Неточные совпадения
— «Людей, говорит, моего
класса, которые принимают эту философию истории как истину обязательную и для них, я, говорит, считаю ду-ра-ка-ми, даже — предателями по неразумию их, потому что неоспоримый закон подлинной истории — эксплоатация сил природы и сил человека, и чем беспощаднее насилие — тем
выше культура». Каково, а? А там — закоренелые либералы были…
Нехлюдов, еще не выходя из вагона, заметил на дворе станции несколько богатых экипажей, запряженных четвернями и тройками сытых, побрякивающих бубенцами лошадей; выйдя же на потемневшую от дождя мокрую платформу, он увидал перед первым
классом кучку народа, среди которой выделялась
высокая толстая дама в шляпе с дорогими перьями, в ватерпруфе, и длинный молодой человек с тонкими ногами, в велосипедном костюме, с огромной сытой собакой в дорогом ошейнике.
Я двумя
классами выше и, разумеется, смотрю издали, со стороны.
Они расходились по домам из
класса со своими ранчиками за плечами, другие с кожаными мешочками на ремнях через плечо, одни в курточках, другие в пальтишках, а иные и в
высоких сапогах со складками на голенищах, в каких особенно любят щеголять маленькие детки, которых балуют зажиточные отцы.
Это был мальчик Смуров, состоявший в приготовительном
классе (тогда как Коля Красоткин был уже двумя
классами выше), сын зажиточного чиновника и которому, кажется, не позволяли родители водиться с Красоткиным, как с известнейшим отчаянным шалуном, так что Смуров, очевидно, выскочил теперь украдкой.
Фигура священника Крюковского была по — своему характерная и интересная. Однажды, уже в высших
классах, один из моих товарищей, Володкевич, добрый малый, любивший иногда поговорить о
высоких материях, сказал мне с глубокомысленным видом...
Он был
классом выше, но мы были близки и часто проводили время в разговорах о разных отвлеченных предметах.
— Что
высокий! Об нем никто не говорит, о высоком-то. А ты мне покажи пример такой на человеке развитом, из среднего
класса, из того, что вот считают бьющеюся, живою-то жилою русского общества. Покажи человека размышляющего. Одного человека такого покажи мне в таком положении.
На прошлой неделе, когда он проходил по платформе мимо того же курьерского поезда, он заметил
высокую, стройную, очень красивую даму в черном платье, стоявшую в дверях вагона первого
класса.
У Александрова сестра воспитывалась в Николаевском институте, и по
высоким номерам
классов он сразу догадался, что здесь учатся совсем еще девчонки. У кадет было наоборот.
И когда, уже в высших
классах, многие из юношей, преимущественно русских, научились толковать о весьма
высоких современных вопросах, и с таким видом, что вот только дождаться выпуска, и они порешат все дела, — Андрей Антонович всё еще продолжал заниматься самыми невинными школьничествами.
Лично я, впрочем,
выше всего ценил в Мартыне Степаныче его горячую любовь к детям и всякого рода дурачкам: он способен был целые дни их занимать и забавлять, хотя в то же время я смутно слышал историю его выхода из лицея, где он был инспектором
классов и где аки бы его обвиняли; а, по-моему, тут были виноваты сами мальчишки, которые, конечно, как и Александр Пушкин, затеявший всю эту историю, были склоннее читать Апулея [Апулей (II век) — римский писатель, автор знаменитого романа «Золотой осел» («Метаморфозы»).] и Вольтера, чем слушать Пилецкого.
Инспектора звали Тыквой за его лысую голову. И посыпались угрозы выгнать, истолочь в порошок, выпороть и обрить на барабане всякого, кто завтра на попечительский смотр не обреется и не острижется. Приехал попечитель, длинный и бритый. И предстали перед ним старшие
классы,
высокие и бритые — в полумасках. Загорелые лица и белые подбородки и верхние губы свежеобритые… смешные физиономии были.
В одном из вагонов третьего
класса сидел молодой человек, немного
выше среднего роста, одетый в теплое пальто с бобровым воротником.
В начале гимназического курса я привык смотреть на Тита с почтением: он был много старше меня и шел тремя или четырьмя
классами выше.
Огромная дверь на
высоком крыльце между колоннами, которую распахнул старый инвалид и которая, казалось, проглотила меня; две широкие и
высокие лестницы, ведущие во второй и третий этаж из сеней, освещаемые верхним куполом; крик и гул смешанных голосов, встретивший меня издали, вылетавший из всех
классов, потому что учителя еще не пришли, — все это я увидел, услышал и понял в первый раз.
Академическое предание убеждало этих людей, что трезвый, воздержный и самообладающий художник вовсе не художник; оно оправдывало эту порочную слабость, делало ее принадлежностью художника и насаждало около стен василеостровской академии целый
класс людей, утверждавших за собою право не владеть собою, ибо страсти их велики без меры и головою
выше всяких законов.
Вечером, для старших
классов в 10 часов, по приглашению дежурного надзирателя, все становились около своих мест и, сложивши руки с переплетенными пальцами, на минуту преклоняли головы, и затем каждый, сменив одежду на халат, а сапоги на туфли, клал платье на свое место на стол и ставил сапоги под лавку; затем весь
класс с величайшей поспешностью сбегал три этажа по лестнице и, пробежав через нетопленые сени, вступал в другую половину здания, занимаемого, как сказано
выше, темными дортуарами.
Молодой Перейра, малый моих лет, был во второй палате и никак не
выше третьего
класса, но зато отличался всякого рода шалостями и непокорством.
И это было великое дело — восстать на пороки сильные, господствующие, распространенные во всех
классах общества, начиная с самых высочайших, и чем
выше, тем больше, по крайней мере в отношении к первому.
Товарищи приняли Павла, как обыкновенно принимают новичков: только что он уселся в
классе, как один довольно
высокий ученик подошел к нему и крепко треснул его по лбу, приговаривая: «Эка, парень, лбина-то!» Потом другой шалун пошел и нажаловался на него учителю, говоря, что будто бы он толкается и не дает ему заниматься, тогда как Павел сидел, почти не шевелясь.
Быть может, порядочный человек культурного
класса и
выше такого же человека из мужиков, но всегда порочный человек из города неизмеримо гаже и грязнее порочного человека деревни.
Высокий носовой тенор меламеда речитативом произносил какой-нибудь стих, а затем
класс пел, чмокал и жужжал нараспев соответственную «тосефту» [«…соответственную тосефту» — соответствующую выдержку из талмуда.].
Сюда причисляем мы прежде всего сознание, о котором мы говорили
выше и которое в простом
классе несравненно развитее, нежели в других сословиях, [обеспеченных постоянным доходом,] — сознание, что надо жить своим трудом и не дармоедствовать.
— Какая же такая примета? — смеялся Андрей Николаевич и чувствовал, насколько он, человек образованный, прошедший два
класса реального училища,
выше этой темной девушки, верящей во всякие приметы.
Затем на эстраде появился
высокий гимназист седьмого
класса, Иван Шишкин, который очень хорошо читал стихи. Гимназист был встречен громом рукоплесканий на хорах, и бойко наизусть продекламировал некрасовского «Филантропа», по окончании которого чтеца вызывали раза три или четыре, причем он форсисто, но неловко раскланивался.
В половине третьего, по окончании
классов, когда гурьба гимназистов с гамом и шумом высыпала на улицу, учителя собрались в конференц-залу, по стенам которой стояли
высокие шкафы с чучелами птиц и моделями зверей; на шкафах — глобусы и семь мудрецов греческих; на столах и в витринах около окон — электрические и пневматические машины, вольтов столб, архимедов винт, лейденские банки, минералогические и археологические коллекции.
Начальница вошла не одна: вприпрыжку вбежал за ней торжествующий Ренталь, а на почтительном расстоянии за maman следовали маленькая шарообразная женщина и
высокий сухопарый брюнет — это были инспектриса мадемуазель Краюшкина и инспектор
классов господин Лабунский.
Средний человек всех социальных
классов и группировок всегда имеет не очень
высокие личные качества, он детерминирован социальной средой, находится во власти социальной обыденности.
Наконец, последняя, Валя Лер, была живая, маленькая девочка, немного
выше Крошки, с прелестным личиком саксонской куколки и удивительно метким язычком, которого побаивались в
классе.
Очень
высокая и полная девочка поднялась с последней скамейки и неохотно, вяло пошла на середину
класса.
Едва девочки успели обсудить и одобрить предложенные Бельской пункты, как в
класс вошла инспектриса. Очень
высокая, очень сердитая и очень болезненная, она не умела ни прощать, ни миловать. Это была как бы старшая сестра нашего Пугача, но еще более строптивая и желчная.
На обратном пути, проходя с тою же Додо мимо швейцарской, по дороге в
класс я увидела
высокую, статную фигуру отца за стеклянной дверью.
Следующий
класс был батюшки. Уже в начале урока по партам путешествовала записочка с вопросом; как назвать ворону? Внизу уже стояла целая шеренга имен вроде: Душки, Cadeau, Orpheline, Смолянки и Amie, когда, осененная внезапной мыслью, я подмахнула под
выше написанными именами «Крошка» и, торжествуя, перебросила записку Краснушке.
По
классам он был меня моложе, ростом не
выше (даже чуть-чуть ниже), учился средне, на сшибалке совсем плохо сшибался.
Длинный, длинный коридор, по обеим сторонам которого
высокие, большие двери с надписями: «библиотека», «музыкальный
класс», «репетиционная»… В самом конце, над дальней дверью, небольшой образ, здесь домовая церковь.
— И с вами я не могу вполне согласиться. Обязательная служба — тяжелая мера. Ее можно было оправдывать прежде, когда служилый
класс составлял охрану государства, и потом, когда Петр отдал нас в науку. Но теперь это было бы только доказательством того, что в самом сословии нет внутреннего понимания своей
высокой роли.
«Слышала ли, сестрица, — в письмах Суворов, иногда в шутку, так называл свою дочь, — душа моя. От моей щедрой матушки — рескрипт на полулисте, будто Александру Македонскому; знаки святого Андрея тысяч в пятьдесят, да
выше всего, голубушка, первый
класс святого Георгия. Вот каков твой папенька за доброе сердце. Чуть, право, от радости не умер».
Мать, как овдовела, разливалась и в разговорах, и в письмах о
высоких качествах покойного; но это сводилось больше к «министерской» пенсии, которую ей выхлопотали, и к званию особы «второго
класса».
В общем вагоне первого
класса «для курящих» по разным углам на просторе разместились: старый еврей-банкир, со всех сторон обложившийся дорогими и прихотливыми несессерами; двое молодых гвардейских офицеров из «новоиспеченных»; артельщик в
высоких со скрипом с сборами сапогах, с туго набитой дорожной сумкой через плечо; худощавый немец, беспрестанно кашляющий и успевший уже заплевать вокруг себя ковер на протяжении квадратного аршина, и прехорошенькая блондинка, с большими слегка подведенными глазами и в громадной, с экипажное колесо, шляпе на пепельных, тщательно подвитых волосах.
— Вот как он понимает призвание сознательного рабочего в наше грозное, трудное и радостное время! Посмотрите на эти лакированные ботинки и зеленые носочки: вот тебе
высокая боевая цель, рабочий
класс!
Высокая, плотная, загорелая, с огромными руками и ногами, как-то нелепо вылезавшими из слишком короткого и узкого, очевидно, с чужого плеча, платья, с гладко зачесанными, что называется зализанными, волосами и крупными чертами лица, новенькая внимательно оглядывала
класс без малейшей тени смущения и робости.
Таисия Павловна, худенькая молодая «дама» третьего
класса, со своей обычной, всегда немного грустной улыбкой, заторопилась навстречу
высокой представительной директрисе.