Неточные совпадения
— Это во всех
отношениях самый
разумный выход для супругов, находящихся в таких
отношениях, как вы.
Знакомство с деревней, которое я вынес из этого чтения, было, конечно, наивное и книжное. Даже воспоминание о деревне Коляновских не делало его более реальным. Но, кто знает — было ли бы оно вернее, если бы я в то время только жил среди сутолоки крепостных
отношений… Оно было бы только конкретнее, но едва ли
разумнее и шире. Я думаю даже, что и сама деревня не узнает себя, пока не посмотрится в свои более или менее идеалистические (не всегда «идеальные») отражения.
Только те семейные и общественные
отношения и могут быть крепки, которые вытекают из внутреннего убеждения и оправдываются добровольным,
разумным согласием всех в них участвующих.
И хотя наши собеседования почти всегда заканчивались словами: «необходимо погодить», но мы все-таки утешались хоть тем, что слова эти составляют результат свободного обмена мыслей и свободно-разумного
отношения к действительности, что воля с нас не снята и что если бы, например, выпить при сем две-три рюмки водки, то ничто бы, пожалуй, не воспрепятствовало нам выразиться и так: «Господа! да неужто же, наконец…»
Разумнее, снисходительнее смотрела она на чуждых ей во всех
отношениях свекровь и меньшую золовку; с меньшим увлеченьем взглянула на свекра и поняла, из какой среды вышел ее муж; поняла отчасти, что он не мог быть другим человеком, и что долго, часто, а может быть и всегда, станут они подчас не понимать друг друга.
Дело в том, что
отношения человеческие редко устраиваются на основании
разумного расчета, а слагаются большею частию случайно, и затем значительная доля поступков одних с другими совершается как бы бессознательно, по рутине, по минутному расположению, по влиянию множества посторонних причин.
В настоящем же своем положении он не мог нигде найти себе дела по душе, потому что вообще не понимал смысла жизни и не мог дойти до
разумного воззрения на свои
отношения к другим.
Как в первый раз они взглянут на жизнь навыворот, так уж потом до конца дней своих и не могут достигнуть
разумного понимания своих
отношений к миру и к людям.
Тот является вследствие
разумного определения своих
отношений к миру и вследствие сознательного выбора частной деятельности; этот же является в недорослях, не добившихся до
разумных определений, не умеющих понять своего места в мире и старающихся хоть как-нибудь и куда-нибудь пристроиться, чтобы носить, по возможности, почетное звание и тунеядствовать.
Захар. Зачем он вызвал солдат? Они об этом узнали… они все знают! И это ускорило его смерть. Я, конечно, должен был открыть завод… в противном случае, я надолго испортил бы мои
отношения с ними. Теперь такое время, когда к ним необходимо относиться более внимательно и мягко… и кто знает, чем оно может кончиться? В такие эпохи
разумный человек должен иметь друзей в массах… (Левшин идет в глубине сцены.) Это кто идет?
На буржуазии влияние азиатских начал сказалось и сказывается в ее недоверчивом, но лишенном
разумной критики,
отношении к опыту Западной Европы, в усвоении восточной косности, которая мешает росту торгово-промышленной инициативы и росту сознания буржуазией своей политической роли в государстве.
Общество живет слишком неверными представлениями о медицине, и это главная причина его несправедливого
отношения к врачам; оно должно узнать силы и средства врачебной науки и не винить врачей в том, в чем виновато несовершенство науки. Тогда и требовательность к врачам понизилась бы до
разумного уровня.
А корень всех вопросов в том, чтò люди считают пустой болтовней, потому что все эти вопросы, от вопроса борьбы капитала и труда до вопроса народностей и
отношений церкви и государства, всё это вопросы о том, есть ли случаи, когда человек может и должен делать зло ближнему, или случаев таких нет и не может быть для
разумного человека.
Главной помощью в борьбе этой служит человеку то, что он может соединяться с
разумной деятельностью всех живших до него мудрецов и святых людей мира. Такое общение с мыслью прежде живших святых и мудрых людей есть молитва, то есть повторение тех слов, которыми люди эти выражали свое
отношение к своей душе, к другим людям и к миру и началу его.
Не один Христос, но все мудрецы мира, и брамины, и буддисты, и таосисты, и мудрецы греческие, учили тому, что
разумным людям надо не злом, а добром платить за зло. Но те люди, которые сами живут насилием, говорят, что этого нельзя, что от этого жизнь будет не лучше, а хуже. И они правы для себя, но не для насилуемых. В мирском
отношении для них действительно будет хуже, но для всех будет лучше.
Евномий не согласился, однако, с толкованием отрицательных имен Божиих у св. Василия В. и, не без некоторого основания, возражал: «Я не знаю, как чрез отрицание того, что не свойственно Богу, Он будет превосходить творения!.. Всякому
разумному существу должно быть ясно, что одно существо не может превосходить другое тем, чего оно не имеет» [Несмелов, 135.]. Вопрос о значении отрицательного богословия в его
отношении к положительному так и остался у св. Василия мало разъясненным.
Типична в этом
отношении полемика св. Григория Палимы (XIV в.), который отвергает астрологическую мировую душу, однако утверждая бытие ее в человеке: «Не существует какой-нибудь небесной или всемирной души, но единственно
разумная душа есть человеческая: не небесная, но свышенебесная, и не благодаря месту, но по своей собственной природе, как умная правящая сущность» (ού^εστι τις ουρανός, ή παγκόσμιος ψυχή, άλλα μόνη λογική ψυχή εστίν ή ανθρωπινή ουκ ουράνιος, αλλ' ύπερουράνιος, ου τόπω, αλλά щ εαυτής φύσει, άτε νοερά υπάρχουσα ουσία) Migne Patrol., ser. gr., t. 150, col. 1125, cap.
Учение Канта о «
разумной вере» страдает половинчатостью, это полувера-полуразум: хотя ею переступается область познаваемого разумом, но в то же время разум не хочет отказаться от своего господства и контроля и в этой чуждой ему области [Для противоречивости и двойственности идей Канта в вопросе о вере характерна глава «Критики практического разума» под заглавием: «Каким образом возможно мыслить расширение чистого разума в практическом
отношении, не расширяя при этом его познания как разума спекулятивного?» Здесь «теоретическое познание чистого разума еще не получает прироста.
«Мыслящий реалист» чужд всякой мечтательности и романтизма, он враг всяких возвышенных идей, не имеющих никакого
отношения к действительности и не реализуемых, он склонен к цинизму, когда речь идет об изобличении иллюзий религиозных, метафизических и эстетических, у него культ дела и труда, он признает лишь естественные науки и презирает науки гуманитарные, он проповедует мораль
разумного эгоизма не потому, что он был эгоистичнее «идеалистического» типа, — наоборот эгоистичнее был «идеалистический» тип, — а потому, что он хотел беспощадного разоблачения обманных возвышенных идей, которыми пользовались для самых низменных интересов.
Животное может жить только для своего тела — ничто не мешает ему жить так; оно удовлетворяет своей личности и бессознательно служит своему роду и не знает того, что оно есть личность; но
разумный человек не может жить только для своего тела. Он не может жить так потому, что он знает, что он личность, а потому знает, что и другие существа — такие же личности, как и он, знает всё то, что должно происходить от
отношений этих личностей.
Отношение же его
разумного сознания к миру представляется ему при этом взгляде чем-то случайным, ненужным и гибнущим.
Всё, что знает человек о внешнем мире, он знает только потому, что знает себя и в себе находит три различные
отношения к миру: одно
отношение своего
разумного сознания, другое
отношение своего животного и третье
отношение вещества, входящего в тело его животного. Он знает в себе эти три различные
отношения и потому всё, что он видит в мире, располагается перед ним всегда в перспективе трех отдельных друг от друга планов: 1)
разумные существа; 2) животныя и растения и 3) неживое вещество.
Истинная жизнь человека, проявляющаяся в
отношении его
разумного сознания к его животной личности, начинается только тогда, когда начинается отрицание блага животной личности. Отрицание же блага животной личности начинается тогда, когда пробуждается
разумное сознание.
Жизнь человеческая начинается только с проявления
разумного сознания, — того самого, которое открывает человеку одновременно и свою жизнь, и в настоящем и в прошедшем, и жизнь других личностей, и всё, неизбежно вытекающее из
отношений этих личностей, страдания и смерть, — то самое, что производит в нем отрицание блага личной жизни и противоречие, которое, ему кажется, останавливает его жизнь.
Боязнь потери того, что одно есть, происходит только от того, что жизнь представляется человеку нетолько в одном известном ему, но невидимом, особенном
отношении его
разумного сознания к миру, но и в двух неизвестных ему, но видимых ему
отношениях: его животного сознания и тела к миру.
Разумное благо не видно, но личное благо так несомненно уничтожено, что продолжать личное существование невозможно, и в человеке начинает устанавливаться новое
отношение его животного к
разумному сознанию.
Но верить ни в то, ни в другое невозможно для людей, не признающих жизнь в
отношении разумного сознания к миру.
Мы не можем видеть рождения этого нового существа, нового
отношения разумного сознания к животному, так же как зерно не может видеть роста своего стебля.
Не понимая того, что
отношение его
разумного сознания к миру есть единственная его жизнь, человек представляет себе свою жизнь еще и в видимом
отношении животного сознания и вещества к миру, и боится потерять свое особенное
отношение разумного сознания к миру, когда в его личности нарушается прежнее
отношение его животного и вещества, его составляющего, к миру.
Точно так же и в человеке с проснувшимся
разумным сознанием нет никакого противоречия, а есть только рождение нового существа, нового
отношения разумного сознания к животному.
Всё существующее представляется человеку: 1)
отношением его
разумного сознания к миру, 2)
отношением его животного сознания к миру и 3)
отношением его тела к миру.
При этом взгляде оказывается то, что
отношение его животного сознания к миру не может уничтожиться, — животное продолжает себя в своей породе;
отношение вещества к миру уже никак не может уничтожиться и вечно; а самое драгоценное —
разумное сознание его — не только не вечно, но есть только проблеск чего-то ненужного, излишнего.
И теперь, сидя здесь, на этой башне, он предпочел бы хороший фейерверк, или какую-нибудь процессию при лунном свете, или Варю, которая опять прочла бы «Железную дорогу», или другую женщину, которая, стоя на валу, там, где стоит теперь Надежда, рассказывала бы что-нибудь интересное, новое, не имеющее
отношения ни к любви, ни к счастью, а если и говорила бы о любви, то чтобы это было призывом к новым формам жизни, высоким и
разумным, накануне которых мы уже живем, быть может, и которые предчувствуем иногда…