Неточные совпадения
— «Лети-ка, Летика», — сказал я себе, — быстро заговорил он, — когда я с кабельного мола
увидел, как танцуют вокруг брашпиля наши
ребята, поплевывая в ладони. У меня глаз, как у орла. И я полетел; я так дышал на лодочника, что человек вспотел от волнения. Капитан, вы хотели оставить меня на берегу?
— И ты прав, ей-богу прав! — сказал самозванец. — Ты
видел, что мои
ребята смотрели на тебя косо; а старик и сегодня настаивал на том, что ты шпион и что надобно тебя пытать и повесить; но я не согласился, — прибавил он, понизив голос, чтоб Савельич и татарин не могли его услышать, — помня твой стакан вина и заячий тулуп. Ты
видишь, что я не такой еще кровопийца, как говорит обо мне ваша братья.
— Бей его,
ребята! — рявкнул человек в черном полушубке, толкая людей на кудрявого. — Бейте! Это — Сашка Судаков, вор! — Самгин
видел, как Сашка сбил с ног Игната, слышал, как он насмешливо крикнул...
Вы встречали, Марья Алексевна, людей, которые говорили очень хорошо, и вы
видели, что все эти люди, без исключения, — или хитрецы, морочащие людей хорошими словами, или взрослые глупые
ребята, не знающие жизни и не умеющие ни за что приняться.
Побродивши по лугу с полчаса, он чувствует, что зной начинает давить его.
Видит он, что и косцы позамялись, чересчур часто косы оттачивают, но понимает, что сухую траву и коса неспоро берет: станут торопиться, — пожалуй, и покос перепортят. Поэтому он не кричит: «Пошевеливайся!» — а только напоминает: «Чище,
ребята! чище косите!» — и подходит к рядам косцов, чтобы лично удостовериться в чистоте работы.
Она решается не
видеть и удаляется в гостиную. Из залы доносятся звуки кадрили на мотив «Шли наши
ребята»; около матушки сменяются дамы одна за другой и поздравляют ее с успехами дочери. Попадаются и совсем незнакомые, которые тоже говорят о сестрице. Чтоб не слышать пересудов и не сделать какой-нибудь истории, матушка вынуждена беспрерывно переходить с места на место. Хозяйка дома даже сочла нужным извиниться перед нею.
— Свадьбу? Дал бы я тебе свадьбу!.. Ну, да для именитого гостя… завтра вас поп и обвенчает. Черт с вами! Пусть комиссар
увидит, что значит исправность! Ну,
ребята, теперь спать! Ступайте по домам!.. Сегодняшний случай припомнил мне то время, когда я… — При сих словах голова пустил обыкновенный свой важный и значительный взгляд исподлобья.
— Поляки подожгли город!..
Видишь, как ловко наклались уезжать!
Ребята, не пущай!
У Костромы было чувство брезгливости к воришкам, слово — «вор» он произносил особенно сильно и, когда
видел, что чужие
ребята обирают пьяных, — разгонял их, если же удавалось поймать мальчика — жестоко бил его. Этот большеглазый, невеселый мальчик воображал себя взрослым, он ходил особенной походкой, вперевалку, точно крючник, старался говорить густым, грубым голосом, весь он был какой-то тугой, надуманный, старый. Вяхирь был уверен, что воровство — грех.
В Забайкалье мне случилось
видеть, как в реке купались вместе мужчины, женщины и дети; конвойные, ставши возле полукругом, не позволяли выходить за границы этого полукруга никому, даже
ребятам.
Рубаха на Василье была одна розовая ситцевая, и та в дырах, на ногах ничего не было, но тело было сильное, здоровое, и, когда котелок с кашей снимали с огня, Василий съедал за троих, так что старик-караульщик только дивился на него. По ночам Василий не спал и либо свистал, либо покрикивал и, как кошка, далеко в темноте
видел. Paз забрались с деревни большие
ребята трясти яблоки. Василий подкрался и набросился на них; хотели они отбиться, да он расшвырял их всех, а одного привел в шалаш и сдал хозяину.
Вот как
видят, что время уходит — полевая-то работа не ждет, — ну, и начнут засылать сотского: „Нельзя ли, дескать, явить милость, спросить, в чем следует?“ Тут и смекаешь: коли
ребята сговорчивые, отчего ж им удовольствие не сделать, а коли больно много артачиться станут, ну и еще погодят денек-другой.
Подхалюзин. Известное дело-с, стараюсь, чтобы все было в порядке и как следует-с. Вы, говорю,
ребята, не зевайте:
видишь, чуть дело подходящее, покупатель, что ли, тумак какой подвернулся, али цвет с узором какой барышне понравился, взял, говорю, да и накинул рубль али два на аршин.
Ну, а зимой, бог даст, в Петербург переедем,
увидите людей, связи сделаете; вы теперь у меня
ребята большие, вот я сейчас Вольдемару говорил: вы теперь стоите на дороге, и мое дело кончено, можете идти сами, а со мной, коли хотите советоваться, советуйтесь, я теперь ваш не дядька, а друг, по крайней мере, хочу быть другом и товарищем и советчиком, где могу, и больше ничего.
—
Ребята! — сказал князь, — а если поколотим поганых да
увидит царь, что мы не хуже опричников, отпустит он нам вины наши, скажет: не нужна мне боле опричнина; есть у меня и без нее добрые слуги!
—
Ребята! — сказал он, —
видите, как проклятая татарва ругается над Христовою верой?
Видите, как басурманское племя хочет святую Русь извести? Что ж,
ребята, разве уж и мы стали басурманами? Разве дадим мы святые иконы на поругание? Разве попустим, чтобы нехристи жгли русские села да резали наших братьев?
Иногда взрослые,
видя это, стыдили
ребят...
— Ну так и есть! — вскричал Суета. —
Видите ли,
ребята?..
Ты
видишь сам, — продолжал Кирша, взглянув с удовольствием на своих казаков, — у меня под началом вот этаких молодцов до сотни наберется; и кабы я знал да ведал, кто эти душегубцы, которые по-теряли Юрия Дмитрича, так я бы их с моими
ребятами на дне морском нашел!..
— Молчи, жена! — шепнул священник. — Утро вечера мудренее… Хорошо,
ребята! пусть она здесь переночует, а завтра
увидим.
— Эвона? Да это тот самый мужик, которого я утром встрел! — воскликнул он, указывая Глебу на пьяного. — Ведь вот, подумаешь, Глеб Савиныч, зачем его сюда притащило. Я его знаю: он к нам молоть ездил; самый беднеющий мужик, сказывают, десятеро
ребят! Пришел за десять верст да прямо в кабак, выпил сразу два штофа, тут и лег… Подсоби-ка поднять; хошь голову-то прислоним к завалинке, а то, пожалуй, в тесноте-то не
увидят — раздавят… подсоби…
— Глупая! Разве не
видишь: смеются! Хошь бы и встретили, они нешто наших
ребят знают? Чай, на лбу не написано!..
Не приводил он в исполнение своих угроз потому лишь, что не
видел в этом пока надобности — жилось так, как хотелось: в кабак Герасима являлся он одним из первых, уходил чуть ли не последним; так не могли располагать собою многие фабричные
ребята, у которых хозяева были построже.
— Ну, живо! Живо! Вздуешь огня, сама
увидишь, какие такие… Крепче держи его,
ребята: извернется — уйдет; давай кушак… вяжи его.
—
Ребята, Сашу в Петербург вызвали! Он там наладит игру,
увидите!
К тому, что я стал рабочим, уже привыкли и не
видят ничего странного в том, что я, дворянин, ношу ведра с краской и вставляю стекла; напротив, мне охотно дают заказы, и я считаюсь уже хорошим мастером и лучшим подрядчиком, после Редьки, который хотя и выздоровел и хотя по-прежнему красит без подмостков купола на колокольнях, но уже не в силах управляться с
ребятами; вместо него я теперь бегаю по городу и ищу заказов, я нанимаю и рассчитываю
ребят, я беру деньги взаймы под большие проценты.
— Главнокомандующий генерал Кутузов,
видя, что дело идет худо, выехал сам на коне и закричал: «
Ребята, не выдавай!» Наши солдаты ободрились, в штыки, началась резня — и турок попятили назад.
— Не бойся, братец! Бой будет равный.
Видишь, один эскадрон принимает направо, прямехонько на нас. Милости просим, господа! мы вас попотчеваем! Смотри,
ребята! без приказа не стрелять, задним шеренгам передавать передней заряженные ружья; не торопиться и слушать команды. Господа офицеры! прошу быть внимательными. По первому взводу строй каре!
— Теперь слушайте,
ребята! — продолжал Рославлев. — Ты, я
вижу, господин церковник, молодец! Возьми-ка с собой человек пятьдесят с ружьями да засядь вон там в кустах, за болотом, около дороги, и лишь только неприятель вас минует…
— А мы с тобой, сослуживец моего батюшки, — примолвил Рославлев, взяв за руку сержанта, — с остальными встретим неприятеля у самой деревни, и если я отступлю хоть на шаг, так назови мне по имени прежнего твоего командира, и ты
увидишь — сын ли я его! Ну,
ребята, с богом!
Но что же! он ее
увидел 6 лет спустя… увы! она сделалась дюжей толстой бабою, он
видел, как она колотила слюнявых
ребят, мела избу, бранила пьяного мужа самыми отвратительными речами… очарование разлетелось как дым; настоящее отравило прелесть минувшего, с этих пор он не мог вообразить Анюту, иначе как рядом с этой отвратительной женщиной, он должен был изгладить из своей памяти как умершую эту живую, черноглазую, чернобровую девочку… и принес эту жертву своему самолюбию, почти безо всякого сожаления.
— Пойдем, — сказал Степан, — а то
ребята из ночного поедут,
увидят нас.
Был Настин черед стряпаться, но она ходила домой нижней дорогой, а не рубежом. На другое утро
ребята, ведя раненько коней из ночного,
видели, что Степан шел с рубежа домой, и спросили его: «Что, дядя Степан, рано поднялся?» Но Степан им ничего не отвечал и шибко шел своей дорогой. Рубашка на нем была мокра от росы, а свита была связана кушаком. Он забыл ее развязать, дрожа целую ночь в ожидании Насти.
—
Видишь что… ничего! Скажи
ребятам, чтоб вышли.
Он обернулся и
увидел пред собою двух своих сослуживцев-товарищей, тех самых, с которыми встретился утром на Литейной, —
ребят еще весьма молодых и по летам и по чину. Герой наш был с ними ни то ни се, ни в дружбе, ни в открытой вражде. Разумеется, соблюдалось приличие с обеих сторон; дальнейшего же сближения не было, да и быть не могло. Встреча в настоящее время была крайне неприятна господину Голядкину. Он немного поморщился и на минутку смешался.
А возле него стоит уставщик огненных работ, Прохор Пантелеич, тоже немаловажная птица в нашей иерархии; уставщик да плотинный — это два сапога — пара, теплые
ребята и ловко обделывают свои делишки, а Ястребок
видит — не
видит, потому рука руку моет.
— Эх вы,
ребята, словоохотливые какие, право, — начали опять те, —
видите, не хочет продавать — и только; и что это вы разгасились так на эвту лошадь? Мотрите, того и гляди, хвост откинет, а вы сорок даете; пойдемте, вам такого рысачка за сорок-то отвалим, знатного, статного… четырехлетку… как перед богом, четырехлетку…
—
Ребята, — вымолвил ярославец, — я сам
видел, как он вечор поил его… право слово,
видел…
Другой — Марк Лобов, старшего класса ученик, худой, вихрастый и острый парнишка, был великий озорник и всеобщий гонитель: насвистывает тихонько и щиплет, колотит, толкает
ребят, словно молодой подпасок овец. Как-то,
вижу я, донимает он одного смирного мальчика, и уже скоро заплачет мальчик.
Высыпались
ребята на улицу и легко, как перья по ветру, несутся в гору, а я иду рядом с их пастырем, и кажется мне, что впервые
вижу таких приятных детей.
—
Ребята! — сказал Редж. — Случилось то, что случилось. Вот, — он протянул руку к голове трупа, — вы
видите. Пэд страшно пил, как вам всем известно и без меня, но кто посмел бы его упрекнуть в этом?
Случалось ли
ребятам напроказить: разбить горшок или выпить втихомолку сливки — разгневанная Домна накидывалась обыкновенно на Акульку,
видя в ней если не виновницу, то по крайней мере главную зачинщицу; забредет ли свинья в барский палисадник, и за свинью отвечала бедняжка.
— А, опять у меня на плотине отдыхать задумал?
Видишь ты, какую себе моду завел. Погоди, поставлю на тот год «фигуру» (крест), так небойсь, не станешь по дороге, как в заезжий дом, на мою плотину заезжать… Э, а что ж это он так шумит, как змеек с трещоткой, что
ребята запускают в городе? Надо, видно, опять за явором притаиться да посмотреть.
В то время старичок этот был уж в отставке и жил себе в Николаевске на спокое, в собственном домишке. И по старой памяти все он с нашими
ребятами из вольной команды дружбу водил. Вот сидел он тем временем у себя на крылечке и трубку покуривал. Курит трубку и
видит: в Дикманской пади огонек горит. «Кому же бы это, думает, тот огонек развести?»
Была бы тут беда, да, на счастие,
увидели мы — на речке челнок зачален стоит. Как
увидели мы этот челнок, так все и остановились. Бурана Макар силой удержал. Уж ежели, думаем себе, челнок стоит, значит, и житель близко. Стой,
ребята, в кусты!
«Что, дурачки, разбежались? Небось выйдете все — я на вас такое слово знаю.
Видишь, удалые
ребята, а бегают, как зайцы!»
Вот хорошо. Подождали мы маленько, смотрим, идут к нам гиляки гурьбой. Оркун впереди, и в руках у них копья. «Вот
видите, —
ребята говорят, — гиляки биться идут!» Ну, мол, что будет… Готовь,
ребята, ножи. Смотрите: живьем никому не сдаваться, и живого им в руки никого не давать. Кого убьют, делать нечего — значит, судьба! А в ком дух остался, за того стоять. Либо всем уйти, либо всем живым не быть. Стой, говорю,
ребята, крепче!
Наконец всем уже невтерпеж стало, и стали
ребята говорить: ночью как-никак едем! Днем невозможно, потому что кордонные могут
увидеть, ну а ночью-то от людей безопасно, а бог авось помилует, не потопит. А ветер-то все гуляет по проливу, волна так и ходит; белые зайцы по гребню играют, старички (птица такая вроде чайки) над морем летают, криком кричат, ровно черти. Каменный берег весь стоном стонет, море на берег лезет.
Подошли мы к нему,
видим: сидит старик под кедрой, рукой грудь зажимает, на глазах слезы. Поманил меня к себе. «Вели, говорит,
ребятам могилу мне вырыть. Все одно вам сейчас плыть нельзя, надо ночи дождаться, а то как бы с остальными солдатами в проливе не встретиться. Так уж похороните вы меня, ради Христа».
«Дожди-ик? А еще называетесь бродяги! Чай, не размокнете. Счастлив ваш бог, что я раньше исправника вышел на крылечко, трубку-то покурить.
Увидел бы ваш огонь исправник, он бы вам нашел место, где обсушиться-то… Ах,
ребята,
ребята! Не очень вы, я
вижу, востры, даром, что Салтанова поддели, кан-нальи этакие! Гаси живее огонь да убирайтесь с берега туда вон, подальше, в падь. Там хоть десять костров разводи, подлецы!»