Неточные совпадения
А Петр-то Иванович уж мигнул пальцем и подозвал трактирщика-с, трактирщика Власа: у него жена три недели назад тому
родила, и такой пребойкий
мальчик, будет так же, как и отец, содержать трактир.
— Про аиста и капусту выдумано, — говорила она. — Это потому говорят, что детей
родить стыдятся, а все-таки
родят их мамы, так же как кошки, я это видела, и мне рассказывала Павля. Когда у меня вырастут груди, как у мамы и Павли, я тоже буду
родить —
мальчика и девочку, таких, как я и ты.
Родить — нужно, а то будут все одни и те же люди, а потом они умрут и уж никого не будет. Тогда помрут и кошки и курицы, — кто же накормит их? Павля говорит, что бог запрещает
родить только монашенкам и гимназисткам.
— Пишу другой:
мальчика заставили пасти гусей, а когда он полюбил птиц, его сделали помощником конюха. Он полюбил лошадей, но его взяли во флот. Он море полюбил, но сломал себе ногу, и пришлось ему служить лесным сторожем. Хотел жениться — по любви — на хорошей девице, а женился из жалости на замученной вдове с двумя детьми. Полюбил и ее, она ему
родила ребенка; он его понес крестить в село и дорогой заморозил…
— Вы хотите, чтоб я поступил, как послушный благонравный
мальчик, то есть съездил бы к тебе, маменька, и спросил твоего благословения, потом обратился бы к вам, Татьяна Марковна, и просил бы быть истолковательницей моих чувств, потом через вас получил бы да и при свидетелях выслушал бы признание невесты, с глупой
рожей поцеловал бы у ней руку, и оба, не смея взглянуть друг на друга, играли бы комедию, любя с позволения старших…
— Ну, скажи, что ты круглая дура! — бойко отвечал
мальчик и был совершенно счастлив, что его слова вызывали сдержанный смех набравшейся во двор толпы. — У тебя и
рожа глупая, как решето!
Теперь девка
мальчика родила, несет его в воспитательный дом, принимают, и ни записи никакой, ничего, а через год она еще девочкой раздобылась и опять таким же манером несет.
Мужа она терпеть не могла, но
родила от него двух детей —
мальчика и девочку; больше она решила не иметь детей и не имела.
— А как же: маленький, розовенький, с крошечными такими ноготочками, и только вся моя тоска в том, что не помню я,
мальчик аль девочка. То
мальчик вспомнится, то девочка. И как
родила я тогда его, прямо в батист да в кружево завернула, розовыми его ленточками обвязала, цветочками обсыпала, снарядила, молитву над ним сотворила, некрещеного понесла, и несу это я его через лес, и боюсь я лесу, и страшно мне, и всего больше я плачу о том, что
родила я его, а мужа не знаю.
— Голубушка Варвара Дмитриевна, слухом земля полнится. И так сразу стало подозрительно: все
мальчики — как
мальчики, а этот — тихоня, ходит как в воду опущенный. А по
роже посмотреть — молодец молодцом должен быть, румяный, грудастый. И такой скромный, товарищи замечают: ему слово скажут, а он уж и краснеет. Они его и дразнят девчонкой. Только они думают, что это так, чтобы посмеяться, не знают, что это — правда. И представьте, какие они хитрые: ведь и хозяйка ничего не знает.
Случилось, что Боря проколол себе ладонь о зубец гребня, когда, шаля, чесал пеньку. Обильно закапала на снег алая кровь, мужики, окружив
мальчика, смотрели, как он сжимал и разжимал ярко окрашенные пальцы, и чмокали, ворчали что-то, наклоняя над ним тёмные
рожи, как большие собаки над маленькой, чужой.
«Полно, варварка, проказничать со мной; я старый воробей, меня не обманешь, — сказал он, смеясь, — вставай-ка, я новые карточки привез, — и подойдя к постели и подсунув карты под подушку, он прибавил: — вот на зубок новорожденному!» — «Друг мой, Андрей Михайлыч, — говорила Софья Николавна, — ей-богу, я
родила: вот мой сын…» На большой пуховой подушке, тоже в щегольской наволочке, под кисейным, на розовом атласе, одеяльцем в самом деле лежал новорожденный, крепкий
мальчик; возле кровати стояла бабушка-повитушка, Алена Максимовна.
В это время известная нам Афросинья Андревна, от которой он менее скрывал свое беспокойство, состоявшее существенно в том, что невестка опять
родит дочь, рассказала как-то ему, что проезжая через Москву, ездила она помолиться богу к Троице, к великому угоднику Сергию, и слышала там, что какая-то одна знатная госпожа, у которой все родились дочери, дала обещание назвать первого своего ребенка, если он будет
мальчик, Сергием, и что точно, через год, у нее родился сын Сергий.
— А вот как: если я захочу, то молодая
родит двойни —
мальчика и девочку.
— Как же,
родила с неделю тому назад прехорошенького
мальчика!..
Васса. Значит — помнишь, Наталья? Это — хорошо! Без памяти нельзя жить.
Родила я девять человек, осталось — трое. Один родился — мертвый, две девочки — до года не выжили,
мальчики — до пяти, а один — семи лет помер. Так-то, дочери! Рассказала я это для того, чтобы вы замуж не торопились.
На другой день взяли Настю к допросу; после нее допрашивали Степана. Они оба разбились в показаниях, и еще через день их перевели в острог. Идучи с Степаном, Настя уговаривала его не убиваться, но он совсем был как в воду опущенный и даже не обращал на нее никакого внимания. Это больше всего огорчало Настю, и она не знала ни дня, ни ночи покоя и недели через две по прибытии в острог
родила недоношенного, но живого ребенка. Дитя было
мальчик.
Но внешне всё шло хорошо; все отнеслись к смерти
мальчика деловито и просто, покорные привычке
родить и хоронить.
Между тем как костоправка вытягивала и ломала в бане Марфу Андревну, сенная девушка, разделявшая с боярыней ужасы этой ночи,
родила еле дававшего признаки жизни семимесячного
мальчика.
Перчихин. Тесть? Вона! Не захочет этот тесть никому на шею сесть… их ты! На камаринского меня даже подбивает с радости… Да я теперь — совсем свободный
мальчик! Теперь я — так заживу-у! Никто меня и не увидит… Прямо в лес — и пропал Перчихин! Ну, Поля! Я, бывало, думал, дочь… как жить будет? и было мне пред ней даже совестно…
родить —
родил, а больше ничего и не могу!.. А теперь… теперь я… куда хочу уйду! Жар-птицу ловить уйду, за самые за тридесять земель!
Там она увидала старшую дочь Марьи, Мотьку, которая стояла неподвижно на громадном камне и глядела на церковь. Марья
рожала тринадцать раз, но осталось у нее только шестеро, и все — девочки, ни одного
мальчика, и старшей было восемь лет. Мотька, босая, в длинной рубахе, стояла на припеке, солнце жгло ей прямо в темя, но она не замечала этого и точно окаменела. Саша стала с нею рядом и сказала, глядя на церковь...
Обезьяна села на первой перекладине мачты, сняла шляпу и стала зубами и лапами рвать ее. Она как будто дразнила
мальчика, показывала на него и делала ему
рожи.
Мальчик погрозил ей и крикнул на нее, но она еще злее рвала шляпу. Матросы громче стали смеяться, а
мальчик покраснел, скинул куртку и бросился за обезьяной на мачту. В одну минуту он взобрался по веревке на первую перекладину; но обезьяна еще ловчее и быстрее его, в ту самую минуту, как он думал схватить шляпу, взобралась еще выше.
Он из Щепотьева, верст за пять отсюда. Хозяйство ведет его сын Алексей, большой, вялый мужик с рыжею бородою. Горе их дома, что жена Алексея
родит ему все одних девок. Семь девок в семье, а желанного
мальчика все нет. Нужда у них жестокая.
— Отдай мне твоего ребенка, когда
родишь, если будет
мальчик.
—
Родили вы в те поры
мальчика.
Мальчик, которого Елисавета
родила, давно сослан был на прокормление к родственнице ее, бабке Ганне, живущей под Гельметом.
Как скоро гуслист усадил слепца на камне и подошел к
мальчику, этот начал униженно кланяться, скорчил жалостную
рожу и запищал...
Родила трех детей, сначала дочь, а потом двух
мальчиков.