Неточные совпадения
Религиозная коммюнотарность и называется соборностью, которая противоположна всякому авторитарному
пониманию церкви.
Руссо уже отрицал свободу
религиозной совести и возвращался к античному, дохристианскому
пониманию свободы.
Для осуществления социальной правды, для уничтожения эксплуатации человека человеком, для создания бесклассового общества совсем не нужно свободного творчества, философии и эстетических ценностей, вредна
религиозная и мистическая настроенность, противоречит цели социальной революции аристократическое
понимание духовной культуры.
Духовная сытость, охранение старого, бытовое и внешне-обрядовое
понимание христианства — один образ народной
религиозной жизни.
В последнее время я опять остро чувствую два начала в себе: с одной стороны, аристократическое начало, аристократическое
понимание личности и творческой свободы; с другой стороны, сильное чувство исторической судьбы, не допускающее возврата назад, и социалистические симпатии, вытекающие из
религиозного источника.
Я очень ценил и ценю многие мотивы русской
религиозной мысли: преодоление судебного
понимания христианства, истолкование христианства как религии Богочеловечества, как религии свободы, любви, милосердия и особой человечности, более, чем в западной мысли выраженное эсхатологическое сознание, чуждость инфернальной идее предопределения, искание всеобщего спасения, искание Царства Божьего и правды Его.
У меня всегда было символическое
понимание культа и плоти
религиозной жизни и противление тому, что можно назвать наивным реализмом в религии.
Такого
понимания христианства, как религии свободы, такого радикального отрицания авторитета в
религиозной жизни никто еще, кажется, не выражал.
Но сейчас необходимо отметить, что у Хомякова не было
религиозной концепции самодержавия, он демократ в
понимании источника власти и противник теократического государства и цезарепапизма.
Христианская история, говорят, не удалась, христианство не осуществилось в истории, но сама эта неудача, сама неосуществленность христианства поучительна для
понимания религиозного смысла истории, поддерживает истину христианских пророчеств.
Деятельность русской церкви, несмотря на весь тот внешний лоск современности, учености, духовности, который ее члены теперь начинают принимать в своих сочинениях, статьях, в духовных журналах и проповедях, состоит только в том, чтобы не только держать народ в том состоянии грубого и дикого идолопоклонства, в котором он находился, но еще усиливать и распространять суеверие и
религиозное невежество, вытесняя из народа живущее в нем рядом с идолопоклонством жизненное
понимание христианства.
У одних (преимущественно у современных представителей «религиозно-исторической» школы в протестантизме) это сближение делается чересчур внешне и тенденциозно, а другими столь же тенденциозно затушевывается; религиозно осмысленное сравнительное изучение культов есть одна из задач, настоятельно вытекающих из правильного
понимания природы
религиозного процесса в язычестве.» [«Знаете, что когда вы были язычниками — έθνη, то ходили к безгласным идолам так, как бы вели вас — ως αν ήγεσθε άπαγόμενοι» (1 Кор.
Богослужение получает при таком
понимании значение
религиозного спектакля, в котором «представляются» дидактические пьесы (и в изобилии произносятся поучения и проповеди).
Вообще «философия» в отвлеченном, а потому и притязающем на абсолютность
понимания — рационалистический имманешизм в отрыве от цельности
религиозного духа, есть специфически германское порождение, корни свои имеющее в протестантизме.
Кто не допускает особого
религиозного удостоверения и отрицает особый орган
религиозного ведения, тот должен в изумлении остановиться пред всемирно-историческим фактом религии как каким-то повальным, массовым гипнозом и помешательством [Интересно наблюдать, в какие безысходные трудности попадают те из историков «культуры», которые лишены внутреннего
понимания религии, но и не имеют достаточно прямолинейности, чтобы совершенно отмести, как хлам и предрассудки или «надстройку» на каком-нибудь «базисе»,
религиозные верование и культ.].
Это сочинение в наших глазах является самым важным для
понимания духа кантовской философии, ее интимного
религиозного мотива, но оно задумано им не как особая «критика», что для Канта и характерно, но лишь как систематическое применение выводов трех критик к христианской догматике.].
Развитое в тексте
понимание соотношения между философией и религией дает иное его истолкование и в значительной мере снимает самый вопрос о разнице между
религиозной и общей метафизикой, ибо в существе они совпадают и могут различаться скорее в приемах изложения.
Истины религии, открывающиеся и укореняющиеся в детски верующем сознании непосредственным и в этом смысле чудесным путем, изживаются затем человеком и в его собственной человеческой стихии, в его имманентном самосознании, перерождая и оплодотворяя его [Гартман, среди новейших философов Германии обнаруживающий наибольшее
понимание религиозно-философских вопросов, так определяет взаимоотношение между общей философией и
религиозной философией: «
Религиозная метафизика отличается от теоретической метафизики тем, что она извлекает выводы из постулатов
религиозного сознания и развивает необходимые метафизические предпосылки
религиозного сознания из отношения, заложенного в
религиозной психологии, тогда как теоретическая метафизика идет путем научной индукции.
Еще в «Феноменологии духа» Гегель дал следующую меткую характеристику «исторического» направления в немецком богословии, которое сделалось столь влиятельно в наши дни: «Просветительство (Die Aufklärung) измышляет относительно
религиозной веры, будто ее достоверность основывается на некоторых отдельных исторических свидетельствах, которые, если рассматривать их как исторические свидетельства, конечно, не могли бы обеспечить относительно своего содержания даже степени достоверности, даваемой нам газетными сообщениями о каком-нибудь событии; будто бы, далее, ее достоверность основывается на случайности сохранения этих свидетельств, — сохранении, с одной стороны, посредством бумаги, а с другой — благодаря искусству и честности при перенесении с одной бумаги на другую, и, наконец, на правильном
понимании смысла мертвых слов и букв.
Из нашего
понимания религиозной философии, как вольного художества на
религиозные мотивы, следует, что не может и не должно быть одного канонически обязательного типа
религиозной философии или «богословия»: догматы неизменны, но их философская апперцепция [Апперцепция — здесь: восприятие.] изменяется вместе с развитием философии.
Религиозные образы, реализующие и выражающие
религиозное содержание, представляют собою то, что обычно называют мифом. Мифу в религии принадлежит роль, аналогичная той, какая свойственна понятию или суждению в теоретической философии: от его
понимания зависит оценка религиозно-догматического сознания.
Человеческое достоинство есть освобождение от рабства, освобождение и от рабьего
понимания религиозной жизни и отношений между человеком и Богом.
Пантеистическая тенденция в истории
религиозной мысли была двойственна, она, с одной стороны, означает освобождение человека от гнета авторитарной, экстериоризованной трансцендентности, от
понимания Бога, как объекта.
Но судебное
понимание есть
понимание вульгарно-простонародное, и оно должно бы быть совершенно изгнано из
религиозной этики, философии и теологии.
Но аллегория по самому роду своему, как искусство низшего рода, не могла заменить прежних
религиозных драм; новая же форма драматического искусства, соответствующая
пониманию христианства как учения о жизни, еще не была найдена.
Философия, не поднимающаяся до
понимания духа, свойственного
религиозному сознанию и мистическому опыту, все же различает дух и называет идеальными ценности, которые должны быть реализованы в человеческой жизни.
Но удивительно, что и в народничестве
религиозном, и в славянофильстве есть это социально-классовое
понимание «народа», и в резком противоречии с органическим направлением славянофильского сознания.
Положительные
религиозные идеи Достоевского, его своеобразное
понимание христианства нужно искать прежде всего в «Легенде о Великом Инквизиторе».
Чисто индивидуалистическое
понимание нынешнего возраста христианства — источник
религиозной реакции и омертвения.
В. Иванов не свободен от вагнеровского
понимания синтетического
религиозного искусства, которое целиком еще не сознает трагедию творчества.
У Плотина впервые в европейской
религиозной философии нашло себе гениальное выражение негативное, отрешенное
понимание Единого, Божества, — мистика, до конца очищенная от мира и от всякого бытия.
От этого социально-классового
понимания народа не свободны и те народники, которые стоят на
религиозной почве.