Неточные совпадения
Анна Андреевна, жена его, провинциальная кокетка, еще не совсем пожилых лет, воспитанная вполовину на романах и альбомах, вполовину на хлопотах в своей кладовой и девичьей. Очень любопытна и при случае выказывает тщеславие. Берет иногда власть над мужем потому только, что
тот не находится, что отвечать ей; но власть эта распространяется только на мелочи и состоит в выговорах и насмешках. Она четыре раза переодевается в
разные платья в продолжение пьесы.
Почтмейстер. Знаю, знаю… Этому не учите, это я делаю не
то чтоб из предосторожности, а больше из любопытства: смерть люблю узнать, что есть нового на свете. Я вам скажу, что это преинтересное чтение. Иное письмо с наслажденьем прочтешь — так описываются
разные пассажи… а назидательность какая… лучше, чем в «Московских ведомостях»!
Свидетельство замечательное и находящее себе подтверждение в
том, что впоследствии начальство вынуждено было дать глуповцам
разные льготы, именно"испуга их ради".
Кроме
того, мужики эти всё откладывали под
разными предлогами условленную с ними постройку на этой земле скотного двора и риги и оттянули до зимы.
Левин часто замечал при спорах между самыми умными людьми, что после огромных усилий, огромного количества логических тонкостей и слов спорящие приходили наконец к сознанию
того, что
то, что они долго бились доказать друг другу, давным давно, с начала спора, было известно им, но что они любят
разное и потому не хотят назвать
того, что они любят, чтобы не быть оспоренными.
Он просидел у них час, два, три, разговаривал о
разных предметах, но подразумевал одно
то, что наполняло его душу, и не замечал
того, что он надоел им ужасно и что им давно пора было спать.
Он читал книгу, думал о
том, что читал, останавливаясь, чтобы слушать Агафью Михайловну, которая без устали болтала; и вместе с
тем разные картины хозяйства и будущей семейной жизни без связи представлялись его воображению.
Воз был увязан. Иван спрыгнул и повел за повод добрую, сытую лошадь. Баба вскинула на воз грабли и бодрым шагом, размахивая руками, пошла к собравшимся хороводом бабам. Иван, выехав на дорогу, вступил в обоз с другими возами. Бабы с граблями на плечах, блестя яркими цветами и треща звонкими, веселыми голосами, шли позади возов. Один грубый, дикий бабий голос затянул песню и допел ее до повторенья, и дружно, в раз, подхватили опять с начала
ту же песню полсотни
разных, грубых и тонких, здоровых голосов.
Служба? Служба здесь тоже не была
та упорная, безнадежная лямка, которую тянули в Москве; здесь был интерес в службе. Встреча, услуга, меткое слово, уменье представлять в лицах
разные штуки, — и человек вдруг делал карьеру, как Брянцев, которого вчера встретил Степан Аркадьич и который был первый сановник теперь. Эта служба имела интерес.
Узнав, что доктор еще не вставал, Левин из
разных планов, представлявшихся ему, остановился на следующем: Кузьме ехать с запиской к другому доктору, а самому ехать в аптеку за опиумом, а если, когда он вернется, доктор еще не встанет,
то, подкупив лакея или насильно, если
тот не согласится, будить доктора во что бы
то ни стало.
— Да с год. Ну да уж зато памятен мне этот год; наделал он мне хлопот, не
тем будь помянут! Ведь есть, право, этакие люди, у которых на роду написано, что с ними должны случаться
разные необыкновенные вещи!
Однажды, наскучив бостоном и бросив карты под стол, мы засиделись у майора С*** очень долго; разговор, против обыкновения, был занимателен. Рассуждали о
том, что мусульманское поверье, будто судьба человека написана на небесах, находит и между нами, христианами, многих поклонников; каждый рассказывал
разные необыкновенные случаи pro [за (лат.).] или contra. [против (лат.).]
— Я вчера целый день думала, — отвечала она сквозь слезы, — придумывала
разные несчастия:
то казалось мне, что его ранил дикий кабан,
то чеченец утащил в горы… А нынче мне уж кажется, что он меня не любит.
Ночью она начала бредить; голова ее горела, по всему телу иногда пробегала дрожь лихорадки; она говорила несвязные речи об отце, брате: ей хотелось в горы, домой… Потом она также говорила о Печорине, давала ему
разные нежные названия или упрекала его в
том, что он разлюбил свою джанечку…
И вот
те деньги, которые бы поправили сколько-нибудь дело, идут на
разные средства для приведения себя в забвенье.
А между
тем появленье смерти так же было страшно в малом, как страшно оно и в великом человеке:
тот, кто еще не так давно ходил, двигался, играл в вист, подписывал
разные бумаги и был так часто виден между чиновников с своими густыми бровями и мигающим глазом, теперь лежал на столе, левый глаз уже не мигал вовсе, но бровь одна все еще была приподнята с каким-то вопросительным выражением.
А между
тем герою нашему готовилась пренеприятнейшая неожиданность: в
то время, когда блондинка зевала, а он рассказывал ей кое-какие в
разные времена случившиеся историйки, и даже коснулся было греческого философа Диогена, показался из последней комнаты Ноздрев.
Но хуже всего было
то, что потерялось уваженье к начальству и власти: стали насмехаться и над наставниками, и над преподавателями, директора стали называть Федькой, Булкой и другими
разными именами; завелись такие дела, что нужно было многих выключить и выгнать.
Иногда, глядя с крыльца на двор и на пруд, говорил он о
том, как бы хорошо было, если бы вдруг от дома провести подземный ход или чрез пруд выстроить каменный мост, на котором бы были по обеим сторонам лавки, и чтобы в них сидели купцы и продавали
разные мелкие товары, нужные для крестьян.
Когда дорога понеслась узким оврагом в чащу огромного заглохнувшего леса и он увидел вверху, внизу, над собой и под собой трехсотлетние дубы, трем человекам в обхват, вперемежку с пихтой, вязом и осокором, перераставшим вершину тополя, и когда на вопрос: «Чей лес?» — ему сказали: «Тентетникова»; когда, выбравшись из леса, понеслась дорога лугами, мимо осиновых рощ, молодых и старых ив и лоз, в виду тянувшихся вдали возвышений, и перелетела мостами в
разных местах одну и
ту же реку, оставляя ее
то вправо,
то влево от себя, и когда на вопрос: «Чьи луга и поемные места?» — отвечали ему: «Тентетникова»; когда поднялась потом дорога на гору и пошла по ровной возвышенности с одной стороны мимо неснятых хлебов: пшеницы, ржи и ячменя, с другой же стороны мимо всех прежде проеханных им мест, которые все вдруг показались в картинном отдалении, и когда, постепенно темнея, входила и вошла потом дорога под тень широких развилистых дерев, разместившихся врассыпку по зеленому ковру до самой деревни, и замелькали кирченые избы мужиков и крытые красными крышами господские строения; когда пылко забившееся сердце и без вопроса знало, куды приехало, — ощущенья, непрестанно накоплявшиеся, исторгнулись наконец почти такими словами: «Ну, не дурак ли я был доселе?
Когда все это было внесено, кучер Селифан отправился на конюшню возиться около лошадей, а лакей Петрушка стал устроиваться в маленькой передней, очень темной конурке, куда уже успел притащить свою шинель и вместе с нею какой-то свой собственный запах, который был сообщен и принесенному вслед за
тем мешку с
разным лакейским туалетом.
Господа чиновники прибегнули еще к одному средству, не весьма благородному, но которое, однако же, иногда употребляется,
то есть стороною, посредством
разных лакейских знакомств, расспросить людей Чичикова, не знают ли они каких подробностей насчет прежней жизни и обстоятельств барина, но услышали тоже не много.
Конечно, ничего вредоносного ни для кого не могло быть в этом поступке: помещики все равно заложили бы также эти души наравне с живыми, стало быть, казне убытку не может быть никакого; разница в
том, что они были бы в одних руках, а тогда были бы в
разных.
Ведь известно, зачем берешь взятку и покривишь душой: для
того чтобы жене достать на шаль или на
разные роброны, провал их возьми, как их называют.
Желая чем-нибудь занять время, он сделал несколько новых и подробных списков всем накупленным крестьянам, прочитал даже какой-то
том герцогини Лавальер, [«Герцогиня Лавальер» — роман французской писательницы С. Жанлис (1746–1830).] отыскавшийся в чемодане, пересмотрел в ларце
разные находившиеся там предметы и записочки, кое-что перечел и в другой раз, и все это прискучило ему сильно.
Собакевич отвечал, что Чичиков, по его мнению, человек хороший, а что крестьян он ему продал на выбор и народ во всех отношениях живой; но что он не ручается за
то, что случится вперед, что если они попримрут во время трудностей переселения в дороге,
то не его вина, и в
том властен Бог, а горячек и
разных смертоносных болезней есть на свете немало, и бывают примеры, что вымирают-де целые деревни.
Покамест ему подавались
разные обычные в трактирах блюда, как-то: щи с слоеным пирожком, нарочно сберегаемым для проезжающих в течение нескольких неделей, мозги с горошком, сосиски с капустой, пулярка жареная, огурец соленый и вечный слоеный сладкий пирожок, всегда готовый к услугам; покамест ему все это подавалось и разогретое, и просто холодное, он заставил слугу, или полового, рассказывать всякий вздор — о
том, кто содержал прежде трактир и кто теперь, и много ли дает дохода, и большой ли подлец их хозяин; на что половой, по обыкновению, отвечал: «О, большой, сударь, мошенник».
В картишки, как мы уже видели из первой главы, играл он не совсем безгрешно и чисто, зная много
разных передержек и других тонкостей, и потому игра весьма часто оканчивалась другою игрою: или поколачивали его сапогами, или же задавали передержку его густым и очень хорошим бакенбардам, так что возвращался домой он иногда с одной только бакенбардой, и
то довольно жидкой.
Какие бывают эти общие залы — всякий проезжающий знает очень хорошо:
те же стены, выкрашенные масляной краской, потемневшие вверху от трубочного дыма и залосненные снизу спинами
разных проезжающих, а еще более туземными купеческими, ибо купцы по торговым дням приходили сюда сам-шест и сам-сём испивать свою известную пару чаю;
тот же закопченный потолок;
та же копченая люстра со множеством висящих стеклышек, которые прыгали и звенели всякий раз, когда половой бегал по истертым клеенкам, помахивая бойко подносом, на котором сидела такая же бездна чайных чашек, как птиц на морском берегу;
те же картины во всю стену, писанные масляными красками, — словом, все
то же, что и везде; только и разницы, что на одной картине изображена была нимфа с такими огромными грудями, каких читатель, верно, никогда не видывал.
Итак, он давно бы хотел в таможню, но удерживали текущие
разные выгоды по строительной комиссии, и он рассуждал справедливо, что таможня, как бы
то ни было, все еще не более как журавль в небе, а комиссия уже была синица в руках.
Пробовалось сообщить ему множество
разных выражений:
то важное и степенное,
то почтительное, но с некоторою улыбкою,
то просто почтительное без улыбки; отпущено было в зеркало несколько поклонов в сопровождении неясных звуков, отчасти похожих на французские, хотя по-французски Чичиков не знал вовсе.
Но молодой человек, как кажется, хотел во что бы
то ни стало развеселить меня: он заигрывал со мной, называл меня молодцом и, как только никто из больших не смотрел на нас, подливал мне в рюмку вина из
разных бутылок и непременно заставлял выпивать.
Чем больше горячился папа,
тем быстрее двигались пальцы, и наоборот, когда папа замолкал, и пальцы останавливались; но когда Яков сам начинал говорить, пальцы приходили в сильнейшее беспокойство и отчаянно прыгали в
разные стороны. По их движениям, мне кажется, можно бы было угадывать тайные мысли Якова; лицо же его всегда было спокойно — выражало сознание своего достоинства и вместе с
тем подвластности,
то есть: я прав, а впрочем, воля ваша!
Теперь мы отойдем от них, зная, что им нужно быть вместе одним. Много на свете слов на
разных языках и
разных наречиях, но всеми ими, даже и отдаленно, не передашь
того, что сказали они в день этот друг другу.
— Да-да-да! Не беспокойтесь! Время терпит, время терпит-с, — бормотал Порфирий Петрович, похаживая взад и вперед около стола, но как-то без всякой цели, как бы кидаясь
то к окну,
то к бюро,
то опять к столу,
то избегая подозрительного взгляда Раскольникова,
то вдруг сам останавливаясь на месте и глядя на него прямо в упор. Чрезвычайно странною казалась при этом его маленькая, толстенькая и круглая фигурка, как будто мячик, катавшийся в
разные стороны и тотчас отскакивавший от всех стен и углов.
— А он очень, очень, очень, очень будет рад с тобой познакомиться! Я много говорил ему о тебе, в
разное время… И вчера говорил. Идем!.. Так ты знал старуху? То-то!.. Ве-ли-ко-лепно это все обернулось!.. Ах да… Софья Ивановна…
Весь этот вечер до десяти часов он провел по
разным трактирам и клоакам, переходя из одного в другой. Отыскалась где-то и Катя, которая опять пела другую лакейскую песню, о
том, как кто-то, «подлец и тиран...
Развеселившись, Катерина Ивановна тотчас же увлеклась в
разные подробности и вдруг заговорила о
том, как при помощи выхлопотанной пенсии она непременно заведет в своем родном городе Т… пансион для благородных девиц.
Я же хотел только узнать теперь, кто вы такой, потому что, видите ли, к общему-то делу в последнее время прицепилось столько
разных промышленников и до
того исказили они все, к чему ни прикоснулись, в свой интерес, что решительно все дело испакостили.
Да,
разные дела на память в книгу вносим,
Забудется
того гляди.
(Василий Иванович уже не упомянул о
том, что каждое утро, чуть свет, стоя о босу ногу в туфлях, он совещался с Тимофеичем и, доставая дрожащими пальцами одну изорванную ассигнацию за другою, поручал ему
разные закупки, особенно налегая на съестные припасы и на красное вино, которое, сколько можно было заметить, очень понравилось молодым людям.)
Не хватало рук для жатвы: соседний однодворец, с самым благообразным лицом, порядился доставить жнецов по два рубля с десятины и надул самым бессовестным образом; свои бабы заламывали цены неслыханные, а хлеб между
тем осыпался, а тут с косьбой не совладели, а тут Опекунский совет [Опекунский совет — учреждение, возглавлявшее Московский воспитательный дом, при котором была ссудная касса, производившая
разного рода кредитные операции: выдачу ссуд под залог имений, прием денежных сумм на хранение и т.д.] грозится и требует немедленной и безнедоимочной уплаты процентов…
Народу было пропасть, и в кавалерах не было недостатка; штатские более теснились вдоль стен, но военные танцевали усердно, особенно один из них, который прожил недель шесть в Париже, где он выучился
разным залихватским восклицаньям вроде: «Zut», «Ah fichtrrre», «Pst, pst, mon bibi» [«Зют», «Черт возьми», «Пст, пст, моя крошка» (фр.).] и т.п. Он произносил их в совершенстве, с настоящим парижским шиком,и в
то же время говорил «si j’aurais» вместо «si j’avais», [Неправильное употребление условного наклонения вместо прошедшего: «если б я имел» (фр.).] «absolument» [Безусловно (фр.).] в смысле: «непременно», словом, выражался на
том великорусско-французском наречии, над которым так смеются французы, когда они не имеют нужды уверять нашу братью, что мы говорим на их языке, как ангелы, «comme des anges».
Ночами, в постели, перед
тем как заснуть, вспоминая все, что слышал за день, он отсевал непонятное и неяркое, как шелуху, бережно сохраняя в памяти наиболее крупные зерна
разных мудростей, чтоб, при случае, воспользоваться ими и еще раз подкрепить репутацию юноши вдумчивого.
До Риги ехали в
разных вагонах, а в Риге Самгин сделал внушительный доклад Кормилицыну, настращал его возможностью и даже неизбежностью
разных скандалов, несчастий, убедил немедленно отправить беженцев на Орел, сдал на руки ему Осипа и в
тот же вечер выехал в Петроград, припоминая и взвешивая все, что дала ему эта поездка.
— Ну и черт с ним, — тихо ответил Иноков. — Забавно это, — вздохнул он, помолчав. — Я думаю, что мне тогда надобно было врага — человека, на которого я мог бы израсходовать свою злость. Вот я и выбрал этого… скота. На эту
тему рассказ можно написать, — враг для развлечения от… скуки, что ли? Вообще я много выдумывал
разных… штучек. Стихи писал. Уверял себя, что влюблен…
Самгин шел тихо, как бы опасаясь расплескать на ходу все
то, чем он был наполнен. Большую часть сказанного Кутузовым Клим и читал и слышал из
разных уст десятки раз, но в устах Кутузова эти мысли принимали как бы густоту и тяжесть первоисточника. Самгин видел пред собой Кутузова в тесном окружении раздраженных, враждебных ему людей вызывающе спокойным, уверенным в своей силе, — как всегда, это будило и зависть и симпатию.
Дни и ночи по улице, по крышам рыкал не сильный, но неотвязный ветер и воздвигал между домами и людьми стены отчуждения; стены были невидимы, но чувствовались в
том, как молчаливы стали обыватели, как подозрительно и сумрачно осматривали друг друга и как быстро, при встречах, отскакивали в
разные стороны.
Разного роста, различно одетые, они все были странно похожи друг на друга, как солдаты одной и
той же роты.
Чтение художественной литературы было его насущной потребностью, равной привычке курить табак. Книги обогащали его лексикон, он умел ценить ловкость и звучность словосочетаний, любовался разнообразием словесных одежд одной и
той же мысли у
разных авторов, и особенно ему нравилось находить общее в людях, казалось бы, несоединимых. Читая кошачье мурлыканье Леонида Андреева, которое почти всегда переходило в тоскливый волчий вой, Самгин с удовольствием вспоминал басовитую воркотню Гончарова...