Неточные совпадения
Хотя он и должен был признать, что в восточной, самой большой части России рента еще нуль, что заработная плата выражается для девяти десятых восьмидесятимиллионного русского населения только пропитанием самих себя и что капитал еще не существует иначе, как в
виде самых первобытных орудий, но он только с этой точки зрения рассматривал всякого
рабочего, хотя во многом и не соглашался с экономистами и имел свою новую теорию о заработной плате, которую он и изложил Левину.
Вагон, в котором было место Нехлюдова, был до половины полон народом. Были тут прислуга, мастеровые, фабричные, мясники, евреи, приказчики, женщины, жены
рабочих, был солдат, были две барыни: одна молодая, другая пожилая с браслетами на оголенной руке и строгого
вида господин с кокардой на черной фуражке. Все эти люди, уже успокоенные после размещения, сидели смирно, кто щелкая семечки, кто куря папиросы, кто ведя оживленные разговоры с соседями.
Садовник, разговаривавший с Тарасом, сидел не на своем месте и ушел на свое, так что подле и против Тараса были три места. Трое
рабочих сели на этих местах, но, когда Нехлюдов подошел к ним,
вид его господской одежды так смутил их, что они встали, чтобы уйти, но Нехлюдов просил их остаться, а сам присел на ручку лавки к проходу.
— Да, это верно, но владельцы сторицей получили за свои хлопоты, а вы забываете башкир, на земле которых построены заводы. Забываете приписных к заводам крестьян. [Имеются в
виду крестьяне, жившие во время крепостного права на государственных землях и прикрепленные царским правительством к заводам и фабрикам в качестве
рабочей силы.]
Естественно, что наше появление вызвало среди китайцев тревогу. Хозяин фанзы волновался больше всех. Он тайком послал куда-то
рабочих. Спустя некоторое время в фанзу пришел еще один китаец. На
вид ему было 35 лет. Он был среднего роста, коренастого сложения и с типично выраженными монгольскими чертами лица. Наш новый знакомый был одет заметно лучше других. Держал он себя очень развязно и имел голос крикливый. Он обратился к нам на русском языке и стал расспрашивать, кто мы такие и куда идем.
Каждый
рабочий из второй категории, по окончании
рабочего урока, варит для себя обед отдельно в жестяном котелке, если не мешает дождь и если после тяжелой работы не клонит ко сну; он устал, голоден и часто, чтобы не хлопотать долго, съедает соленое мясо и рыбу в сыром
виде.
Этого никто не ожидал, а всех меньше сам Матюшка. Карачунский с деловым
видом осмотрел старый отвал, сказал несколько слов кому-то из стариков, раскурил папиросу и укатил на свою Рублиху.
Рабочие несколько времени хранили молчание, почесывались и старались не глядеть друг на друга.
В этих словах сказывалось ворчанье дворовой собаки на волчью стаю, и Карачунский только пожал плечами. А
вид у
рабочих был некрасив — успели проесть летние заработки и отощали. По старой привычке они снимали шапки, но глаза смотрели угрюмо и озлобленно. Карачунский являлся для них живым олицетворением всяческих промысловых бед и напастей.
По наружному
виду все осталось по-прежнему, но это была иллюзия:
рабочие опаздывали, подряды не исполнялись, машины останавливались.
Из окна, у которого Женни приютилась с своим
рабочим столиком, был если не очень хороший, то очень просторный русский
вид. Городок был раскинут по правому, высокому берегу довольно большой, но вовсе не судоходной реки Саванки, значащейся под другим названием в числе замечательнейших притоков Оки. Лучшая улица в городе была Московская, по которой проходило курское шоссе, а потом Рядская, на которой были десятка два лавок, два трактирных заведения и цирюльня с надписью, буквально гласившею...
— До этого пока еще не дошло, но и это иметь в
виду не мешает. Отчего мы можем воздерживаться от брака до того времени, пока не составим себе определенного общественного положения, а
рабочий будет плодить детей с шестнадцати лет?
— И я горжусь своей работой потому, что в
виду имеется польза десятков тысяч
рабочих.
— Ты, кажется, уж давненько живешь на заводах и можешь в этом случае сослужить службу, не мне, конечно, а нашему общему делу, — продолжал свою мысль генерал. — Я не желаю мирволить ни владельцу, ни
рабочим и представить только все дело в его настоящем
виде. Там пусть делают, как знают. Из своей роли не выходить — это мое правило. Теория — одно, практика — другое.
«Пожалте сюда, поглядите-ка, хитра купецкая политика. Не хлыщ, не франт, а миллионный фабрикант попить, погулять охочий на труд на
рабочий.
Видом сам авантажный, вывел корпус пятиэтажный, ткут, снуют да мотают, все на него работают. А народ-то фабричный, ко всему привычный, кости да кожа, да испитая рожа. Плохая кормежка, да гнилая одежка, подводит живот да бока у фабричного паренька.
В этом
виде он совсем не напоминал
рабочего, и в памяти лозищанина ожил опять мимолетный образ, который мелькнул уже раз в вагоне.
Но есть люди, которые верят в это, занимаются конгрессами мира, читают речи, пишут книжки, и правительства, разумеется, выражают этому сочувствие, делают
вид, что поддерживают это, так же, как они делают
вид, что они поддерживают общества трезвости, тогда как большею частью живут пьянством народа; так же, как делают
вид, что поддерживают образование, тогда как сила их держится только на невежестве; так же, как делают
вид, что поддерживают свободу конституции, тогда как их сила держится только на отсутствии свободы; делают
вид, что заботятся об улучшении быта
рабочих, тогда как на подавленности
рабочего основано их существование; делают
вид, что поддерживают христианство, тогда как христианство разрушает всякое правительство.
Двое
рабочих всовывали в эту пасть конец накаленного длинного прута, и машина, равномерно отгрызая по куску металла, выплевывала их на землю в
виде совершенно готовых гаек.
Квадратные ямы, вырытые под фундаменты для новой воздуходувной машины и бессемеровой печи, были окружены в
виде «покоя» густой толпою
рабочих.
Около торта размещались принесенные сегодня пастором: немецкая библия в зеленом переплете с золотым обрезом; большой красный дорогой стакан с гравированным
видом Мюнхена и на нем, на белой ниточке, чья-то карточка;
рабочая корзиночка с бумажкою, на которой было написано «Клара Шперлинг», и, наконец, необыкновенно искусно сделанный швейцарский домик с слюдовыми окнами, балкончиками, дверьми, загородями и камнями на крыше.
Гораздо более заслуживают его внимания, с одной стороны, — права
рабочих классов, а с другой — дармоедство во всех его
видах, — в печальном ли табу океанийских дикарей, в индийском ли браминстве, в персидском ли сатрапстве, римском патрицианстве, средневековой десятине и феодализме; или в современных откупах, взяточничестве, казнокрадстве, прихлебательстве, служебном бездельничестве, крепостном праве, денежных браках, дамах-камелиях и других подобных явлениях, которых еще не касалась даже сатира.
Кирьяк направился к избе с решительным
видом, как бы желая помешать приезжим ломать, но один из
рабочих повернул его назад и ударил по шее. Послышался смех, работник еще раз ударил, Кирьяк упал и на четвереньках пополз назад в толпу.
Большая комната в доме Бардиных. В задней стене четыре окна и дверь, выходящие на террасу; за стеклами видны солдаты, жандармы, группа
рабочих, среди них Левшин, Греков. Комната имеет нежилой
вид: мебели мало, она стара, разнообразна, на стенах отклеились обои. У правой стены поставлен большой стол. Конь сердито двигает стульями, расставляя их вокруг стола. Аграфена метет пол. В левой стене большая двухстворчатая дверь, в правой — тоже.
Взор
рабочего быстро ушел в какую-то неизмеримую глубину, оделся мглою, словно затвердел. И весь он на мгновенье показался высеченным из камня; и мягкость складок кумачовой заношенной рубахи, и пушистость волос, и эти руки, испачканные землею и совсем как живые, — все это было словно обман со стороны безмерно талантливого художника, облекшего твердый камень
видом пушистых и легких тканей.
Сам по себе факт был очень прост, хотя и печален:
рабочие с пригородного завода, уже три недели бастовавшие, всею своею массою в несколько тысяч человек, с женами, стариками и детьми, пришли к нему с требованиями, которых он, как губернатор, осуществить не мог, и повели себя крайне вызывающе и дерзко: кричали, оскорбляли должностных лиц, а одна женщина, имевшая
вид сумасшедшей, дернула его самого за рукав с такой силой, что лопнул шов у плеча.
Мы спокойно считаем вселенную за великую, непонятную случайность; судя по внешнему
виду, она довольно ясно представляется нам громадным загоном для скота или
рабочим домом, обширными кухнями с обеденными столами, за которыми находят себе место только благоразумные люди.
Они берутся всё это доставлять
рабочему народу, но, к сожалению, то, что они доставляют народу под
видом религии, науки и искусства, бывает и ложная религия, и ложная наука, и ложное искусство.
Они вошли в комнату Любови Алексеевны. Женщины подошли к комодам и стали выдвигать ящики. Высокий с револьвером стоял среди комнаты. Другой мужчина, по
виду рабочий, нерешительно толокся на месте.
И мы с Наке, взявши себе в учителя испанского языка молодого студента, ходили с ним всюду, вплоть до самых простонародных кафе, куда ходят агвадоры, то есть носильщики воды — очень популярный тогда класс
рабочих, так как водоснабжение Мадрида было еще в первобытном
виде и на дом воду доставляли поденщики, носившие ее в небольших бочках, которые они носили на одном плече.
Они вошли в помещение, где лежали груды грязной шерсти. Воздух был пресыщен жирными испарениями. Рядом промывали. В чанах прела какая-то каша и выходила оттуда в
виде чистой желтоватой шерсти.
Рабочие кланялись хозяйке и гостям. Они были все в одних рубашках. Анна Серафимовна хранила степенное, чисто хозяйское выражение лица. Любаша как-то все подмигивала… Ей хотелось показать Станицыной и Рубцову, что они"кулаки".
— Чего надо! Не выношу вашего барского
вида! Мы,
рабочие, работаем, а вы нацепили пынсне на нос и поглядываете нахально!
В комическом
виде представила она пораженных
рабочих и работниц фермы по поводу загадочного для них исчезновения барышни.
За поселком находился заброшенный прииск, уже окончательно истощенный, но он был все-таки куплен у бывшего золотопромышленника каким-то оборотистым к-ским мещанином Харитоном Безымянным, и в нем для
виду копалось несколько
рабочих.
— Не обязан я отвечать, к кому зачем заходил! Я свободный гражданин советского государства! Почетный!
Рабочий, пролетарий! Имейте в
виду! Куда хочу, туда и отправляюсь!
Старик пошел, но при уходе бросил на молодого князя взгляд, полный искреннего сожаления. На его светлых глазах блестели слезы. На князя Сергея Сергеевича эта сцена между тем произвела тяжелое впечатление. Он стал быстро ходить по террасе, стараясь сильным движением побороть внутреннее волнение. Он, однако, решился во что бы то ни стало поставить на своем. Препятствие, в
виде неуместного противоречия Терентьича, еще более укрепило его в этом решении. Он стал с нетерпением ожидать прибытия в парк
рабочих.
Видом своим он напоминал интеллигентного
рабочего или студента, снявшего форму.
— Ну и гадюка же ты! — удивился
рабочий. — Тебе-то они чем помешали? А еще скажешь, позову ребят, они тебя научат, в лучшем
виде все поймешь.
От посла взяли принесенный им по обычаю букет «говорящих цветов», в знак миролюбивости посольства, и писание, в котором правитель изъяснял ему, в чем заключается дело, и потом тут же укорял его за то, что христиане ткачи и коверщики раздражают
рабочих, принимая в свои общины всяких ленивых и ничтожных людей, которые приходят просить крещения без всяких убеждений, единственно из-за одного того, чтобы жить в общине на счет верующих, и потом, пользуясь общественными приношениями в
виде хлеба, и мяса, и рыб, эти даром накормленные люди могут работать дешевле, чем прочие трудолюбивые мастера, имеющие на своем содержании целые семейства.
Казалось бы, что̀ может быть проще и естественнее того, чтобы, веками страдая от производимого самими над собою, без всякой для себя пользы, насилия,
рабочие люди, в особенности земледельцы, которых в России, да и во всем мире большинство, поняли наконец, что они страдают сами от себя, что та земельная собственность неработающих владельцев, от которой они больше всего страдают, поддерживается ими же самими, в
виде стражников, урядников, солдат; что точно так же все подати — и прямые и косвенные — собирают с самих себя они же сами в
виде старост, сотских, сборщиков податей и опять же полицейских и солдат.