Неточные совпадения
Но мы, ребята без печали,
Среди заботливых купцов,
Мы только устриц ожидали
От цареградских
берегов.
Что устрицы? пришли! О радость!
Летит обжорливая младость
Глотать из раковин морских
Затворниц жирных и живых,
Слегка обрызнутых лимоном.
Шум, споры — легкое вино
Из погребов принесено
На стол услужливым Отоном;
Часы летят, а грозный счет
Меж тем невидимо
растет.
Он смутно понимал, что она
выросла и чуть ли не выше его, что отныне нет возврата к детской доверчивости, что перед ними Рубикон и утраченное счастье уже
на другом
берегу: надо перешагнуть.
Напрасно, однако ж, я глазами искал этих лесов: они
растут по морским
берегам, а внутри, начиная от самого мыса и до границ колонии, то есть верст
на тысячу, почва покрыта мелкими кустами
на песчаной почве да искусственно возделанными садами около ферм, а за границами, кроме редких оазисов, и этого нет.
И в самом деле вдруг перед нами к северу
вырос берег, а
на карте его нет.
На берегу речки
росло роскошнейшее из тропических деревьев — баниан.
Остальной
берег между скалами весь пустой, низменный, просто куча песку, и
на нем
растет тощий ряд кокосовых пальм.
По
берегам реки и
на островах
растет тонкоствольный ивняк, а
на террасе — редкий липовый и дубовый лес. За ним высится высокий утес, которому местные китайцы дали название Янтун-Лаза [Янь-дун-ла-цзы — опасная восточная скала.].
Она понижалась все больше и больше, тарантас
вырастал из нее, — вот уже показались колеса и конские хвосты, и вот, вздымая сильные и крупные брызги, алмазными — нет, не алмазными — сапфирными снопами разлетавшиеся в матовом блеске луны, весело и дружно выхватили нас лошади
на песчаный
берег и пошли по дороге в гору, вперебивку переступая глянцевитыми мокрыми ногами.
Ниже
росли кусты и деревья,
берег становился обрывистым и был завален буреломом. Через 10 минут его лошадь достала до дна ногами. Из воды появились ее плечи, затем спина, круп и ноги. С гривы и хвоста вода текла ручьями. Казак тотчас же влез
на коня и верхом выехал
на берег.
Потом, разумеется,
вырос и стал взрослым мужчиною; а в это время какому-то богачу и прогрессисту в сельском хозяйстве вздумалось устроить у себя
на южном
берегу Крыма, вместо виноградников, хлопчато-бумажные плантации; он и поручил кому-то достать ему управляющего из Северной Америки: ему и достали Джемса Бьюмонта, канадского уроженца, нью-йоркского жителя, то есть настолько верст не видывавшего хлопчатобумажных плантаций, насколько мы с вами, читатель, не видывали из своего Петербурга или Курска гору Арарат; это уж всегда так бывает с подобными прогрессистами.
Дети играют
на улице, у
берега, и их голоса раздаются пронзительно-чисто по реке и по вечерней заре; к воздуху примешивается паленый запах овинов,
роса начинает исподволь стлать дымом по полю, над лесом ветер как-то ходит вслух, словно лист закипает, а тут зарница, дрожа, осветит замирающей, трепетной лазурью окрестности, и Вера Артамоновна, больше ворча, нежели сердясь, говорит, найдя меня под липой...
— Земля у нас черная-черная,
на сажень глубины. Как подымут целину, так даже лоснится. Лес — дубовый, рек много, а по
берегам всё луга поемные — трава во какая
растет, словно тростник тучная!
Дуб повернул и стал держаться лесистого
берега.
На берегу виднелось кладбище: ветхие кресты толпились в кучку. Ни калина не
растет меж ними, ни трава не зеленеет, только месяц греет их с небесной вышины.
По склонам гористого
берега растет густой хвойный лес,
на отлогом
берегу — береза, ива, ильма, осина и целые рощи из тополя.
Везде по
берегам рек и озер, по песчаным пригоркам и косогорам предпочтительно перед другими лесными ягодами
растет в изобилии ежевика (в некоторых губерниях ее называют куманикой), цепляясь за все своими гибкими, ползучими, слегка колючими ветками; с весны зелень ее убрана маленькими белыми цветочками, а осенью черно-голубыми или сизыми ягодами превосходного вкуса, похожими наружным образованьем и величиною
на крупную малину.
Очень редко по
берегам их
растет мелкий кустарник. Если взглянуть
на такую реку, извивающуюся по степи, с высокого места, что случается довольно редко, то представится необыкновенное зрелище: точно
на длинном бесконечном снурке, прихотливо перепутанном, нанизаны синие яхонты в зеленой оправе, перенизанные серебряным стеклярусом: текущая вода блестит, как серебро, а неподвижные омуты синеют в зеленых
берегах, как яхонты.
3) Озера лесные, имеющие вид мрачный и цвет темный, если
берега их не болотисты, а. сухи, если крупный лес со всех сторон плотною стеною обступает воду; окруженные же иногда
на далекое пространство топкими, даже зыбкими болотами,
на которых
растет только редкий и мелкий лес, они имеют воду почти обыкновенного цвета.
После полудня погода испортилась. Небо стало быстро заволакиваться тучами, солнечный свет сделался рассеянным, тени
на земле исчезли, и все живое попряталось и притаилось. Где-то
на юго-востоке
росла буря. Предвестники ее неслышными, зловещими волнами спускались
на землю, обволакивая отдаленные горы, деревья в лесу и утесы
на берегу моря.
На берегу Мутяшки по щучьему велению
выросла новая контора, а при ней была налажена обещанная стариком горенка для Марьи.
Такая же чудесная урема, как и
на Деме,
росла по
берегам Ика.
Выйдут
на берег покатый
К русской великой реке —
Свищет кулик вороватый,
Тысячи лап
на песке;
Барку ведут бечевою,
Чу, бурлаков голоса!
Ровная гладь за рекою —
Нивы, покосы, леса.
Легкой прохладою дует
С медленных, дремлющих вод…
Дедушка землю целует,
Плачет — и тихо поет…
«Дедушка! что ты роняешь
Крупные слезы, как град?..»
—
Вырастешь, Саша, узнаешь!
Ты не печалься — я рад…
В почти совершенно еще темном храме Вихров застал казначея, служившего заутреню, несколько стариков-монахов и старика Захаревского. Вскоре после того пришла и Юлия. Она стала рядом с отцом и заметно была как бы чем-то недовольна Вихровым. Живин проспал и пришел уж к концу заутрени. Когда наши путники, отслушав службу, отправились домой, солнце уже взошло, и мельница со своими амбарами, гатью и
берегами реки,
на которых гуляли монастырские коровы и лошади, как бы тонула в тумане
росы.
Но вот наконец виднеется за туманами
берег, образуемый пригорком,
на котором привольно
растет все тот же неисходный лес; говор и шум стихают, весла опускаются, и дощаник потихоньку и плавно подступает к
берегу…
— Ну, черт с вами! Вот сын у меня
растет; может быть, он хозяйничать захочет. Дам ему тогда денег
на обзаведение, и пускай он хлопочет. Только вот лес пуще всего
береги, старик! Ежели еще раз порубку замечу — спуску не дам!
Земли у него немного, десятин пятьсот с небольшим. Из них сто под пашней в трех полях (он держится отцовских порядков), около полутораста под лесом, слишком двести под пустошами да около пятидесяти под лугом; болотце есть, острец в нем хорошо
растет, а кругом по мокрому месту, травка мяконькая. Но нет той пяди, из которой он не извлекал бы пользу, кроме леса, который он, до поры до времени,
бережет. И, благодарение создателю, живет, — не роскошествует, но и
на недостатки не жалуется.
— Да, господа, много-таки я в своей жизни перипетий испытал! — начал он вновь. — В Березов сослан был, пробовал картошку там акклиматизировать — не
выросла! Но зато много и радостей изведал! Например, восход солнца
на берегах Ледовитого океана — это что же такое! Представьте себе, в одно и то же время и восходит, и заходит — где это увидите? Оттого там никто и не спит. Зимой спят, а летом тюленей ловят!
Вдоль цветущего
берега речки жаворонки по-прежнему звенели в небесной синеве, лыски перекликались в густых камышах, а мелкие птички перепархивали, чирикая, с тростника
на тростник или, заливаясь песнями, садились
на пернатые стрелы, вонзившиеся в землю во время битвы и торчавшие теперь
на зеленом лугу, меж болотных цветов, как будто б и они были цветы и
росли там уже бог знает сколько времени.
Для избежанья таких помех можно привязывать шнурок к колышку (который втыкается плотно в дно реки у
берега и покрыт водою
на четверть и более), даже к коряге или к таловому пруту: тальник часто
растет над водою и очень крепок.
Но чем питается нехищная рыба в больших реках, текущих всегда в
берегах песчаных,
на которых не
растет ни одной былинки, дно которых также песчано и чисто и где очень мало водится водяных насекомых?
Если сделать такую прикормку с весны, сейчас как сольет вода, покуда не
выросла трава около
берегов и
на дне реки, пруда или озера и не развелись водяные насекомые, следственно в самое голодное для рыбы время, то можно так привадить рыбу, что хотя она и высосет прикормку из мешка, но все станет приходить к нему, особенно если поддерживать эту привычку ежедневным бросаньем прикормки в одно и то же время; разумеется, уже в это время предпочтительно надобно и удить.
На берегу растет город; поднимаются из-за холмов дома и, становясь всё теснее друг ко другу, образуют сплошную стену зданий, точно вырезанных из слоновой кости и отражающих солнце.
Русалка, впервые вынырнувшая со дна речки, прыгнула
на сонный
берег, где дикий тмин
растет и где цветут, качаяся, фиалки возле буквиц.
— Дай бог тебе счастье, если ты веришь им обоим! — отвечала она, и рука ее играла густыми кудрями беспечного юноши; а их лодка скользила неприметно вдоль по реке, оставляя белый змеистый след за собою между темными волнами; весла, будто крылья черной птицы, махали по обеим сторонам их лодки; они оба сидели рядом, и по веслу было в руке каждого; студеная влага с легким шумом всплескивала, порою озаряясь фосфорическим блеском; и потом уступала, оставляя быстрые круги, которые постепенно исчезали в темноте; —
на западе была еще красная черта, граница дня и ночи; зарница, как алмаз, отделялась
на синем своде, и свежая
роса уж падала
на опустелый
берег <Суры>; — мирные плаватели, посреди усыпленной природы, не думая о будущем, шутили меж собою; иногда Юрий каким-нибудь движением заставлял колебаться лодку, чтоб рассердить, испугать свою подругу; но она умела отомстить за это невинное коварство; неприметно гребла в противную сторону, так что все его усилия делались тщетны, и челнок останавливался, вертелся… смех, ласки, детские опасения, всё так отзывалось чистотой души, что если б демон захотел искушать их, то не выбрал бы эту минуту...
День был жаркий, серебряные облака тяжелели ежечасно; и синие, покрытые туманом, уже показывались
на дальнем небосклоне;
на берегу реки была развалившаяся баня, врытая в гору и обсаженная высокими кустами кудрявой рябины; около нее валялись груды кирпичей, между коими
вырастала высокая трава и желтые цветы
на длинных стебельках.
Пели зяблики, зорянки, щебетали чижи, тихо, шёлково шуршали листья деревьев, далеко
на краю города играл пастух, с
берега Ватаракши, где
росла фабрика, доносились человечьи голоса, медленно плывя в светлой тишине. Что-то щёлкнуло; вздрогнув, Наталья подняла голову, — над нею,
на сучке яблони висела западня для птиц, чиж бился среди тонких прутьев.
Не прошел я и ста шагов, как вдруг пара витютинов, прилетев откуда-то с поля, села
на противоположном
берегу,
на высокой ольхе, которая
росла внизу у речки и вершина которой как раз приходилась
на одной высоте с моей головой; близко подойти не позволяла местность, и я, шагах в пятидесяти, выстрелил мелким бекасинииком.
Старинный парк, угрюмый и строгий, разбитый
на английский манер, тянулся чуть ли не
на целую версту от дома до реки и здесь оканчивался обрывистым, крутым глинистым
берегом,
на котором
росли сосны с обнажившимися корнями, похожими
на мохнатые лапы; внизу нелюдимо блестела вода, носились с жалобным писком кулики, и всегда тут было такое настроение, что хоть садись и балладу пиши.
В сажени от
берега росла водяная лилия и словно покоилась
на гладкой поверхности воды, устланной широкими и круглыми листьями.
Посреди села находился небольшой пруд, вечно покрытый гусиным пухом, с грязными, изрытыми
берегами; во ста шагах от пруда,
на другой стороне дороги, высился господский деревянный дом, давно пустой и печально подавшийся набок; за домом тянулся заброшенный сад; в саду
росли старые, бесплодные яблони, высокие березы, усеянные вороньими гнездами;
на конце главной аллеи, в маленьком домишке (бывшей господской бане) жил дряхлый дворецкий и, покрёхтывая да покашливая, каждое утро, по старой привычке, тащился через сад в барские покои, хотя в них нечего было стеречь, кроме дюжины белых кресел, обитых полинялым штофом, двух пузатых комодов
на кривых ножках, с медными ручками, четырех дырявых картин и одного черного арапа из алебастра с отбитым носом.
Усадьба наша находится
на высоком
берегу быстрой речки, у так называемого быркого места, где вода шумит день и ночь; представьте же себе большой старый сад, уютные цветники, пасеку, огород, внизу река с кудрявым ивняком, который в большую
росу кажется немножко матовым, точно седеет, а по ту сторону луг, за лугом
на холме страшный, темный бор.
На мысу
рос тальник, стояла маленькая грязная водокачка, с тонкой высокой трубой
на крыше, а за мысом, уютно прикрытая зеленью, встала полосатая купальня, синяя и белая.
Берег укреплён фашинником, по склону его поло́го вырезана дорожка, он весь густо усажен молодым березняком, а с верха, через зелёную гриву, смотрит вниз,
на реку и в луга, небольшой дом, приземистый, опоясанный стеклянной террасой, точно подавленный антресолями, неуклюжей башенкой и красным флюгером над нею.
Русаков. Не подходи! Я тебя
растил, я тебя
берег пуще глазу. Что греха
на душу принял… ведь гордость меня одолела с тобой, я не давал никому про своих детей слова выговорить, я думал, что уж лучше тебя и
на свете нет. Наказал бог по грехам! Говорю тебе, Авдотья, иди за Бородкина. Не пойдешь, не будет тебе моего благословения. А чтоб я и не слыхал про этого проходимца! Я его и знать не хочу. Слышишь ты, не доводи меня до греха! (Уходит.)
Однако были дни давным-давно,
Когда и он
на берегу Гвинеи
Имел родной шалаш, жену, пшено
И ожерелье красное
на шее,
И мало ли?.. О, там он был звено
В цепи семей счастливых!.. Там пустыня
Осталась неприступна, как святыня.
И пальмы там
растут до облаков,
И пена вод белее жемчугов.
Там жгут лобзанья, и пронзают очи,
И перси дев черней роскошной ночи.
Громадный офицер в эполетах — она познакомилась с ним
на Старо-Киевской улице, когда была гимназисткой, а теперь не помнила его фамилии, — точно из-под земли
вырос и пригласил
на вальс, и она отлетела от мужа, и ей уж казалось, будто она плыла
на парусной лодке, в сильную бурю, а муж остался далеко
на берегу…
Зато
на берегу точно гулянье стало — погорелые слезы высохли, все поют песни да приплясывают, а
на горе у наемных плотников весело топоры стучат и домики, как грибки,
растут на погорелом месте.
— Ветлужское золото!.. Ха-ха-ха!.. Россыпи за Волгой!.. Ха-ха-ха!.. Не
растут ли там яблоки
на березе, груши
на сосне?.. Реки молочные в кисельных
берегах не текут ли?.. Ах ты, крестный, крестный, — уморил совсем!.. Ха-ха-ха!..
Рем сказал: «Нас два брата; когда мы были маленькие, нас принесло в колыбельке к дереву
на берегу Тибра, и там нас кормили дикие звери и птицы. И там мы
выросли. А чтобы узнать, кто мы такие, — у нас осталась наша зыбка.
На ней медные полоски и
на полосках что-то написано».
Один индийский мудрец говорил: «Как мать
бережет свое единственное детище, ухаживает за ним, оберегает его и воспитывает его, так и ты, всякий человек,
расти, воспитывай и оберегай в себе самое дорогое, что есть
на свете: любовь к людям и ко всему живому». Этому учат все веры: и браминская, и буддийская, и еврейская, и китайская, и христианская, и магометанская. И потому самое нужное
на свете это — выучиться любить.
На самом конце низменного
берега, наклонившись,
росла большая старая ель.
На берегу рос старый тополь. Я оголил его от коры и
на самом видном месте ножом вырезал стрелку, указывающую
на дупло, а в дупло вложил записную книжку, в которую вписал все наши имена, фамилии и адреса.