Живя почти исключительно материальной, плотской жизнью, простолюдин срастается, так сказать, с каждым предметом, его окружающим, с каждым бревном своей лачуги; он в ней родился, в ней прожил безвыходно свой век; ни одна мысль не увлекала его за предел
родной избы: напротив, все мысли его стремились к тому только, чтобы не покидать родного крова.
Неточные совпадения
Как-то коснулось дело до Самсонова: «Какое кому дело, — с каким-то наглым вызовом тотчас же огрызнулась она, — он был мой благодетель, он меня босоногую взял, когда меня
родные из
избы вышвырнули».
Из здешних поселенцев обращают на себя внимание братья Бабичи, из Киевской губ<ернии>; сначала они жили в одной
избе, потом стали ссориться и просить начальство, чтобы их разделили. Один из Бабичей, жалуясь на своего
родного брата, выразился так: «Я боюсь его, как змия».
— Ну, и слава богу! на старинное пепелище посмотришь, могилкам поклонишься,
родным воздухом подышишь — все-таки освежишься! Чай, у Лукьяныча во дворце остановился? да, дворец он себе нынче выстроил! тесно в
избе показалось, помещиком жить захотел… Ах, мой друг!
Темная
изба, бесконечно вьющаяся дорога, белый саван зимы, обнаженные деревья и внизу, под горой, застывшая речка… не правда ли, что тут есть что-то
родное? N'est ce pas?
— Назад, на родину!.. — сказал Матвей страстно. — Видите ли, дома я продал и
избу, и коня, и поле… А теперь готов работать, как вол, чтобы вернуться и стать хоть последним работником там, у себя на
родной стороне…
Он несколько раз должен был повторить это приглашение, прежде чем молодые,
родня и гости решились за ним следовать; наконец пример Кирши, который по первому призыву вошел на двор, подействовал над всеми. Кудимыч, подойдя к дверям
избы, остановился, и когда сени наполнились людьми, то он, оборотясь назад, сказал...
Пойдемте,
родные, пойдемте в
избу скорей: там погреетесь; а нонеча как словно ждали вас: печку топили…
Обремененные наследственными недугами, больные и слабые, они считаются в
родной семье за лишнюю тягость и с первых лет до того дня, когда оканчивают тихое, бездейственное поприще свое на земле в каком-нибудь темном углу
избы, испытывают одно только горе, приправляемое ропотом окружающих и горьким сознанием собственной своей бесполезности.
В воспоминаниях детства
родное гнездо представлялось ему светлым, уютным, удобным, теперь же, войдя в
избу, он даже испугался: так было темно, тесно и нечисто.
Хорошо еще, у кого есть
родные: тот прямо идет гоститься, то есть выпить, пообедать и поболтать; а у кого нет, так взойдет в
избу несмело и проговорит каким-то странным голосом: «С праздником, хозяева честные, поздравляем».
— Что надо, парень? Да ты шапку-то надевай, студено. Да пойдем-ка лучше в
избу, там потеплей будет нам разговаривать. Скажи-ка,
родной, как отец-от у вас справляется? Слышал я про ваши беды; жалко мне вас… Шутка ли, как злодеи-то вас обидели!..
Дня через два после того к дому Сергея Андреича Колышкина подъехала извозчичья коляска, запряженная парой добрых коней. В ней сидел высокий молодой человек в новеньком с иголочки пальто и в круглой шелковой шляпе. Если б коляска заехала в деревню Поромову да остановилась перед
избой Трифона Лохматого, не узнать бы ему
родного детища.
— Да вон тащи,
родной, хоть в заднюю
избу, — молвила Пелагея, — а не то в клеть — пустым-пустехоньки. А ежели больно к спеху, так покамест в сенях положь; сени у нас большие, просторные, всю свою поклажу уложишь.
— Сердечная ты моя! Ягодка! Это тебя, такую махонькую, бог сохранил! Деточка моя
родная! Пойдем в
избу, я тебе хоть поесть дам!
— Михаил Владимирович, — нагнулся прокурор к уху председателя, — удивительно неряшливо этот Корейский вел следствие.
Родной брат не допрошен, староста не допрошен, из описания
избы ничего не поймешь…
Впоследствии над этими словами задумывался венчанный внук Иоанна, заключенный в том же отделении черной
избы; часто искал злополучный Дмитрий Иванович ключа к этим иероглифам. Только сказочник Афоня мог объяснить их, рассказав ему повесть о заключенном. Недаром же Антон написал четыре слова на
родном языке: они послужили к прекрасной тризне по нем, совершенной через несколько лет устами доброго старца и сердцем юного узника, который не знал своих преступлений.
— Ах,
родная ты моя, сиротинка горемычная, — завопила мамка, — жениха твоего посадили в черную
избу; лечил татарчонку-царевича да уморил. Не снести ему головушки.
Нестарый мужик с бритым лицом ввел Юрку в
избу. Горница была полна народа. Сразу стало Юрке уютно и все близко: в красном углу, вместо икон, висели портреты Маркса, Ленина и Фрунзе. За столом, среди мужиков и баб, сидела чернобровая дивчина в кожанке, с двумя толстыми русыми косами, с обликом своего,
родного душе человека.