Неточные совпадения
Анна улыбалась, и улыбка передавалась ему. Она задумывалась, и он становился серьезен. Какая-то сверхъестественная
сила притягивала глаза Кити к лицу Анны. Она была прелестна в своем
простом черном платье, прелестны были ее полные руки с браслетами, прелестна твердая шея с ниткой жемчуга, прелестны вьющиеся волосы расстроившейся прически, прелестны грациозные легкие движения маленьких ног и рук, прелестно это красивое лицо в своем оживлении; но было что-то ужасное и жестокое в ее прелести.
Эта
простая мысль отрадно поразила меня, и я ближе придвинулся к Наталье Савишне. Она сложила руки на груди и взглянула кверху; впалые влажные глаза ее выражали великую, но спокойную печаль. Она твердо надеялась, что бог ненадолго разлучил ее с тою, на которой столько лет была сосредоточена вся
сила ее любви.
И каждое
простое слово сей речи, выговоренное голосом, летевшим прямо с сердечного дна, было облечено в
силу.
Не помня, как оставила дом, Ассоль бежала уже к морю, подхваченная неодолимым ветром события; на первом углу она остановилась почти без
сил; ее ноги подкашивались, дыхание срывалось и гасло, сознание держалось на волоске. Вне себя от страха потерять волю, она топнула ногой и оправилась. Временами то крыша, то забор скрывали от нее алые паруса; тогда, боясь, не исчезли ли они, как
простой призрак, она торопилась миновать мучительное препятствие и, снова увидев корабль, останавливалась облегченно вздохнуть.
Знатная дама, чье лицо и фигура, казалось, могли отвечать лишь ледяным молчанием огненным голосам жизни, чья тонкая красота скорее отталкивала, чем привлекала, так как в ней чувствовалось надменное усилие воли, лишенное женственного притяжения, — эта Лилиан Грэй, оставаясь наедине с мальчиком, делалась
простой мамой, говорившей любящим, кротким тоном те самые сердечные пустяки, какие не передашь на бумаге, — их
сила в чувстве, не в самих них.
Совершенно невозможно было представить, что такие
простые, скромные люди, спокойно уверенные в своей
силе, могут пойти за веселыми студентами и какими-то полуумными честолюбцами.
«Русь наша — страна
силы неистощимой»… «Нет, не мы, книжники, мечтатели, пленники красивого слова, не мы вершим судьбы родины — есть иная, незримая
сила, —
сила простых сердцем и умом…»
Травник оказался такой жгучей
силы, что у Самгина перехватило дыхание и померкло в глазах. Оказалось, что травник этот необходимо закусывать маринованным стручковым перцем. Затем нужно было выпить «для осадки» рюмку
простой водки с «рижским бальзамом» и закусить ее соловецкой селедкой.
Она видит его
силы, способности, знает, сколько он может, и покорно ждет его владычества. Чудная Ольга! Невозмутимая, неробкая,
простая, но решительная женщина, естественная, как сама жизнь!
А она, совершив подвиг, устояв там, где падают ничком мелкие натуры, вынесши и свое и чужое бремя с разумом и величием, тут же, на его глазах, мало-помалу опять обращалась в
простую женщину, уходила в мелочи жизни, как будто пряча свои
силы и величие опять — до случая, даже не подозревая, как она вдруг выросла, стала героиней и какой подвиг совершила.
Ей прежде всего бросилась в глаза — зыбкость, односторонность, пробелы, местами будто умышленная ложь пропаганды, на которую тратились живые
силы, дарования, бойкий ум и ненасытная жажда самолюбия и самонадеянности, в ущерб
простым и очевидным, готовым уже правдам жизни, только потому, как казалось ей, что они были готовые.
«Что делать? рваться из всех
сил в этой борьбе с расставленными капканами и все стремиться к чему-то прочному, безмятежно-покойному, к чему стремятся вон и те
простые души?» Он оглянулся на молящихся стариков и старух. «Или бессмысленно купаться в мутных волнах этой бесцельно текущей жизни!»
Чувство это было то самое
простое чувство жалости и умиления, которое он испытал в первый раз на свидании с нею в тюрьме и потом, с новой
силой, после больницы, когда он, поборов свое отвращение, простил ее за воображаемую историю с фельдшером (несправедливость которой разъяснилась потом); это было то же самое чувство, но только с тою разницею, что тогда оно было временно, теперь же оно стало постоянным.
Наш культурный и интеллигентный слой не имел
силы сознать себя народом и с завистью и вожделением смотрел на народность
простого народа.
Эта борьба за национальное бытие — не утилитарная борьба, она всегда есть борьба за ценность, за творческую
силу, а не за элементарный факт жизни, не за
простые интересы.
Одни сутки мы
простояли на месте. Нужно было отдохнуть, собраться с
силами и привести в порядок свои вещи.
Потом я узнал, что
простые швейцарские вина, вовсе не крепкие на вкус, получают с летами большую
силу и особенно действуют на непривычных. Канцлер нарочно мне не сказал этого. К тому же, если б он и сказал, я не стал бы отказываться от добродушного угощения крестьян, от их тостов и еще менее не стал бы церемонно мочить губы и ломаться. Что я хорошо поступил, доказывается тем, что через год, проездом из Берна в Женеву, я встретил на одной станции моратского префекта.
Все признавали, от мелкого торговца до губернского начальства, что нет такой
силы, которая бы заставила судью покривить душою против совести и закона, но… и при этом находили, что если бы судья вдобавок принимал умеренные «благодарности», то было бы понятнее,
проще и вообще «более по — людски»…
Нам очень нравилось это юмористическое объяснение, побеждавшее ужасное представление о воющем привидении, и мы впоследствии часто просили отца вновь рассказывать нам это происшествие. Рассказ кончался веселым смехом… Но это трезвое объяснение на кухне не произвело ни малейшего впечатления. Кухарка Будзиньская, а за ней и другие объяснили дело еще
проще: солдат и сам знался с нечистой
силой; он по — приятельски столковался с «марой», и нечистый ушел в другое место.
В качестве «заведомого ябедника» ему это было воспрещено, но тем большим доверием его «бумаги» пользовались среди
простого народа: думали, что запретили ему писать именно потому, что каждая его бумага обладала такой
силой, с которой не могло справиться самое большое начальство.
— Нужно быть сумасшедшим, чтобы не понимать такой
простой вещи. Деньги — то же, что солнечный свет, воздух, вода, первые поцелуи влюбленных, — в них скрыта животворящая
сила, и никто не имеет права скрывать эту
силу. Деньги должны работать, как всякая
сила, и давать жизнь, проливать эту жизнь, испускать ее лучами.
Больная привязалась к доктору и часто задерживала его своими разговорами. Чем-то таким хорошим, чистым и нетронутым веяло от этого девичьего лица, которому болезнь придала такую милую серьезность. Раньше доктор не замечал, какое лицо у Устеньки, а теперь удивлялся ее типичной красоте. Да, это было настоящее русское лицо, хорошее своим
простым выражением и какою-то затаенною ласковою
силой.
А в конце изображается опять, как живая
сила простых, патриархальных отношений берет верх над язвою современной полуобразованности, возвращает заблудшую дочь в родительский дом и торжествует, в лице Бородкина, восстановляя ее естественные права в кругу всех ей близких.
И действительно, увлекшись негодованием против мишурной образованности господ, подобных Вихореву, сбивающих с толку
простых русских людей, Островский не с достаточной
силой и ясностью выставил здесь те причины, вследствие которых русский человек может увлекаться подобными господами.
Рассмотреть это нравственное искажение — представляет задачу, гораздо более сложную и трудную, нежели указать
простое падение внутренней
силы человека под тяжестью внешнего гнета.
И не хочет понять самой
простой истины: что не нужно усыплять в человеке его внутренние
силы и связывать ему руки и ноги, если хотят, чтоб он мог успешно бороться с своими врагами.
Несколько мгновений они
простояли так друг против друга, лицом к лицу. Ганя всё еще держал ее руку в своей руке. Варя дернула раз, другой, изо всей
силы, но не выдержала и вдруг, вне себя, плюнула брату в лицо.
— Откроем приют для угнетенных; сплотимся, дружно поможем общими
силами частному горю и защитим личность от семьи и общества. Сильный поработает за бессильного: желудки не будут пугать, так и головы смелее станут. Дело
простое.
Впоследствии понял я высокий смысл этих
простых слов, которые успокоивают всякое волненье, усмиряют всякий человеческий ропот и под благодатною
силою которых до сих пор живет православная Русь. Ясно и тихо становится на душе человека, с верою сказавшего и с верою услыхавшего их.
В последнем случае одною из побудительных причин, поддававшей Авдею Никитичу неиссякаемый прилив энергии, служило самое
простое обстоятельство: он не мог никак примазаться к заводам, куда его неудержимо тянуло в
силу семейных традиций, и теперь в качестве земского деятеля солил заводоуправлению в его настоящем составе.
Матери казалось, что Людмила сегодня иная,
проще и ближе ей. В гибких колебаниях ее стройного тела было много красоты и
силы, несколько смягчавшей строгое и бледное лицо. За ночь увеличились круги под ее глазами. И чувствовалось в ней напряженное усилие, туго натянутая струна в душе.
Часто пели песни.
Простые, всем известные песни пели громко и весело, но иногда запевали новые, как-то особенно складные, но невеселые и необычные по напевам. Их пели вполголоса, серьезно, точно церковное. Лица певцов бледнели, разгорались, и в звучных словах чувствовалась большая
сила.
Но он видел в себе человека только издалека и не мог отдаться
простым требованиям человека из-за требований, со всех сторон предъявляемых к царю; признать же требования человека более обязательными, чем требования царя, у него не было
сил.
— Нет, не потому это, Пименыч, — прервал писарь, — а оттого, что
простой человек, окроме как своего невежества, натурального естества ни в жизнь произойти не в
силах. Ну, скажи ты сам, какие тут, кажется, гласы слышать? известно, трава зябёт, хошь в поле, хошь в лесу — везде одно дело!
Иногда эта добродетельная наклонность вознаграждается самым обидным образом. Трудишься-трудишься иной раз, выбиваешься из
сил, симпатизируя и стараясь что-нибудь выведать из преступника — разумеется, pour son propre bien, [ради его собственного блага (франц.).] — и достигнешь только того, что обвиняемый, не без горькой иронии, к тебе же обращается с следующими
простыми словами...
Возьмем для примера хоть страх завтрашнего дня. Сколько постыдного заключается в этой трехсловной мелочи! Каким образом она могла въесться в существование человека, существа по преимуществу предусмотрительного, обладающего зиждительною
силою? Что придавило его? что заставило так безусловно подчиниться
простой и постыдной мелочи?
По совести говорю: общество, в котором"учение о шкуре"утвердилось на прочных основаниях, общество, которого творческие
силы всецело подавлены, одним словом: случайность — такое общество, какие бы внешние усилия оно ни делало, не может прийти ни к безопасности, ни к спокойствию, ни даже к
простому благочинию. Ни к чему, кроме бессрочного вращания, в порочном кругу тревог, и в конце концов… самоумерщвления.
Предаваясь этому движению, человек совершает
простую обрядность, не только не требующую помощи мыслящей
силы, но даже идущую прямо для мысли.
Однако у меня почему-то недостало
силы уехать. Я до конца вечера мрачно
простоял на одном месте, и только когда все, разъезжаясь, столпились в передней и лакей надел мне шинель на конец шляпы, так что она поднялась, я сквозь слезы болезненно засмеялся и, не обращаясь ни к кому в особенности, сказал-таки: «Comme c’est gracieux». [Как это мило (фр.).]
Совершенно дикая мысль осеняет голову Александрова: «А что, если этот очаровательный звук и эта звездочка, похожая на непроливающуюся девичью слезу, и далекий, далекий отсюда только что повеявший, ласковый и скромный запах резеды, и все
простые радости мира суть только видоизменения одной и той же божественной и бессмертной
силы?»
Но ныне, когда всё уже кончилось, я полагаю, что всё это тогда совершилось гораздо
проще: во-первых, он побоялся брать лошадей, потому что Варвара Петровна могла проведать и задержать его
силой, что наверно и исполнила бы, а он наверно бы подчинился и — прощай тогда великая идея навеки.
Плотная масса одинаковых людей весело текла по улице единою
силою, возбуждавшей чувство приязни к ней, желание погрузиться в нее, как в реку, войти, как в лес. Эти люди ничего не боятся, на все смотрят смело, все могут победить, они достигнут всего, чего захотят, а главное — все они
простые, добрые.
Ведь, как это ни просто, и как ни старо, и как бы мы ни одуряли себя лицемерием и вытекающим из него самовнушением, ничто не может разрушить несомненности той
простой и ясной истины, что никакие внешние усилия не могут обеспечить нашей жизни, неизбежно связанной с неотвратимыми страданиями и кончающейся еще более неотвратимой смертью, могущей наступить для каждого из нас всякую минуту, и что потому жизнь наша не может иметь никакого другого смысла, как только исполнение всякую минуту того, что хочет от нас
сила, пославшая нас в жизнь и давшая нам в этой жизни одного несомненного руководителя: наше разумное сознание.
Это обилие мыслей,
простых, понятных, легко разрешавших сложную путаницу жизни, вооружало душу бодростью, внушая доверие к людям, к
силе их разума и уважение к добрым намерениям их.
— Нет, нет… Вы этого не можете понять, а я это чувствую… Вот здесь, — она крепко притиснула руку к груди, — в душе чувствую. Весь наш род проклят во веки веков. Да вы посудите сами: кто же нам помогает, как не он? Разве может
простой человек сделать то, что я могу? Вся наша
сила от него идет.
А сколько по этим кладбищам гниет не успевших даже проявить себя талантов, сильных людей, может быть, гениев, — смотришь на эти могилы и чувствуешь, что сам идешь по дороге вот этих неудачников-мертвецов, проделываешь те же ошибки, повинуясь
простому физическому закону центростремительной
силы.
Эти речи сильно смущали Нюшу, но она скоро одумывалась, когда Феня уходила. Именно теперь, когда возможность разлуки с Алешкой являлась более чем вероятной, она почувствовала со всей
силой, как любила этого
простого, хорошего парня, который в ней души не чаял. Она ничего лучшего не желала и была счастлива своим решением.
Упование на господа и любовь к отечеству превозмогли всю
силу многочисленного неприятеля:
простые крестьяне стояли твердо, как поседевшие в боях воины, бились с ожесточением и гибли, как герои.
Свойства эти не были, однако ж, следствием усталости или преклонности лет: три-четыре версты от Сосновки до того места, где мы застали его, никого не могли утомить; что ж касается до лет, ему было сорок пять, и уж никак не более пятидесяти — возраст, в котором наши простолюдины благодаря постоянной деятельности и
простой, неприхотливой жизни сохраняют крепость и
силу.
Я буду мужа любить, Тиша, голубчик мой, ни на кого тебя не променяю!» Но усилие уже выше ее возможности; через минуту она чувствует, что ей не отделаться от возникшей любви: «Разве я хочу о нем думать, — говорит она, — да что делать, коли из головы нейдет?» В этих
простых словах очень ясно выражается, как
сила естественных стремлений неприметно для самой Катерины одерживает в ней победу над всеми внешними требованиями, предрассудками и искусственными комбинациями, в которых запутана жизнь ее.