Неточные совпадения
Влас наземь опускается.
«Что так?» — спросили странники.
— Да отдохну пока!
Теперь не скоро князюшка
Сойдет с коня любимого!
С тех пор, как слух прошел,
Что воля нам готовится,
У
князя речь одна:
Что мужику у барина
До светопреставления
Зажату быть в горсти!..
Одно — вне ее присутствия, с доктором, курившим одну толстую папироску за другою и тушившим их о край полной пепельницы, с Долли и с
князем, где шла
речь об обеде, о политике, о болезни Марьи Петровны и где Левин вдруг на минуту совершенно забывал, что происходило, и чувствовал себя точно проснувшимся, и другое настроение — в ее присутствии, у ее изголовья, где сердце хотело разорваться и всё не разрывалось от сострадания, и он не переставая молился Богу.
— Как! — воскликнул в изумлении
князь, совершенно пораженный таким нежданным оборотом
речи.
Несмотря на то, что княгиня поцеловала руку бабушки, беспрестанно называла ее ma bonne tante, [моя добрая тетушка (фр.).] я заметил, что бабушка была ею недовольна: она как-то особенно поднимала брови, слушая ее рассказ о том, почему
князь Михайло никак не мог сам приехать поздравить бабушку, несмотря на сильнейшее желание; и, отвечая по-русски на французскую
речь княгини, она сказала, особенно растягивая свои слова...
Но знаю, что, может быть, несу глупые
речи, и некстати, и нейдет все это сюда, что не мне, проведшему жизнь в бурсе и на Запорожье, говорить так, как в обычае говорить там, где бывают короли,
князья и все что ни есть лучшего в вельможном рыцарстве.
Замечу кстати, что
князь вначале был им решительно очарован, в особенности
речами его, даже приходил в восторг и несколько раз мне высказывался.
Разговор наш вдруг прервал лакей, который вошел о чем-то доложить. Завидев его,
князь, кажется ожидавший его, встал, не докончив
речи, и быстро подошел к нему, так что тот доложил уже вполголоса, и я, конечно, не слыхал о чем.
Речь шла о борьбе простого народа с рыцарями и
князем Попелем.
Вероятно, оттуда, по преданию и старому обычаю, перебрался он на столы великих
князей и царей московских и в народную современную
речь, где слова лебедка и лебедушка остались навсегда выражением ласки и участия.
К изумлению
князя, та оглядела его в недоумении и вопросительно, точно хотела дать ему знать, что и
речи между ними о «рыцаре бедном» быть не могло и что она даже не понимает вопроса.
Князь даже одушевился говоря, легкая краска проступила в его бледное лицо, хотя
речь его по-прежнему была тихая. Камердинер с сочувствующим интересом следил за ним, так что оторваться, кажется, не хотелось; может быть, тоже был человек с воображением и попыткой на мысль.
После слов племянника Лебедева последовало некоторое всеобщее движение, и поднялся даже ропот, хотя во всем обществе все видимо избегали вмешиваться в дело, кроме разве одного только Лебедева, бывшего точно в лихорадке. (Странное дело: Лебедев, очевидно, стоявший за
князя, как будто ощущал теперь некоторое удовольствие фамильной гордости после
речи своего племянника; по крайней мере с некоторым особенным видом довольства оглядел всю публику.)
— Разве вы не видите,
князь, что это помешанный? — нагнулся к нему Евгений Павлович. — Мне давеча сказали здесь, что он помешался на адвокатстве и на
речах адвокатских и хочет экзамен держать. Я жду славной пародии.
О, я ведь знаю, как бы хотелось
князю и всем им довести меня до того, чтоб и я, вместо всех этих «коварных и злобных»
речей, пропел из благонравия и для торжества нравственности знаменитую и классическую строфу Мильвуа...
Когда
речь дошла до хозяина, то мать вмешалась в наш разговор и сказала, что он человек добрый, недальний, необразованный и в то же время самый тщеславный, что он, увидев в Москве и Петербурге, как живут роскошно и пышно знатные богачи, захотел и сам так же жить, а как устроить ничего не умел, то и нанял себе разных мастеров, немцев и французов, но, увидя, что дело не ладится, приискал какого-то промотавшегося господина, чуть ли не
князя, для того чтобы он завел в его Никольском все на барскую ногу; что Дурасов очень богат и не щадит денег на свои затеи; что несколько раз в год он дает такие праздники, на которые съезжается к нему вся губерния.
Потихоньку я выучил лучшие его стихотворения наизусть. Дело доходило иногда до ссоры, но ненадолго: на мировой мы обыкновенно читали наизусть стихи того же
князя Долгорукова, под названием «Спор».
Речь шла о достоинстве солнца и луны. Я восторженно декламировал похвалы солнцу, а Миницкая повторяла один и тот же стих, которым заканчивался почти каждый куплет: «Все так, да мне луна милей». Вот как мы это делали...
Алеша высказал это с жаром и с твердостью. Наташа с какою-то торжественностью его слушала и вся в волнении, с пылающим лицом, раза два проговорила про себя в продолжение его
речи: «Да, да, это так!»
Князь смутился.
Потом пошли кандидаты на болгарский престол. Каждый день — новый кандидат, и всё какие-то необыкновенные. Ходит Афанасий Аркадьич по Невскому и возвещает:"принц Вильманстрандский! принц Меделанский!
князь Сампантрё!" — Никто верить ушам не хочет, а между тем стороной узнают, что действительно
речь об меделанском принце была — и даже очень серьезно.
Пришли священники и еще раз поздравили знаменитого именинника с тезоименитством, а семинарист-философ, выступив вперед, сказал приветственную
речь, начав ее воззванием: «Достопочтенный болярин!..»
Князь выслушал его очень серьезно и дал ему трехрублевую бумажку. Священнику, дьякону и становому приказано было подать чай, а прочий причет отправился во флигель, к управляющему, для принятия должного угощения.
Его знала вся веселящаяся Москва, на всех обедах он обязательно говорил
речи с либеральным уклоном, вращался в кругу богатых москвичей, как и
князь Нижерадзе, и неукоснительно бывал ежедневно на бирже, а после биржи завтракал то в «Славянском базаре» среди московского именитого купечества, то в «Эрмитаже» в кругу московской иностранной колонии.
— Поэтому вы будете говорить
речь вместо
князя? — спросил с некоторым беспокойством Сергей Степаныч.
Серебряный видел с своего места, как Вяземский изменился в лице и как дикая радость мелькнула на чертах его, но не слыхал он, о чем шла
речь между
князем и Иваном Васильевичем.
Не дивись,
князь, моей глупой
речи, — прибавил Максим, потупя очи, — я не набиваюсь к тебе на дружбу, знаю, кто ты и кто я; только что ж мне делать, коли не могу слов удержать; сами рвутся наружу, сердце к тебе само так и мечется!
Князя, вероятно, не убедили бы темные
речи незнакомца, но гнев его успел простыть. Он рассудил, что скорая расправа с злодеями немного принесет пользы, тогда как, предав их правосудию, он, может быть, откроет всю шайку этих загадочных грабителей. Расспросив подробно, где имеет пребывание ближний губной староста, он приказал старшему ратнику с товарищами проводить туда пленных и объявил, что поедет далее с одним Михеичем.
Князь узнал Басманова, и ревнивое воображение его закипело. Занятый одною мыслью об Елене, он не обратил внимания на
речи мельника, но, услышав свое имя, подумал, что видит в Басманове нового неожиданного соперника.
Берет калечище Акундина за белы руки, ведет его, Акундина, на высок курган, а становивши его на высок курган, говорил такие
речи: „Погляди-ка, молодой молодец, на город Ростиславль, на Оке-реке, а поглядевши, поведай, что деется в городе Ростиславле?“ Как глянул Акундин в город во Ростиславль, а там беда великая: исконные слуги молода
князя рязанского, Глеба Олеговича, стоят посередь торга, хотят войной город отстоять, да силы не хватит.
Князь простил бы опричнику его дерзкие
речи. Бесстрашие этого человека в виду смерти ему нравилось. Но Матвей Хомяк клеветал на царя, и этого не мог снести Никита Романович. Он дал знак ратникам. Привыкшие слушаться боярина и сами раздраженные дерзостью разбойников, они накинули им петли на шеи и готовились исполнить над ними казнь, незадолго перед тем угрожавшую бедному мужику.
В книге шла
речь о нигилисте. Помню, что — по
князю Мещерскому — нигилист есть человек настолько ядовитый, что от взгляда его издыхают курицы. Слово нигилист показалось мне обидным и неприличным, но больше я ничего не понял и впал в уныние: очевидно, я не умею понимать хорошие книги! А что книга хорошая, в этом я был убежден: ведь не станет же такая важная и красивая дама читать плохие!
— Они посмотрели на меня и изволят
князю Голицыну говорить по-французски: «Ах, какой миниатюрный экземпляр! чей, любопытствуют, это такой?»
Князь Голицын, вижу, в затруднительности ответить; а я, как французскую
речь могу понимать, сам и отвечаю: «Госпожи Плодомасовой, ваше императорское величество».
Разбудил его веселый голос Хан-Магомы, возвращавшегося с Батою из своего посольства. Хан-Магома тотчас же подсел к Хаджи-Мурату и стал рассказывать, как солдаты встретили их и проводили к самому
князю, как он говорил с самим
князем, как
князь радовался и обещал утром встретить их там, где русские будут рубить лес, за Мичиком, на Шалинской поляне. Бата перебивал
речь своего сотоварища, вставляя свои подробности.
Он давно знал, что почести и звание — вздор, но чувствовал невольно удовольствие, когда на бале подходил к нему
князь Сергий и говорил ласковые
речи.
Конечно, завели они
речь издалека, что послал их
князь поискать жар-птицы, что ходили они, гуляли по зеленым садам, напали на след и след привел их прямо к брагинскому двору и т. д.
— Бог весть! Послушник его Финоген мне сказывал, что он пишет какое-то сказание об осаде нашего монастыря и будто бы в нем говорится что-то и обо мне; да я плохо верю: иная
речь о наших воеводах
князе Долгорукове и Голохвастове — их дело боярское; а мы люди малые, что о нас писать?.. Сюда, боярин, на это крылечко.
— Жаль, — продолжал Черкасский, — ты увидел бы, что на ней цела еще виселица, на которой нижегородцы повесили изменника Вяземского. Берегись дерзкою
речью напомнить им, что не один
князь Вяземский достоин этой позорной казни!
— А то, любезный, что другой у тебя не останется, как эту сломят. Ну, пристало ли земскому ярыжке говорить такие
речи о
князе Пожарском? Я человек смирный, а у другого бы ты первым словом подавился! Я сам видел, как
князя Пожарского замертво вынесли из Москвы. Нет, брат, он не побежит первый, хотя бы повстречался с самим сатаною, на которого, сказать мимоходом, ты с рожи-то очень похож.
—
Князь Димитрий Мамстрюкович, — сказал вполголоса боярин Мансуров, — не забывай нашего уговора: посмотри-ка — его в жар бросило от твоих
речей!
Юрий замолчал; крупные слезы градом катились по лицу его. Пораженные неожиданною
речью Милославского, все присутствующие онемели от удивления. Несколько минут продолжалось общее молчание; вдруг опрокинутый стол с громом полетел на пол, и
князь Черкасский, перескочив через него, бросился на шею к Милославскому.
О походе Игоревом слово,
Чтоб старинной
речью рассказать
Про деянья
князя удалого?
И изрек Боян, чем кончить
речьПеснотворцу
князя Святослава:
«Тяжко, братья, голове без плеч,
Горько телу, коль оно безглаво».
Мрак стоит над Русскою землей:
Горько ей без Игоря одной.
Постой, царевич. Наконец
Я слышу
речь не мальчика, но мужа.
С тобою,
князь, она меня мирит.
Безумный твой порыв я забываю
И вижу вновь Димитрия. Но — слушай:
Пора, пора! проснись, не медли боле;
Веди полки скорее на Москву —
Очисти Кремль, садись на трон московский,
Тогда за мной шли брачного посла;
Но — слышит бог — пока твоя нога
Не оперлась на тронные ступени,
Пока тобой не свержен Годунов,
Любви
речей не буду слушать я.
Не лучше ли сделать вот как:"С одной стороны, вольнолюбивая Франция доказывает, с другой стороны, конституционная Англия подтверждает, а
князь Бисмарк недавно в
речи, обращенной к рейхстагу, объяснил…"Ах, тетенька! представьте же себе, что никто ничего не доказывал, ничего не подтверждал и что
князь Бисмарк никогда ничего не говорил!
Именно о ней
речь шла. Жандарм возмутился выбором для бенефиса такой революционной пьесы и припомнил ее участие на студенческих вечерах.
Князь продолжал о бенефисе. Рассказал сюжет «Овечьего источника», рассказал о детстве Ермоловой и ее дебюте, о ее нарастающем успехе.
Княгиня не успела договорить своей тихой
речи, как тяжелая малахитовая щетка взвилась со стола, у которого стоял
князь, и молодой Михайлушка, зорко следивший за движениями своего грозного владыки, тяжело грохнулся к ногам княгини, защитив ее собственным телом от направленного в ее голову смертельного удара.
— Ужас, но необходимый, — опять прибавил
князь и сам сначала хотел было говорить, но, заметив, что и Елена тоже хочет, предоставил ей вести
речь.
Вошел дьякон и, увидев Лаевского, бледного, размахивающего руками и обращающегося со своею странною
речью к портрету
князя Воронцова, остановился около двери как вкопанный.
(Г-н Ратч любил уснащать свою русскую
речь; у него то и дело вырывались выражения, подобные тем, которыми испещрены все ультранародные стихотворения
князя Вяземского: «дока для всего», вместо «на все», «здесь нам не обиход», «глядит в угоду, не напоказ», и т. п.
У
князя Юсупова он ужинал, у княгини N. N. завтракал, у графа Шереметева обедал, у графини N. N. был на бале, с его высокопревосходительством ездил на охоту, со всеми короткий друг — только у него было и
речей.
Чей, любопытствуют, это такой?»
Князь Голицын, вижу, в затруднительности, как их величеству ответить; а я, как французскую
речь могу понимать, сам и отвечаю...
Уж близко роковое поле.
Кому-то пасть решит судьба?
Вдруг им послышалась стрельба;
И каждый миг всё боле, боле,
И пушки голос громовой
Раздался скоро за горой.
И вспыхнул
князь, махнул рукою:
«Вперед! — воскликнул он, — за мною!»
Сказал и бросил повода.
Нет! так прекрасен никогда
Он не казался! повелитель,
Герой по взорам и
речам,
Летел к опасным он врагам,
Летел, как ангел-истребитель;
И в этот миг, скажи, Селим,
Кто б не последовал за ним?
Князь Василий
Андреевич, при нас такие
речиОн говорит. Возможно ли терпеть!