Неточные совпадения
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что
у вас больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству
врача.
— Ага, — сказал Самгин и отошел прочь, опасаясь, что скажет еще что-нибудь неловкое. Он чувствовал себя нехорошо, — было физически неприятно, точно он заболевал, как месяца два тому назад, когда
врач определил
у него избыток кислот в желудке.
Деловито наивное бесстыдство этой девушки и то, что она аккуратно, как незнакомый
врач за визит, берет с него деньги, вызывало
у Самгина презрение к ней.
— Вот и займись гинекологией, будешь дамским
врачом. Наружность
у тебя счастливая.
Возвратясь домой, он увидал
у ворот полицейского, на крыльце дома — другого; оказалось, что полиция желала арестовать Инокова, но доктор воспротивился этому; сейчас приедут полицейский
врач и судебный следователь для проверки показаний доктора и допроса Инокова, буде он окажется в силах дать показание по обвинению его «в нанесении тяжких увечий, последствием коих была смерть».
Голландцы, на пути в Индию и оттуда, начали заходить на мыс и выменивали
у жителей провизию. Потом уже голландская Ост-Индская компания, по предложению
врача фон Рибека, заняла Столовую бухту.
Войдя в его великолепную квартиру собственного дома с огромными растениями и удивительными занавесками в окнах и вообще той дорогой обстановкой, свидетельствующей о дурашных, т. е. без труда полученных деньгах, которая бывает только
у людей неожиданно разбогатевших, Нехлюдов застал в приемной дожидающихся очереди просителей, как
у врачей, уныло сидящих около столов с долженствующими утешать их иллюстрированными журналами.
У Туркиных перебывали все городские
врачи; дошла наконец очередь и до земского.
Кстати, уже всем почти было известно в городе, что приезжий знаменитый
врач в какие-нибудь два-три дня своего
у нас пребывания позволил себе несколько чрезвычайно обидных отзывов насчет дарований доктора Герценштубе.
А между тем дело было гораздо проще и произошло крайне естественно:
у супруги Ипполита Кирилловича другой день как болели зубы, и ему надо же было куда-нибудь убежать от ее стонов;
врач же уже по существу своему не мог быть вечером нигде иначе как за картами.
А между тем как раз
у него сидели в эту минуту за ералашем прокурор и наш земский
врач Варвинский, молодой человек, только что к нам прибывший из Петербурга, один из блистательно окончивших курс в Петербургской медицинской академии.
В конце концов Стабровский обратился к своим провинциальным
врачам,
у которых было и времени больше, и усердия, и свежей наблюдательности.
Это давно уже признанный сумасшедший, был на испытании
у врача, параноик.
У военных команд свои лазареты и
врачи, и случается нередко, что военные
врачи временно исправляют должность тюремных: так, при мне, за отсутствием заведующего медицинскою частью, уехавшего на тюремную выставку, и тюремного
врача, подавшего в отставку, лазаретом в Александровске заведовал военный
врач; также в Дуэ при мне во время экзекуции военный
врач заменял тюремного.
Другой, страдающий кровохарканием, узнав, что я
врач, всё ходил за мной и спрашивал, не чахотка ли
у него, и пытливо засматривал мне в глаза.
Ввиду того, что солдаты лечатся
у своих военных
врачей, а чиновники и их семьи
у себя на дому, надо думать, что в число 11309 вошли только ссыльные и их семьи, причем каторжные составляли большинство, и что таким образом каждый ссыльный и прикосновенный к ссылке обращался за медицинскою помощью не менее одного раза в год.
Эти партии бродят по совершенно не исследованной местности, на которую никогда еще не ступала нога топографа; места отыскивают, но неизвестно, как высоко лежат они над уровнем моря, какая тут почва, какая вода и проч.; о пригодности их к заселению и сельскохозяйственной культуре администрация может судить только гадательно, и потому обыкновенно ставится окончательное решение в пользу того или другого места прямо наудачу, на авось, и при этом не спрашивают мнения ни
у врача, ни
у топографа, которого на Сахалине нет, а землемер является на новое место, когда уже земля раскорчевана и на ней живут.
Врач, который сопровождал меня, когда я заметил ему, что не мешало бы дать старику хоть валериановых капель, сказал, что
у фельдшера в Воеводской тюрьме нет никаких лекарств.
Сахалине брюшного тифа, хотя я обошел там все избы и бывал в лазаретах; некоторые
врачи уверяли меня, что этой формы на острове нет вовсе, и она осталась
у меня под большим сомнением.
Суббота была обычным днем докторского осмотра, к которому во всех домах готовились очень тщательно и с трепетом, как, впрочем, готовятся и дамы из общества, собираясь с визитом к врачу-специалисту: старательно делали свой интимный туалет и непременно надевали чистое нижнее белье, даже по возможности более нарядное. Окна на улицу были закрыты ставнями, а
у одного из тех окон, что выходили во двор, поставили стол с твердым валиком под спину.
Доктор Клименко — городской
врач — приготовлял в зале все необходимое для осмотра: раствор сулемы, вазелин и другие вещи, и все это расставлял на отдельном маленьком столике. Здесь же
у него лежали и белые бланки девушек, заменявшие им паспорта, и общий алфавитный список. Девушки, одетые только в сорочки, чулки и туфли, стояли и сидели в отдалении. Ближе к столу стояла сама хозяйка — Анна Марковна, а немножко сзади ее — Эмма Эдуардовна и Зося.
Пришедший
врач объявил, что
у Павла нервная горячка, и Симонов сам принялся ставить больному горчичники, обтирать его уксусом с вином, беспрестанно бранил помогавшую ему при этом жену свою, называя ее бабой-ротозейкой и дурой необразованной.
–…И все нумера обязаны пройти установленный курс искусства и наук… — моим голосом сказала I. Потом отдернула штору — подняла глаза: сквозь темные окна пылал камин. — В Медицинском Бюро
у меня есть один
врач — он записан на меня. И если я попрошу — он выдаст вам удостоверение, что вы были больны. Ну?
Пускай губернатор, с термометром в руках, измеряет теплоту чувств
у сельских учителей и
у женщин-врачей; с какой стати я буду вступаться?
А вон этот господин, застегнутый, как Домби [Домби — герой романа Ч.Диккенса (1812—1870) «Домби и сын».], на все пуговицы,
у которого, по мнению
врачей, от разливающейся каждый день желчи окончательно сгнила печенка, — неужели этот аспид человечества приехал веселиться?
Он член какого-то совета, секретарь какого-то общества, и профессор, и
врач нескольких казенных заведений, и
врач для бедных, и непременный посетитель всех консультаций;
у него и огромная практика.
Тому и другому пришлось оставить сотрудничество после следующего случая: П.И. Кичеев встретил в театре репортера «Русского курьера», которому он не раз давал сведения для газеты, и рассказал ему, что сегодня лопнул самый большой колокол в Страстном монастыре, но это стараются скрыть, и второе, что вчера на Бронной
у модистки родились близнецы, сросшиеся между собою спинами, мальчик и девочка, и оба живы-здоровы, и
врачи определили, что они будут жить.
— Против холеры первое средство — медь на голом теле… Старинное средство, испытанное! [Теперь, когда я уже написал эти строки, я рассказал это моему приятелю врачу-гомеопату, и он нисколько не удивился.
У нас во время холеры как предохранительное средство носили на шее медные пластинки. Это еще
у Ганнемана есть.]
Беру смелость напомнить Вам об себе: я старый Ваш знакомый, Мартын Степаныч Пилецкий, и по воле божией очутился нежданно-негаданно в весьма недалеком от Вас соседстве — я гощу в усадьбе Ивана Петровича Артасьева и несколько дней тому назад столь сильно заболел, что едва имею силы начертать эти немногие строки, а между тем, по общим слухам,
у Вас есть больница и при оной искусный и добрый
врач. Не будет ли он столь милостив ко мне, чтобы посетить меня и уменьшить хоть несколько мои тяжкие страдания.
Входя в дом Аггея Никитича, почтенный аптекарь не совсем покойным взором осматривал комнаты; он, кажется, боялся встретить тут жену свою; но, впрочем, увидев больного действительно в опасном положении, он забыл все и исключительно предался заботам
врача; обложив в нескольких местах громадную фигуру Аггея Никитича горчичниками, он съездил в аптеку, привез оттуда нужные лекарства и, таким образом, просидел вместе с поручиком
у больного до самого утра, когда тот начал несколько посвободнее дышать и, по-видимому, заснул довольно спокойным сном.
—
У Егора Егорыча Марфина,
у которого муж ее служит
врачом, — объяснил Аггей Никитич.
Те, с своей стороны, предложили Егору Егорычу, не пожелает ли он полечиться молоком; тот согласился, но через неделю же его постигнуло такое желудочное расстройство, что Сусанна Николаевна испугалась даже за жизнь мужа, а Терхов поскакал в Баден и привез оттуда настоящего
врача, не специалиста, который, внимательно исследовав больного, объявил, что
у Егора Егорыча чахотка и что если желают его поддержать, то предприняли бы морское путешествие, каковое, конечно, Марфины в сопровождении того же Терхова предприняли, начав его с Средиземного моря; но когда корабль перешел в Атлантический океан, то вблизи Бордо (странное стечение обстоятельств), — вблизи этого города, где некогда возникла ложа мартинистов, Егор Егорыч скончался.
Сверстов, начиная с самой первой школьной скамьи, — бедный русак, по натуре своей совершенно непрактический, но бойкий на слова, очень способный к ученью, — по выходе из медицинской академии, как один из лучших казеннокоштных студентов, был назначен флотским
врачом в Ревель, куда приехав, нанял себе маленькую комнату со столом
у моложавой вдовы-пасторши Эмилии Клейнберг и предпочел эту квартиру другим с лукавою целью усовершенствоваться при разговорах с хозяйкою в немецком языке, в котором он был отчасти слаб.
Дело в том, что наших острожных самоучек-ветеринаров весьма ценили во всем городе, и не только мещане или купцы, но даже самые высшие чины обращались в острог, когда
у них заболевали лошади, несмотря на бывших в городе нескольких настоящих ветеринарных
врачей.
А где же
у нас сии „местные
врачи и ветеринары“?
Ротмистр Порохонцев ухватился за эти слова и требовал
у врача заключения; не следует ли поступок Ахиллы приписать началу его болезненного состояния? Лекарь взялся это подтвердить. Ахилла лежал в беспамятстве пятый день при тех же туманных, но приятных представлениях и в том же беспрестанном ощущении сладостного зноя. Пред ним на утлом стульчике сидел отец Захария и держал на голове больного полотенце, смоченное холодною водой. Ввечеру сюда пришли несколько знакомых и лекарь.
Скоро явился Евгений Иванович Суровцев, гимназический
врач, человек маленький, черный, юркий, любитель разговоров о политике и о новостях. Знаний больших
у него не было, но он внимательно относился к больным, лекарствам предпочитал диэту и гигиену и потому лечил успешно.
— Вот с этой бумажкой вы пойдете в аптеку… давайте через два часа по чайной ложке. Это вызовет
у малютки отхаркивание… Продолжайте согревающий компресс… Кроме того, хотя бы вашей дочери и сделалось лучше, во всяком случае пригласите завтра доктора Афросимова. Это дельный
врач и хороший человек. Я его сейчас же предупрежу. Затем прощайте, господа! Дай Бог, чтобы наступающий год немного снисходительнее отнесся к вам, чем этот, а главное — не падайте никогда духом.
Схватило. Вот черт! Экзотическое растение. Граф, коллега! Знаете что, времени
у нас вагон, до прихода гостей прошвырнемся в «Баварию». Пиво при тоске прямо
врачами прописано.
Жена Долинского живет на Арбате в собственном двухэтажном доме и держит в руках своего седого благодетеля. Викторинушку выдали замуж за вдового квартального. Она пожила год с мужем, овдовела и снова вышла за молодого
врача больницы, учрежденной каким-то «человеколюбивым обществом», которое матроска без всякой задней мысли называет обыкновенно «самолюбивым обществом». Сама же матроска состоит
у старшей дочери в ключницах; зять-лекарь не пускает ее к себе на порог.
Врач объявил Елене, что
у нее сильная простудная лихорадка.
Первым движением Елпидифора Мартыныча было закричать г-же Петицкой несколько лукавым голосом: „Какая это такая
у ней шляпа?“, но многолетняя опытность жизни человека и
врача инстинктивно остановила его, и он только громчайшим образом кашлянул на всю комнату: „К-ха!“, так что Петицкая даже вздрогнула и невольно проговорила сама с собой...
— Кто ж это говорит бедным чиновникам?.. Это обыкновенно говорят людям,
у которых средства на то есть; вот, например, как
врачу не сказать вам, что кухня и ваше питанье повредило вашему, по наружности гигантскому, здоровью, — проговорил он, показывая Бегушеву на два большие прыща, которые он заметил на груди его из-под распахнувшейся рубашки.
На деньги эти он нанял щегольскую квартиру, отлично меблировал ее; потом съездил за границу, добился там, чтобы в газетах было напечатано «О работах молодого русского
врача Перехватова»; сделал затем в некоторых медицинских обществах рефераты; затем, возвратившись в Москву, завел себе карету, стал являться во всех почти клубах, где заметно старался заводить знакомства, и злые языки (из медиков, разумеется) к этому еще прибавляли, что Перехватов нарочно заезжал в московский трактир ужинать, дружился там с половыми и, оделив их карточками своими, поручал им, что если кто из публики спросит о докторе, так они на него бы указывали желающим и подавали бы эти вот именно карточки, на которых подробно было обозначено время, когда он
у себя принимает и когда делает визиты.
«Черт знает этих купцов, — размышлял он, — сегодня
у него миллионы, а завтра — ничего!..» Приятная перспектива открывалась умственному взору красивого
врача: разоренная супруга — подержанная, больная, капризная и ревнивая!
— По-моему, самое лучшее, что вы можете теперь сделать, — это совсем оставить медицинский факультет. Если при ваших способностях вам никак не удается выдержать экзамена, то, очевидно,
у вас нет ни желания, ни призвания быть
врачом.
Оно отнимает
у государства тысячи молодых, здоровых и талантливых мужчин и женщин, которые, если бы не посвящали себя театру, могли бы быть хорошими
врачами, хлебопашцами, учительницами, офицерами; оно отнимает
у публики вечерние часы — лучшее время для умственного труда и товарищеских бесед.
Последствием этой Geschichte [Истории (нем.)]
у г-на фон Истомина с мужем его дамы была дуэль, на которой г-н фон Истомин ранен в левый бок пулею, и положение его признается
врачами небезопасным, а между тем г-н фон Истомин, проживая
у меня с дамою, из-за которой воспоследовала эта неприятность, состоит мне должным столько-то за квартиру, столько-то за стол, столько-то за прислугу и экипажи, а всего до сих пор столько-то (стояла весьма почтенная цифра).
Так, со времен Михаила Феодоровича
у нас при дворе были постоянно иностранные
врачи, но никто не подумал перенять от них й1едицинские сведения.