Какой вздор иногда приходит в голову! —
подумал князь Андрей; — но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость»,
думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа
розу, усаживалась подле него.