Неточные совпадения
Все эти дни Долли была одна с детьми. Говорить о своем горе она не хотела, а с этим горем на
душе говорить о постороннем она не могла. Она знала, что, так или иначе, она Анне выскажет всё, и то ее
радовала мысль о том, как она выскажет, то злила необходимость говорить о своем унижении с ней, его сестрой, и слышать от нее готовые фразы увещания и утешения.
Чувство это была радость полного совершения того, что уже полтора месяца совершилось в ее
душе и что в продолжение всех этих шести недель
радовало и мучало ее.
Как грустно мне твое явленье,
Весна, весна! пора любви!
Какое томное волненье
В моей
душе, в моей крови!
С каким тяжелым умиленьем
Я наслаждаюсь дуновеньем
В лицо мне веющей весны
На лоне сельской тишины!
Или мне чуждо наслажденье,
И всё, что
радует, живит,
Всё, что ликует и блестит,
Наводит скуку и томленье
На
душу мертвую давно,
И всё ей кажется темно?
Каждый новый визит Привалова и
радовал Марью Степановну, и как-то заботил: она не могла не видеть, что Надя нравилась Привалову и что он инстинктивно ищет ее общества, но уж что-то очень скоро заваривалось то, чего так страстно желала в
душе Марья Степановна.
Лизе и в голову не приходило, что она патриотка; но ей было по
душе с русскими людьми; русский склад ума ее
радовал; она, не чинясь, по целым часам беседовала с старостой материнского имения, когда он приезжал в город, и беседовала с ним, как с ровней, без всякого барского снисхождения.
Забыл было сказать тебе адрес Розена: близ Ревеля мыза Ментак.К нему еще не писал. В беспорядке поговорил только со всеми родными поодиночке и точно не могу еще прийти в должный порядок. Столько впечатлений в последний месяц, что нет возможности успокоиться
душою. Сейчас писал к Annette и поговорил ей о тебе; решись к ней написать, ты ее
порадуешь истинно.
Ее дивная краса,
Как родные небеса,
Душу радуют во мне.
Не
радуют сердца ни красоты природы, ни шум со всех сторон стремящихся водных потоков; напротив того, в
душе поселяется какое-то тупое озлобление против всего этого: так бы, кажется, взял да и уехал, а уехать-то именно и нельзя.
И если песня эта, если вид этих лугов не
порадуют тогда вашего сердца, если
душа ваша не дрогнет, но останется равнодушною, советую вам пощупать тогда вашу
душу, не каменная ли она… а если не каменная, то, уж верно, способна только оживляться за преферансом, волноваться при словах: «пас», «ремиз», «куплю» и прочей дряни…
Бесконечная жалость мгновенно наполнила
душу Литвинова. Он взял руку Татьяны и поцеловал ее смиренно, как виноватый; сердце в ней тихонько сжалось, и не
порадовал ее этот поцелуй.
Требование же князя, чтобы княгиня ехала с ним в экипаже,
обрадовало ее до
души; она ожидала, что он тут же с ней помирится, и у них начнется прежняя счастливая жизнь.
Он ушёл от неё на рассвете лёгкой походкой, чувствуя себя человеком, который в опасной игре выиграл нечто ценное. Тихий праздник в его
душе усиливало ещё и то, что когда он, уходя, попросил у Полины спрятанный ею револьвер, а она не захотела отдать его, Яков принужден был сказать, что без револьвера боится идти, и сообщил ей историю с Носковым. Его очень
обрадовал испуг Полины, волнение её убедило его, что он действительно дорог ей, любим ею. Ахая, всплескивая руками, она стала упрекать его...
Анна. Тяжелы мне эти деньги,
душа моя; меня теперь никакое богатство не
обрадует. Отвыкла я с ним и жить-то по-людски, убил и похоронил он меня заживо. Десять лет я сыта не была, так теперь за один день не поправишь. Бог с ними и с деньгами! Мы с тобой их разделим. А греха-то, греха-то что! Я было погубила тебя совсем. С голоду да с холоду обезумела я, а ведь добра тебе желала. Меня-то б удавить надо за тебя. Нет ума у голодного, нет!
Как лишний меж людьми, своим рожден
Он
душу не
обрадовал ничью,
И, хоть невинный, начал жизнь свою,
Как многие кончают, преступленьем.
Владимир. Когда я взошел, какой-то адъютантик, потряхивая эполетами, рассказывал ей, как прошлый раз в Собрании один кавалер уронил замаскированную даму и как муж ее, вступившись за нее, сдуру обнаружил, кто она такова. Ваша кузина смеялась от
души… это и меня
порадовало. Посмотрите, как я буду весел сегодня. (Уходит в гостиную.)
Он любил новогородцев, ибо они были свободны; их признательность
радовала его сердце, ибо только
души свободные могут быть признательными: рабы повинуются и ненавидят!
И когда прошел кузнец, и скрылась красная в черном мраке искра, — Елена удивилась своей внезапной радости и удивилась тому, что она все еще нежно и трепетно играет в ее
душе. Почему возникает, откуда приходит эта радость, исторгающая из груди смех и зажигающая огни в глазах, которые только что плакали? Не красота ли
радует и волнует? И не всякое ли явление красоты радостно?
Но князя не
радует новая честь,
Исполнен он желчи и злобы;
Готовится Курбский царю перечесть
Души оскорблённой зазнобы:
«Что долго в себе я таю и ношу,
То всё я пространно к царю напишу,
Скажу напрямик, без изгиба,
За все его ласки спасибо».
Ты блаженна, преблаженна,
Душа девица смиренна,
Изо всех людей избрáнна!
Ты раскрой свои уста,
Прореки нам чудеса!
Обличи нас обличеньем
И
порадуй разрешеньем
Ото всех наших грехов,
Напущенных от врагов!
Не жалей своих трудов —
Духом в небеса лети,
За нас, бедных, умоли,
Милости нам сотвори!
Смани сокола из рая,
Из небесного из края,
Духом правым возгласи,
Своим словом нас спаси!
Производство его в офицеры и перевод на службу в военное поселение совсем не
обрадовали Василия Васильевича. Он понимал, что он обязан этим графине Аракчеевой, и эта монаршая милость, им незаслуженная, тяжелым гнетом еще больших укоров совести легла на его
душу.
Антон берег свое сокровище, как алмаз, не имеющий цены, купленный втайне, который у него тотчас отнимут, как скоро он покажет его; только один на один любовался им,
радовал им свои взоры, освежал свою
душу.
«
Обрадовал ты меня, — писала она в другом письме, — прелиминарными пунктами о мире, за что тебя благодарю сердцем и
душою.
— Да, да, помню!.. Тут живет она, мое дитя, моя Мариорица… Давно не видала ее, очень давно! Божье благословение над тобой, мое дитя!
Порадуй меня, взгляни хоть в окошко, моя душечка, мой розанчик, мой херувимчик! Видишь… видишь, у одного окна кто-то двигается… Знать, она,
душа моя, смотрит… Она, она! Сердце ее почуяло свою мать… Васенька! ведь она смотрит на меня, говори же…
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и
радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое-нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его
душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.