Неточные совпадения
«Все устроено как можно лучше: тело привезено обезображенное,
пуля из груди вынута. Все уверены, что причиною его смерти несчастный случай; только комендант, которому, вероятно, известна ваша ссора, покачал головой, но ничего не
сказал. Доказательств против вас нет никаких, и вы можете спать спокойно… если можете… Прощайте…»
— Посмотрим, однако ж, —
сказал Вулич. Он взвел опять курок, прицелился в фуражку, висевшую над окном; выстрел раздался — дым наполнил комнату. Когда он рассеялся, сняли фуражку: она была пробита в самой середине, и
пуля глубоко засела в стене.
Ах, да! я ведь тебе должен
сказать, что в городе все против тебя; они думают, что ты делаешь фальшивые бумажки, пристали ко мне, да я за тебя горой, наговорил им, что с тобой учился и отца знал; ну и, уж нечего говорить, слил им
пулю порядочную.
А уж упал с воза Бовдюг. Прямо под самое сердце пришлась ему
пуля, но собрал старый весь дух свой и
сказал: «Не жаль расстаться с светом. Дай бог и всякому такой кончины! Пусть же славится до конца века Русская земля!» И понеслась к вышинам Бовдюгова душа рассказать давно отошедшим старцам, как умеют биться на Русской земле и, еще лучше того, как умеют умирать в ней за святую веру.
Василиса Егоровна, присмиревшая под
пулями, взглянула на степь, на которой заметно было большое движение; потом оборотилась к мужу и
сказала ему: «Иван Кузмич, в животе и смерти бог волен: благослови Машу. Маша, подойди к отцу».
— И, пустое! —
сказала комендантша. — Где такая крепость, куда бы
пули не залетали? Чем Белогорская ненадежна? Слава богу, двадцать второй год в ней проживаем. Видали и башкирцев и киргизцев: авось и от Пугачева отсидимся!
Свет ты мой, Иван Кузмич, удалая солдатская головушка! не тронули тебя ни штыки прусские, ни
пули турецкие; не в честном бою положил ты свой живот, а сгинул от беглого каторжника!» — «Унять старую ведьму!» —
сказал Пугачев.
— О-очень понятно, —
сказал Самгин, чувствуя, что у него вспотели виски. — Представьте, что штатский вызывает вас и вы… человек высокой ценности, становитесь под его
пулю…
— Чудак, —
сказал коротконогий, обращаясь к Самгину, — от
пули бежит.
— Чтобы моих людей гонять? Нет, будь здоров!
Скажи спасибо, что тебе
пулю в морду не вкатили… Хо-хо-о! И — ступай! Марш!..
— Не охнул, —
сказал Калитин, выдув длинную струю дыма. — В глаз попала
пуля.
Он расписался, я эту подпись в книге потом видел, — встал,
сказал, что одеваться в мундир идет, прибежал в свою спальню, взял двухствольное охотничье свое ружье, зарядил, вкатил солдатскую
пулю, снял с правой ноги сапог, ружье упер в грудь, а ногой стал курок искать.
Как раз в этот момент выстрелил Калиновский.
Пуля сделала такой большой недолет, что даже не напугала птицу. Узнав, что стрелки не могли попасть в утку тогда, когда она была близко, он подошел к ним и, смеясь,
сказал...
— Моя рубашка хунхузы дырку делай, —
сказал Дерсу и показал свою куртку, простреленную
пулей. — Надо наша скоро ходи, — закончил он свой рассказ и стал надевать котомку.
«Жалею, —
сказал он, — что пистолет заряжен не черешневыми косточками…
пуля тяжела.
Я знаю это по себе: я был хороший стрелок дробью из ружья, а
пулей из винтовки или штуцера не мог попасть и близко цели; то же
сказать о большей части хороших охотников.
— С Иваном Федоровичем Епанчиным я действительно бывал в большой дружбе, — разливался генерал на вопросы Настасьи Филипповны. — Я, он и покойный князь Лев Николаевич Мышкин, сына которого я обнял сегодня после двадцатилетней разлуки, мы были трое неразлучные, так
сказать, кавалькада: Атос, Портос и Арамис. Но увы, один в могиле, сраженный клеветой и
пулей, другой перед вами и еще борется с клеветами и
пулями…
Государю так и не
сказали, и чистка все продолжалась до самой Крымской кампании. В тогдашнее время как стали ружья заряжать, а
пули в них и болтаются, потому что стволы кирпичом расчищены.
…Последняя могила Пушкина! Кажется, если бы при мне должна была случиться несчастная его история и если б я был на месте К. Данзаса, то роковая
пуля встретила бы мою грудь: я бы нашел средство сохранить поэта-товарища, достояние России, хотя не всем его стихам поклоняюсь; ты догадываешься, про что я хочу
сказать; он минутно забывал свое назначение и все это после нашей разлуки…
— Мне сегодня, капитан, один человек сказывал, что вы на охоте убиваете дичь больше серебряной
пулей, чем свинцовой: прикупаете иногда? —
сказал он ему.
— Сюда-то, должно,
пулей, —
сказал солдат, указывая на руку, — а уж здесь не могу знать, чем голову-то прошибло, — и он, нагнув ее, показал окровавленные и слипшиеся волоса на затылке.
А когда от него потребовали литературы, бедняк перепугался. Ему показали тетрадь француза, он покачал головой и
сказал, что по-немецки этому нельзя учить, а что есть хрестоматия Аллера, в которой все писатели с своими сочинениями состоят налицо. Но он этим не отделался: к нему пристали, чтоб он познакомил Юлию, как m-r
Пуле, с разными сочинителями.
— Она и на меня так же глядела, —
сказал Александров. — Мне даже пришло в голову, что если бы между мной и ею был стеклянный экран, то ее взгляд сделал бы в стекле круглую дырочку, как делает
пуля. Ах, зачем же вы мне сразу не
сказали?
— Как это странно, Анночка: боялся — не боялся. Понятное дело — боялся. Ты не верь, пожалуйста, тому, кто тебе
скажет, что не боялся и что свист
пуль для него самая сладкая музыка. Это или псих, или хвастун. Все одинаково боятся. Только один весь от страха раскисает, а другой себя держит в руках. И видишь: страх-то остается всегда один и тот же, а уменье держать себя от практики все возрастает: отсюда и герои и храбрецы. Так-то. Но испугался я один раз чуть не до смерти.
— Ах,
скажите, какой воин! — произнесла насмешливо Катрин. — Если вы меня
пулей угостите, вас сошлют на каторгу за это.
— Порох есть,
пули есть. Будет готово, —
сказал Гамзало и зарычал что-то непонятное.
— Да, —
сказал Бутлер после молчания, установившего смерть, — можно было стучать громко или тихо — все равно.
Пуля в лоб: точно так, как вы хотели.
— Он получит
пулю, — спокойно, почти рассеянно
сказала неизвестная женщина, и я вздрогнул. Ее появление начинало меня мучить — особенно эти беспечные, твердые глаза.
— Все не то, —
сказал старик, который, казалось, седел, пушился и уменьшался с каждой минутой, так он был дряхл. — Нет желания даже выехать посмотреть. В тысяча восемьсот… ну, все равно, я дрался на дуэли с Осборном. Он был в костюме «Кот в сапогах». Из меня вынули три
пули. Из него — семь. Он помер.
— Да, я не трус, это все
скажут. Если мою жизнь рассказать — будет роман. Так вот, начало стучать там, у Геза. Значит, всаживает в потолок
пули. И вот, взгляните…
— «Риверс-бульдог», —
сказал комиссар, подбрасывая ее на ладони. Он опустил
пулю в карман портфеля. — Убитый не воспользовался своим «кольтом».
— А в спине-то у тебя
пуля сидит, —
сказал Ванюша, убиравшийся в комнате.
Как мне приятно думать о бессильной злобе, о бешенстве, с которыми вы будете читать эти строки; а ведь вы слывете за порядочного человека и, вероятно, послали бы
пулю в лоб, если б кто-нибудь из равных вам
сказал это».
— Эй, ребята, убирайтесь! —
сказал Кирша. — А не то этот боярин как раз влепит ему
пулю в лоб: он шутить не любит.
— Не то чтоб жаль; но ведь, по правде
сказать, боярин Шалонский мне никакого зла не сделал; я ел его хлеб и соль. Вот дело другое, Юрий Дмитрич, конечно, без греха мог бы уходить Шалонского, да, на беду, у него есть дочка, так и ему нельзя… Эх, черт возьми! кабы можно было, вернулся бы назад!.. Ну, делать нечего… Эй вы, передовые!.. ступай! да пусть рыжий-то едет болотом первый и если вздумает дать стречка, так посадите ему в затылок
пулю… С богом!
— Ай да молодец! —
сказал Зарецкой, сделав шаг вперед; но в ту ж самую минуту вдоль неприятельской линии раздались ружейные выстрелы,
пули засвистали меж кустов и кто-то, схватив за руку Рославлева,
сказал...
— То-то ребячья простота! —
сказал сержант, покачивая головою. — Эх, дитятко! ведь они не в кулачки пришли драться; с
пулей да штыком бороться не станешь; да бог милостив!
— Да ведь я не за рябчиками пойду с ним? —
сказал Емелька, тоже ожесточаясь. — Ведь как оно
пулю далеко несет и как сильно бьет… А первое дело: свистон. Надел, чик! и готово…
— Ничего не выйдет, —
сказал Николай Матвеич с необычным для него азартом. — Из нарезного-то ствола ты и стреляй одной
пулей, а дробь разнесет…
Однако все три
пули всадил побледневший Саша, и две из них в самый центр. Колесников загудел от удовольствия, а он, все еще бледный, но, видимо, чрезвычайно довольный, переложил липнувший револьвер в левую руку и
сказал...
— Так… Так вот видишь ли, какое мое положение. Жить с нею я не могу: это выше сил моих. Пока я с тобой, я вот и философствую и улыбаюсь, но дома я совершенно падаю духом. Мне до такой степени жутко, что если бы мне
сказали, положим, что я обязан прожить с нею еще хоть один месяц, то я, кажется, пустил бы себе
пулю в лоб. И в то же время разойтись с ней нельзя. Она одинока, работать не умеет, денег нет ни у меня, ни у нее… Куда она денется? К кому пойдет? Ничего не придумаешь… Ну вот,
скажи: что делать?
— Вот, —
сказала Молли, бурно дыша. — И все, и ничего более. Теперь надо уходить. Я ухожу, Арколь. Хорошо, что у вас
пули.
о Суворов верно ему
скажет что-нибудь в этом роде, когда он первый взлетит, сквозь огонь и град
пуль турецких, на окровавленный вал и, колеблясь, истекая кровью от глубокой, хотя бездельной раны, водрузит на чуждую землю первое знамя с двуглавым орлом! — о, какие в поздравления, какие объятия после битвы…
«На рассвете деремся, это уж решено. С департаментом кончено. Ферфичкин
сказал давеча вместо департамента — департамент. Но где взять пистолетов? Вздор! Я возьму вперед жалованья и куплю. А пороху, а
пуль? Это дело секунданта. И как успеть все это к рассвету? И где я возьму секунданта? У меня нет знакомых…»
— Ай, —
сказал Сигби, — ну, ей-богу же, ты простак первой руки. И я тебе говорю: не одна
пуля засядет в теле кого-нибудь из нас, пока ты услышишь крик нового капитана: «Готовь крючья!»
Когда раненого Милорадовича принесли в конногвардейские казармы и Арендт, осмотрев его раны, приготовлялся вынуть
пулю, Милорадович
сказал ему: «Ну, ma foi, рана смертельная, я довольно видел раненых, так уж если надо еще
пулю вынимать, пошлите за моим старым лекарем; мне помочь нельзя, а старика огорчит, что не он делал операцию».
Верил я этому человеку. И стал было мне один арестантик говорить: «Ты, мол, зачем это с Безруким связываешься? Не гляди, что он живой на небо пялится: руку-то ему купец на разбое
пулей прострелил!..» Да я слушать не стал, тем более что и говорил-то он во хмелю, а я пьяных страсть не люблю. Отвернулся я от него, и он тоже осердился: «Пропадай, говорит, дурья голова!» А надо
сказать: справедливый был человек, хоть и пьяница.
На другой день, или, лучше
сказать, в тот же день, потому что уже рассветало, Балясников намеревался явиться к военному министру и настоятельно просить, чтоб немедленно вынули
пулю из его ноги и дали ему возможность скорее возвратиться к действующей армии.
На другой же день поутру Штофреген приехал к Балясникову, внимательно осмотрел и ощупал его рану и
сказал, что теперь
пулю нельзя вынуть, а надобно подождать, когда она опустится и выйдет из соседства костей.
Мирович. То-то, к несчастью, вы очень заботитесь и думаете обо мне: вы были так добры, что приискали даже мне место в компании «Беллы», чтобы спровадить таким образом меня в Америку. Управляющий ваш по ошибке хлопочет засадить меня в тюрьму и устроить там мне бесплатное помещение; на это я вам, милостивый государь,
скажу, что порядочные люди подобных подлых путей не избирают, и если возвращают себе жен, так
пулей или шпагой.