Неточные совпадения
Вы слышали вчера
проповедника, которого я
знал юношей, когда он был столяром.
С необычной для себя словоохотливостью, подчиняясь неясному желанию
узнать что-то важное, Самгин быстро рассказал о
проповеднике с тремя пальцами, о Лютове, Дьяконе, Прейсе.
— Был
проповедник здесь, в подвале жил, требухой торговал на Сухаревке. Учил: камень — дурак, дерево — дурак, и бог — дурак! Я тогда молчал. «Врешь, думаю, Христос — умен!» А теперь —
знаю: все это для утешения! Все — слова. Христос тоже — мертвое слово. Правы отрицающие, а не утверждающие. Что можно утверждать против ужаса? Ложь. Ложь утверждается. Ничего нет, кроме великого горя человеческого. Остальное — дома, и веры, и всякая роскошь, и смирение — ложь!
Впрочем, в встрече его с нею и в двухлетних страданиях его было много и сложного: «он не захотел фатума жизни; ему нужна была свобода, а не рабство фатума; через рабство фатума он принужден был оскорбить маму, которая просидела в Кенигсберге…» К тому же этого человека, во всяком случае, я считал
проповедником: он носил в сердце золотой век и
знал будущее об атеизме; и вот встреча с нею все надломила, все извратила!
— Оно не подтвердило, потому что не входило и не может входить в рассмотрение самого дела, — сказал Селенин, щуря глаза. — Ты, верно, у тетушки остановился, — прибавил он, очевидно желая переменить разговор. — Я вчера
узнал от нее, что ты здесь. Графиня приглашала меня вместе с тобой присутствовать на собрании приезжего
проповедника, — улыбаясь губами, сказал Селенин.
— Запишем. Теперь предположим другое — что ты являешься сюда как
проповедник лучшей, честной жизни, вроде этакого спасителя погибающих душ.
Знаешь, как на заре христианства иные святые отцы вместо того, чтобы стоять на столпе тридцать лет или жить в лесной пещере, шли на торжища в дома веселья, к блудницам и скоморохам. Но ведь ты не так?
— Обращаться не
знают как. Азията в веру приводить надо со страхом, чтобы он трясся от перепуга, а они им бога смирного проповедывают. Это попервоначалу никак не годится, потому что азият смирного бога без угрозы ни за что не уважит и
проповедников побьет.
Секретарь с усмешкой сказал, что „бедному удобнее в царствие Божие внити“, чтό мы и без его благородия
знали, а отец ключарь при сем рассказали небезынтересный анекдот об одном академическом студенте, который впоследствии был знаменитым святителем и
проповедником.
Не только христиане, но все язычники тысячи лет тому назад
знали зло войны и благо мира. Так что совет
проповедникам Евангелия проповедовать о зле войны и благе мира в 3-е воскресенье декабря совершенно излишен.
— Ну, разумеется! У кого виски белые, тот меня одобрит, ибо жизнь ему знакома. А
проповедники — разве они
знают действительность, разве считаются с нею?
На французском языке были выписаны Массильон, Флешье и Бурдалу, как
проповедники; сказки Шехеразады, «Дон Кишот», «Смерть Авеля», Геснеровы «Идиллии», «Вакфильдский священник», две натуральные истории, и в том числе одна с картинками, каких авторов — не
знаю.
Я
узнал фамилию толстовца — Клопский,
узнал, где он живет, и на другой день вечером явился к нему. Жил он в доме двух девушек-помещиц, с ними он и сидел в саду за столом, в тени огромной старой липы. Одетый в белые штаны и такую же рубаху, расстегнутую на темной волосатой груди, длинный, угловатый, сухой, — он очень хорошо отвечал моему представлению о бездомном апостоле,
проповеднике истины.
— А каждый, кто
знал его — любил его! — закончил
проповедник.
— Или волокитство, хочешь ты сказать, — прервал Волынской, несколько смутившись и покраснев. — О! эта шалость, из тысячи подобных, не опасна!.. Ты
знаешь, холодный
проповедник, что я не в состоянии пристраститься ни к одной женщине. Мариорица мила, прелестна… это правда; но один поцелуй — и страсть промелькнет вместе с ним, как потешный огонек.
— Уж не
знаю с какой точки, — строго сказал старший генерал, —
знаю только то, что солдату надо быть солдатом, а не
проповедником.
Богатый гроб Трофима повезли на кладбище Александро-Невской Лавры. За гробом шла толпа знакомых, ездивших на богатые обеды и ужины богача-золотопромышленника. Один
проповедник, славившийся тогда в Петербурге даром красноречия, произнес надгробное слово и много говорил о добродетели, благочестии и счастливой жизни усопшего. Никто, кроме Бога, не
знал о преступлении Трофима, ни о том, какое наказание постигло его с той минуты, как он потерял в себе Бога.