Неточные совпадения
И началась тут промеж глуповцев
радость и бодренье великое. Все чувствовали, что тяжесть спала с сердец и что отныне ничего другого не
остается, как благоденствовать. С бригадиром во главе двинулись граждане навстречу пожару, в несколько часов сломали целую улицу домов и окопали пожарище со стороны города глубокою канавой. На другой день пожар уничтожился сам собою вследствие недостатка питания.
У кого
осталось нетронутым подполье, и по этому поводу выражалась
радость, что уцелел квас и вчерашний каравай хлеба; у кого каким-то чудом пожар обошел клевушок, в котором была заперта буренушка.
Слова жены, подтвердившие его худшие сомнения, произвели жестокую боль в сердце Алексея Александровича. Боль эта была усилена еще тем странным чувством физической жалости к ней, которую произвели на него ее слезы. Но,
оставшись один в карете, Алексей Александрович, к удивлению своему и
радости, почувствовал совершенное освобождение и от этой жалости и от мучавших его в последнее время сомнений и страданий ревности.
— А, позволила!
останемся? — заговорила Сонечка, прыгая от
радости.
Свет померк скоро, но мука
осталась, и Зосимов, наблюдавший и изучавший своего пациента со всем молодым жаром только что начинающего полечивать доктора, с удивлением заметил в нем, с приходом родных, вместо
радости как бы тяжелую скрытую решимость перенесть час-другой пытки, которой нельзя уж избегнуть.
— Я спросила у тебя о Валентине вот почему: он добился у жены развода, у него — роман с одной девицей, и она уже беременна. От него ли, это — вопрос. Она — тонкая штучка, и вся эта история затеяна с расчетом на дурака. Она — дочь помещика, — был такой шумный человек, Радомыслов: охотник, картежник, гуляка; разорился, кончил самоубийством.
Остались две дочери, эдакие, знаешь, «полудевы», по Марселю Прево, или того хуже: «девушки для
радостей», — поют, играют, ну и все прочее.
— И тут вы
остались верны себе! — возразил он вдруг с
радостью, хватаясь за соломинку, — завет предков висит над вами: ваш выбор пал все-таки на графа! Ха-ха-ха! — судорожно засмеялся он. — А остановили ли бы вы внимание на нем, если б он был не граф? Делайте, как хотите! — с досадой махнул он рукой. — Ведь… «что мне за дело»? — возразил он ее словами. — Я вижу, что он, этот homme distingue, изящным разговором, полным ума, новизны, какого-то трепета, уже тронул, пошевелил и… и… да, да?
— Что? разве вам не сказали? Ушла коза-то! Я обрадовался, когда услыхал, шел поздравить его, гляжу — а на нем лица нет! Глаза помутились, никого не узнаёт. Чуть горячка не сделалась, теперь, кажется, проходит. Чем бы плакать от
радости, урод убивается горем! Я лекаря было привел, он прогнал, а сам ходит, как шальной… Теперь он спит, не мешайте. Я уйду домой, а вы
останьтесь, чтоб он чего не натворил над собой в припадке тупоумной меланхолии. Никого не слушает — я уж хотел побить его…
Всех довольнее предстоящей свадьбой, конечно, была Хиония Алексеевна. Она по нескольку раз в день принималась плакать от
радости и всех уверяла, что давно не только все предвидела, но даже предчувствовала. Ведь Сергей Александрыч такой прекрасный молодой человек и такой богатый, а Зося такая удивительная красавица — одним словом, не
оставалось никакого сомнения, что эти молодые люди предусмотрительной природой специально были созданы друг для друга.
— «Отец святой, это не утешение! — восклицает отчаянный, — я был бы, напротив, в восторге всю жизнь каждый день
оставаться с носом, только бы он был у меня на надлежащем месте!» — «Сын мой, — вздыхает патер, — всех благ нельзя требовать разом, и это уже ропот на Провидение, которое даже и тут не забыло вас; ибо если вы вопиете, как возопили сейчас, что с
радостью готовы бы всю жизнь
оставаться с носом, то и тут уже косвенно исполнено желание ваше: ибо, потеряв нос, вы тем самым все же как бы
остались с носом…»
Около устья реки Давасигчи было удэгейское стойбище, состоящее из четырех юрт. Мужчины все были на охоте, дома
остались только женщины и дети. Я рассчитывал сменить тут проводников и нанять других, но из-за отсутствия мужчин это оказалось невозможным. К моей
радости, лаохозенские удэгейцы согласились идти с нами дальше.
Делать нечего, пришлось
оставаться. Я, разумеется, с
радостью поспешил воспользоваться данным мне отпуском и в несколько прыжков уж очутился на дворе.
— Гости у нас вечор засиделись, — объясняла ему стряпка. — Ну, выпили малость с отцом Макаром да с мельником. У них ведь компания до белого свету. Люты пить… Пельмени заказали рыбные, — ну, и компанились. Мельник Ермилыч с
радостей и ночевать у нас
остался.
Серафима даже заплакала от
радости и бросилась к мужу на шею. Ее заветною мечтой было переехать в Заполье, и эта мечта осуществилась. Она даже не спросила, почему они переезжают, как все здесь
останется, — только бы уехать из деревни. Городская жизнь рисовалась ей в самых радужных красках.
Аня. Мама!.. Мама, ты плачешь? Милая, добрая, хорошая моя мама, моя прекрасная, я люблю тебя… я благословляю тебя. Вишневый сад продан, его уже нет, это правда, правда, но не плачь, мама, у тебя
осталась жизнь впереди,
осталась твоя хорошая, чистая душа… Пойдем со мной, пойдем, милая, отсюда, пойдем!.. Мы насадим новый сад, роскошнее этого, ты увидишь его, поймешь, и
радость, тихая, глубокая
радость опустится на твою душу, как солнце в вечерний час, и ты улыбнешься, мама! Пойдем, милая! Пойдем!..
Но у тюремщика
остались ключи от ворот острога: надо их еще вытребовать, и потому Подхалюзин, чувствуя себя уже не в тюрьме, но зная, что он еще и не совсем на свободе, беспрестанно переходит от самодовольной
радости к беспокойству и мешает наглость с раболепством.
— Нет, это о другом толкователе, о другом-с, и тот помер, а я за него
остался, — вне себя от
радости проговорил Лебедев.
— Извините меня, государь мой, — возразила Марфа Тимофеевна, — не заметила вас на
радости. На мать ты свою похож стал, на голубушку, — продолжала она, снова обратившись к Лаврецкому, — только нос у тебя отцовский был, отцовским и
остался. Ну — и надолго ты к нам?
— А кто же их утешит, этих старушек? — просто ответил о. Сергей. — Ведь у них никого не
осталось, решительно никого и ничего, кроме церкви… Молодые, сильные и счастливые люди поэтому и забывают церковь, что увлекаются жизнью и ее
радостями, а когда придет настоящее горе, тяжелые утраты и вообще испытания, тогда и они вернутся к церкви.
Ты и Марья Николаевна без рассказов понимаете, с какой
радостью мы обнялись с Аннушкой; ее наивная сердечная веселость при встрече удвоила отрадное чувство мое… Мы с Аннушкой толкуем о многом — она меня понимает. Пребывание мое здесь будет иметь свой плод, как я надеюсь. Покамест она
остается, иначе невозможно: и жена того же мнения — мы не раз трактовали с нею об этом предмете, нам обоим близком.
Вне всякой
радости и вне всякого внимания
оставался один Юстин Помада, шедший несколько в стороне, пошевеливая по временам свою пропотевшую под масляной фуражкой куафюру.
Барин наш терпел, терпел, — и только раз, когда к нему собралась великая компания гостей, ездили все они медведя поднимать, подняли его, убили, на
радости, без сумнения, порядком выпили; наконец, после всего того, гости разъехались,
остался один хозяин дома, и скучно ему: разговоров иметь не с кем, да и голова с похмелья болит; только вдруг докладывают, что священник этот самый пришел там за каким-то дельцем маленьким…
«С кем же я-то теперь
останусь, — говорила она, — с такой
радостью да сидя одна в четырех стенах?» Наконец я убедил ее отпустить меня, представив ей, что Наташа теперь ждет меня не дождется.
И представь себе, Butor имел низость перехватить это письмо и прочитать его. С тех пор он не иначе зовет меня, как"pauvre cher ange incompris". И все это — в присутствии Филатки. Так что даже те немногие бедные
радости, которые мне
остались, — и те становятся для меня источником досад и нравственных истязаний!
— Но ты не знал и только немногие знали, что небольшая часть их все же уцелела и
осталась жить там, за Стенами. Голые — они ушли в леса. Они учились там у деревьев, зверей, птиц, цветов, солнца. Они обросли шерстью, но зато под шерстью сберегли горячую, красную кровь. С вами хуже: вы обросли цифрами, по вас цифры ползают, как вши. Надо с вас содрать все и выгнать голыми в леса. Пусть научатся дрожать от страха, от
радости, от бешеного гнева, от холода, пусть молятся огню. И мы, Мефи, — мы хотим…
— Здравствуйте, батюшка Андрей Ларивоныч, — сказала Мавра Кузьмовна, когда мы
остались одни, кланяясь Ларивонову до земли, — видно, не на
радость свиделись!
— Ну, и слава богу. А теперь, на
радостях, еще по бокальчику выпьем — вон, я вижу, в бутылке еще
осталось. Не привык я к шампанскому, хотя и случалось в посторонних домах полакомиться. Ну, да на этот раз, ежели и сверх обыкновенного весел буду, так Аннушка простит.
Я считаю излишним описывать радостный переполох, который это известие произвело в нашей маленькой колонии. Но для меня лично к этой
радости примешивалась и частичка горя, потому что на другой же день и Блохины и Старосмысловы уехали обратно в Россию. И я опять
остался один на один с мучительною думою: кого-то еще пошлет бог, кто поможет мне размыкать одиночество среди этой битком набитой людьми пустыни…
Это не знаменитый генерал-полководец, не знаменитый адвокат, доктор или певец, это не удивительный богач-миллионер, нет — это бледный и худой человек с благородным лицом, который, сидя у себя ночью в скромном кабинете, создает каких хочет людей и какие вздумает приключения, и все это
остается жить на веки гораздо прочнее, крепче и ярче, чем тысячи настоящих, взаправдашних людей и событий, и живет годами, столетиями, тысячелетиями, к восторгу,
радости и поучению бесчисленных человеческих поколений.
Сегодня его день так полно и счастливо занят, что даже совсем не
остается места для семейных
радостей.
За ужином Егор Егорыч по своему обыкновению, а gnadige Frau от усталости — ничего почти не ели, но зато Сверстов все ел и все выпил, что было на столе, и, одушевляемый
радостью свидания с другом, был совершенно не утомлен и нисколько не опьянел. Gnadige Frau скоро поняла, что мужу ее и Егору Егорычу желалось
остаться вдвоем, чтобы побеседовать пооткровеннее, а потому, ссылаясь на то, что ей спать очень хочется, она попросила у хозяина позволения удалиться в свою комнату.
— Поняла… — сказала было сначала Сусанна протяжно, но потом уже скоро и голосом, явно трепещущим от
радости, присовокупила: — Я, конечно, сочту за счастие быть женой Егора Егорыча и всю мою жизнь посвятить ему, но как мамаша, — я не знаю, — даст ли она согласие; она уже
останется совершенно одна, если я выйду замуж.
Он явился в госпиталь избитый до полусмерти; я еще никогда не видал таких язв; но он пришел с
радостью в сердце, с надеждой, что
останется жив, что слухи были ложные, что его вот выпустили же теперь из-под палок, так что теперь, после долгого содержания под судом, ему уже начинали мечтаться дорога, побег, свобода, поля и леса…
Хотя и досадно ему было, что Передонов еще
остается в гимназии, но эту досаду перевешивала
радость, что Передонову нос.
Генеральша плакала, но теперь уж слезами
радости: союз, благословленный Фомою, тотчас же сделался в глазах ее и приличным и священным, — а главное, она чувствовала, что Фома Фомич отличился и что теперь уж
останется с нею на веки веков.
Скажу больше: вы не
остались равнодушны ко мне; вероятно, иной вечер и вы меня ждали, я видел
радость в ваших глазах при моем появлении — и сердце у меня билось в эти минуты до того, что я задыхался, — и вы меня встречали с притворной учтивостью, и вы садились издали, и мы представляли посторонних… зачем?..
Освободившись от своей тайны, Пепко, кажется, почувствовал некоторое угрызение совести, вернее сказать, ему сделалось жаль меня, как человека, который
оставался в самом прозаическом настроении. Чтобы несколько стушевать свою бессовестную
радость, Пепко проговорил каким-то фальшивым тоном, каким говорят про «дорогих покойников...
Пелагея Миневна наблюдала Нюшу и с
радостью замечала, что эта девушка
остается прежней Нюшей, только бы Господь пособил пристроить ее за Алешку.
Замыслов. Я его сейчас только выдумал, но чувствую, что это
останется моим твердым убеждением! Жизнь — искусство находить во всем красоту и
радость, даже искусство есть и пить… Они ругаются, как вандалы.
Увидев жену, мать и детей, бегущих навстречу, Петр не показал особой
радости или нетерпения; очутившись между ними, он начал с того, что сбросил наземь мешок, висевший за плечами, положил на него шапку, и потом уже начал здороваться с женою и матерью; черты его и при этом
остались так же спокойны, как будто он расстался с домашними всего накануне.
Он меня любит, может, у него только одно это на свете и
осталось: так неужто я отниму у него эту последнюю
радость.
Разбойник, висевший на кресте, сумел вернуть себе жизненную
радость и смелую, осуществимую надежду, хотя, быть может, ему
оставалось жить не больше часа.
Какая мне
радость, что я по вашей милости
останусь здесь, в этом городишке?
Анна Петровна. Тоска? понимаю, понимаю… Знаешь что, Коля? Ты попробуй, как прежде, петь, смеяться, сердиться…
Останься, будем смеяться, пить наливку и твою тоску разгоним в одну минуту. Хочешь, я буду петь? Или пойдем, сядем у тебя в кабинете, в потемках, как прежде, и ты мне про свою тоску расскажешь… У тебя такие страдальческие глаза! Я буду глядеть в них и плакать, и нам обоим станет легче… (Смеется и плачет.) Или, Коля, как? Цветы повторяются каждую весну, а
радости — нет? Да? Ну, поезжай, поезжай…
Княжна очень этого хотела и потому с
радостью воспользовалась материнским дозволением
остаться сама с собою. Ей было о чем подумать, но, впрочем, о чем она думала, это теперь все равно.
Князь,
оставшись один, погрузился в размышления. Его смутили слова Елены о постигающих ее припадках: что, если эти припадки подтвердятся? Страх и
радость наполнили при этой мысли сердце князя: ему в первый раз еще предстояло это счастие; но как встретить это событие, как провести его потом в жизни? Когда Елена вошла в шляпке и бурнусе, он все еще продолжал сидеть, понурив голову, так что она принуждена была дотронуться веером до его плеча.
Я
остался один… От островка неслось чиликание ночной птицы, быть может, той самой, которая спрашивала тогда о чем-то из темноты. Сердце мое было переполнено сознанием
радости, глупой, как крик этой птицы. Я радовался этой сумрачной печали, и, если бы мне предложили сейчас поменяться с Урмановым, я бы охотно согласился…
Узнав как-то нечаянно о моем театральном искусстве, о котором прямо доложить ей не смели, ибо опасались, что оно может ей не понравиться, — она заставила меня читать, представлять и петь и, к моей великой
радости,
осталась очень довольною и много хохотала.
Старательно и добросовестно вслушиваясь, весьма плохо слышал он голоса окружающего мира и с
радостью понимал только одно: конец приближается, смерть идет большими и звонкими шагами, весь золотистый лес осени звенит ее призывными голосами. Радовался же Сашка Жегулев потому, что имел свой план, некую блаженную мечту, скудную, как сама безнадежность, радостную, как сон: в тот день, когда не
останется сомнений в близости смерти и у самого уха прозвучит ее зов — пойти в город и проститься со своими.
Лица их были пасмурны, омрачены обманутой надеждой; рыжий Петруха, избитый, полуживой,
остался на дворе; он, охая и стоная, лежал на земле; мать содрогаясь подошла к нему, но в глазах ее сияла какая-то высокая, неизъяснимая
радость: он не высказал, не выдал своей тайны душегубцам.