Неточные совпадения
Он знал одну хорошенькую актрису и на вечере у нее ловко подделался к старику, потом подарил ему портрет этой актрисы своей
работы, напомнил ему о своей фамилии, о старых
связях и скоро был представлен старухам и дочери.
Побывав уже под Москвой в шахтах артезианского колодца и прочитав описание подземных клоак Парижа в романе Виктора Гюго «Отверженные», я решил во что бы то ни стало обследовать Неглинку. Это было продолжение моей постоянной
работы по изучению московских трущоб, с которыми Неглинка имела
связь, как мне пришлось узнать в притонах Грачевки и Цветного бульвара.
Обзор нескольких Записок Фонвизина по крестьянскому вопросу в
связи с указом 2 апреля 1842 г. в
работах: В. И. Семевского «Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX в.» (т. II, 1888, стр. 65 и сл… 85 и сл., 352 и сл., 365 и сл.) и H. М. Дружинина «Государственные крестьяне и реформы Киселева» (1946, стр. 626).]
Её лицо краснело ещё более, рот быстро закрывался и открывался, и слова сыпались из него тёмные в своей
связи и раздражающе резкие в отдельности. Кожемякин беспокойно оглядывался вокруг, смотрел на попадью, всё ниже и равнодушнее склонявшую голову над своей
работой, — эта серая гладкая голова казалась полною мыслей строгих, верных, но осторожных, она несколько успокаивала его.
Даже последовательности в
работе ее не замечается, хотя
связь, несомненно, существует.
В
связи с реформой 1861 года посессионные крестьяне были освобождены от личной зависимости, но многие крестьяне, обеспечивавшие себя
работой на предприятии только частично, остались после реформы без средств существования...
Вот что верно: у всех один закон —
работа для детей своих, у всех одна есть
связь!
Они опираются, конечно, при этом на
работу античной мысли и, надо думать, прежде всего на Платона, который в удивительном «Пармениде» своем, а также и в «Софисте» дал мастерский анализ вопроса о
связи бытия и небытия [В диалоге «Парменид», в этой «божественной игре» знающего свою мощь гения, диалектически вскрывается неразрывность бытия и небытия, бытие не только бытия, но и небытия, равно как и небытие не только небытия, но и бытия.
В
связи со всем этим во мне шла и внутренняя
работа, та борьба, в которой писательство окончательно победило, под прямым влиянием обновления нашей литературы, журналов, театра, прессы. Жизнь все сильнее тянула к
работе бытописателя. Опыты были проделаны в Дерпте в те последние два года, когда я еще продолжал слушать лекции по медицинскому факультету. Найдена была и та форма, в какой сложилось первое произведение, с которым я дерзнул выступить уже как настоящий драматург, еще нося голубой воротник.
И когда я, к концу 1864 года попав в тиски, поручил ему главное ведение дела со всеми его дрязгами, хлопотами и неприятностями, чтобы иметь свободу для моей литературной
работы, он сделался моим"alter ego", и в общих чертах его чисто редакционная деятельность не вредила журналу, но и не могла его особенно поднимать, а в деловом смысле он умел только держаться кое-как на поверхности, не имея сам ни денежных средств, ни личного кредита, ни
связей в деловых сферах.
Определенного, хотя бы и маленького, заработка я себе не обеспечил никакой постоянной
работой в журналах и газетах. Редакторство"Библиотеки"поставило меня в двойственный свет в тогдашних более радикальных кружках, и мне трудно было рассчитывать на помещение статей или даже беллетристики в радикальных органах. Да вдобавок тогда на журналы пошло гонение; а с газетным миром у меня не было еще тогда никаких личных
связей.
Другой покойник в гораздо большей степени мог бы считаться если не изгнанником, то"русским иностранцем", так как он с молодых лет покинул отечество (куда наезжал не больше двух-трех раз), поселился в Париже, пустил там глубокие корни, там издавал философский журнал, там вел свои научные и писательские
работы; там завязал обширные
связи во всех сферах парижского общества, сделался видным деятелем в масонстве и умер в звании профессора College de France, где занимал кафедру истории наук.
Эта старина — древняя Болгария (когда болгары еще сидели на Волге) и Византия — не находилась нимало в
связи с его постоянно взвинченным, чисто литературным настроением, но литературным не в смысле художественной писательской
работы, а по предметам своих чтений, бесед, записей.
Если бы за все пять лет забыть о том, что там, к востоку, есть обширная родиной что в ее центрах и даже в провинции началась
работа общественного роста, что оживились литература и пресса, что множество новых идей, упований, протестов подталкивало поступательное движение России в ожидании великих реформ, забыть и не знать ничего, кроме своих немецких книг, лекций, кабинетов, клиник, то вы не услыхали бы с кафедры ни единого звука, говорившего о
связи «Ливонских Афин» с общим отечеством Обособленность, исключительное тяготение к тому, что делается на немецком Западе и в Прибалтийском крае, вот какая нота слышалась всегда и везде.
Это все — для общего понимания последующего. А теперь прекращаю связный рассказ. Буду в хронологическом порядке передавать эпизоды так, как они выплывают в памяти, и не хочу разжижать их водою для того, чтобы дать связное повествование. Мне нравится, что говорит Сен-Симон: «То здание наилучшее, на которое затрачено всего менее цемента. Та машина наиболее совершенна, в которой меньше всего спаек. Та
работа наиболее ценна, в которой меньше всего фраз, предназначенных исключительно для
связи идей между собою».
Приехал осенью в Петербург. Понемножку расширялись знакомства, приобретались новые
связи.
Работа в нашем кружке становилась все интереснее. И все полнее охватывало душу настроение темной безвыходности, в которой билась общественная жизнь того времени.
Терпеть, чтобы тебя в грошовой газете всякий пасквилянт, получающий по три копейки со строки, срамил из-за ничтожества твоего Евлампия Григорьевича, чтобы над твоим «ученичком» издевались, как над идиотом, и тебя показывали в «натуральном виде» — так и стояло в фельетоне, — со всеми твоими тайными желаниями, замыслами, внутренней
работой, заботами о своей «интеллигенции», уме,
связях, артистических, ученых и литературных знакомствах?
Через два дня мы уезжаем, разлетаемся, как птицы, в разные стороны. Меня ждет школа и предстоящий весенний выпускной экзамен, а в
связи с ним безумная
работа к моменту, решающему мою судьбу. Других членов труппы ждут ангажементы в провинции и Петербурге.
За последнее время могущества графа Орлицкий был объездным врачом в поселениях полка короля Прусского. Этот полк Алексей Андреевич по этой причине особенно любил и проживал по неделям в особо предназначенной для него
связи в 3-й поселенной, роте у Ложитовского моста, выстроенного производителем
работ Алексеем Федоровичем Львовым. Здесь граф разговаривал с бабами, слушал их сплетни, заходил к поселянкам в отсутствие хозяев.
„Это страх действует! это мечта!” — думает она и пилит, сколько сил достает. Уже кольцо едва держится в цепи. Она просит Паткуля рвануть его ногою. Он исполняет ее волю; но звено не ломается. Роза опять за
работу. У пленника пилка идет успешнее: другая
связь в окне распилена; бечевка через него заброшена; слышно, что ее поймали… что ее привязывают… Роза собирает последние силы… вот пила то пойдет, то остановится, как страхом задержанное дыханье… вот несколько движений — и…
Он становится у окна, Роза — у ног его. Принимаются за
работу. Пилы ходят усердно. Звено, прикрепленное к одной ноге пленника, уже разрушено; распилена и одна
связь в окне. Надежда придает сил Паткулю; он загибает конец
связи и принимается за другую. Роза трудится также над другим звеном, обняв крепко ногу своего друга.