Неточные совпадения
Служивого задергало.
Опершись на Устиньюшку,
Он поднял
ногу левую
И стал ее раскачивать,
Как гирю на весу;
Проделал то же с правою,
Ругнулся: «Жизнь
проклятая!» —
И вдруг на обе стал.
Садятся два крестьянина,
Ногами упираются,
И жилятся, и тужатся,
Кряхтят — на скалке тянутся,
Суставчики трещат!
На скалке не понравилось:
«Давай теперь попробуем
Тянуться бородой!»
Когда порядком бороды
Друг дружке поубавили,
Вцепились за скулы!
Пыхтят, краснеют, корчатся,
Мычат, визжат, а тянутся!
«Да будет вам,
проклятые!
Не разольешь водой...
Еремеевна. Я и к нему было толкнулась, да насилу унесла
ноги. Дым столбом, моя матушка! Задушил,
проклятый, табачищем. Такой греховодник.
Он встал на
ноги, в удивлении осмотрелся кругом, как бы дивясь и тому, что зашел сюда, и пошел на Т—в мост. Он был бледен, глаза его горели, изнеможение было во всех его членах, но ему вдруг стало дышать как бы легче. Он почувствовал, что уже сбросил с себя это страшное бремя, давившее его так долго, и на душе его стало вдруг легко и мирно. «Господи! — молил он, — покажи мне путь мой, а я отрекаюсь от этой
проклятой… мечты моей!»
Мы взаимно раскланялись. Кланяясь, я случайно взглянул на
ноги —
проклятых башмаков нет как нет: они лежат подле сапог. Опираясь на руку барона Крюднера, которую он протянул мне из сострадания, я с трудом напялил их на
ноги. «Нехорошо», — прошептал барон и засмеялся слышным только мне да ему смехом, похожим на кашель. Я, вместо ответа, показал ему на его
ноги: они были без башмаков. «Нехорошо», — прошептал я в свою очередь.
— Что мне делается; живу, как старый кот на печке. Только вот
ноги проклятые не слушают. Другой раз точно на чужих
ногах идешь… Ей-богу! Опять, тоже вот идешь по ровному месту, а левая
нога начнет задирать и начнет задирать. Вроде как подымаешься по лестнице.
— Теперь решительно ничем нельзя помочь, — отвечал обыкновенно Бахарев, —
проклятая опека связала по рукам и по
ногам… Вот когда заводы выкрутятся из долгов, тогда совсем другое дело. Можно просто отрезать башкирам их пятнадцать десятин, и конец делу.
Проклятый дощаник слабо колыхался под нашими
ногами… В миг кораблекрушения вода нам показалась чрезвычайно холодной, но мы скоро обтерпелись. Когда первый страх прошел, я оглянулся; кругом, в десяти шагах от нас, росли тростники; вдали, над их верхушками, виднелся берег. «Плохо!» — подумал я.
Китайцы-проводники говорили, что здесь с людьми всегда происходит несчастье: то кто-нибудь сломает
ногу, то кто-нибудь умрет и т.д. В подтверждение своих слов они указали на 2 могилы тех несчастливцев, которых преследовал злой рок на этом месте. Однако с нами ничего не случилось, и мы благополучно прошли мимо
Проклятых скал.
Раз в досаде он не мог отворить дверь и толкнул ее, что есть сил,
ногой, говоря: «Что за
проклятые двери!»
Потихоньку побежал он, поднявши заступ вверх, как будто бы хотел им попотчевать кабана, затесавшегося на баштан, и остановился перед могилкою. Свечка погасла, на могиле лежал камень, заросший травою. «Этот камень нужно поднять!» — подумал дед и начал обкапывать его со всех сторон. Велик
проклятый камень! вот, однако ж, упершись крепко
ногами в землю, пихнул он его с могилы. «Гу!» — пошло по долине. «Туда тебе и дорога! Теперь живее пойдет дело».
Я был тогда малый подвижной. Старость
проклятая! теперь уже не пойду так; вместо всех выкрутасов
ноги только спотыкаются. Долго глядел дед на нас, сидя с чумаками. Я замечаю, что у него
ноги не постоят на месте: так, как будто их что-нибудь дергает.
— Провалитесь,
проклятые сорванцы! — кричал голова, отбиваясь и притопывая на них
ногами. — Что я вам за Ганна! Убирайтесь вслед за отцами на виселицу, чертовы дети! Поприставали, как мухи к меду! Дам я вам Ганны!..
— Э, батенька, волка
ноги кормят! Из Петербурга я проехал через Оренбург в степь, дела есть с
проклятым Шахмой, а теперь качу в Заполье. Ну, как у вас там дела?
— Мне бы, главное, зятьев всех в бараний рог согнуть, а в первую голову
проклятого писаря. Он меня подвел с духовной… и ведь как подвел, пес! Вот так же, как ты, все наговаривал: «тятенька… тятенька»… Вот тебе и тятенька!.. И как они меня ловко на обе
ноги обули!.. Чисто обделали — все равно, как яичко облупили.
Эта фраза привела Кочетова в бешенство. Кто смеет трогать его за руку? Он страшно кричал, топал
ногами и грозил убить
проклятого жида. Старик доктор покачал головой и вышел из комнаты.
Старик показал рукой, как он запер бы на замок
проклятую фабрику и как его связали по рукам и по
ногам компаньоны.
— Как намокли,
проклятые! — говорил он, смотря себе на
ноги.
Догадалася тогда Пахомовна, что пришла она в место недоброе; изымал ее сам злой дух сатана со своими
проклятыми деймонами; помутился у нее свет в очах, и дыханьице в груди замерло, подломилися
ноги скорые, опустилися руки белые.
Сам ее так уважаю, что думаю: не ты ли,
проклятая, и землю и небо сделала? а сам на нее с дерзостью кричу: «ходи шибче», да все под
ноги ей лебедей, да раз руку за пазуху пущаю, чтобы еще одного достать, а их, гляжу, там уже всего с десяток остался…
—
Проклятая жизнь! — проворчал он. — И что горько и обидно, ведь эта жизнь кончится не наградой за страдания, не апофеозом, как в опере, а смертью; придут мужики и потащат мертвого за руки и за
ноги в подвал. Брр! Ну ничего… Зато на том свете будет наш праздник… Я с того света буду являться сюда тенью и пугать этих гадин. Я их поседеть заставлю.
— Доктор пришел! — крикнул он и захохотал. — Наконец-то! Господа, поздравляю, доктор удостаивает нас своим визитом!
Проклятая гадина! — взвизгнул он и в исступлении, какого никогда еще не видели в палате, топнул
ногой. — Убить эту гадину! Нет, мало убить! Утопить в отхожем месте!
Qu’est-ce à dire pravoslavni?.. Sacreés gueux, maudites canailles! Mordieu, mein herr, j’enrage: on dirait que зa n’a pas des bras pour frapper, ça n’a que des jambes pour foutre le camp [Что значит православные?.. Рвань окаянная,
проклятая сволочь! Черт возьми, мейн repp (сударь), я прямо взбешен: можно подумать, что у них нет рук, чтобы драться, а только
ноги, чтобы удирать (фр.).].
Яичница. Да и в ломбард еще заложен! Черти б тебя съели, ведьма ты
проклятая! (Притопывая
ногой.)
— А между тем этот Савоська один из лучших сплавщиков у нас… Золото, а не мужик. Только вот
проклятая зараза: как работа, так он без задних
ног. Чистая беда с этими мерзавцами!
— То-то и дело, что нет — провал бы ее взял,
проклятую! Так и есть! конная артиллерия. Слушайте, ребята! если кто хоть на волос высунется вперед — боже сохрани! Тихим шагом!.. Господа офицеры! идти в
ногу!.. Левой, правой… раз, два!..
— А я было заснул так крепко. Ах, черт возьми, как у меня болит голова! А все от этого
проклятого пунша. Ну! — продолжал Зарецкой, подымаясь на
ноги, — мы, кажется, угощая вчера наших пленных французов, и сами чересчур подгуляли. Да где ж они?
Я стал выдираться из-под убитых, и лишь только высвободил голову, как этот
проклятый крикун стал одной
ногой мне на грудь и заревел опять: «En arriére!
— Да ведь не своею волей грешит-то мой Полуект Степаныч, а напущено на него
проклятым дьячком. Сам мне каялся, когда я везла его к тебе в монастырь. Я-то в обители пока поживу, у матушки Досифеи, может, и отмолю моего сердечного друга. Связал его сатана по рукам и
ногам.
— Какие ж это деньги, — злобно огрызался Егорыч, — за двадцать целковых в месяц муку мученскую принимать… Ах ты,
проклятая! — Он бил
ногой в землю, как яростный рысак. — Деньги… тут не то что сапоги, а пить-есть не на что…
«Вот оно, какую передрягу наделал, — думал Иван Александрыч, — делать нечего, побожился. Охо-хо-хо! Сам, бывало, в полку жиду в
ноги кланялся, чтобы не сказывал! Подсмотрел,
проклятый Иуда, как на чердаке целовался. Заехать было к Уситковым, очень просили сказать, если граф к кому-нибудь поедет!» — заключил он и поехал рысцой.
— Как дело было?.. Отрезало
ногу и вся недолга… Ну да не стоит об этом говорить, словами тут не поможешь, самое
проклятое дело, а вот ты, братику, переезжай скорее на Половинку, мы к тебе в гости будем ездить. Ах, Александра Васильевна, здравствуйте, голубушка; вот я вам статистику привел головой!..
Баклушин. Непременно занесу, непременно. Ох, этот ростовщик
проклятый, опутал он меня по рукам и по
ногам. А я, знаете ли что, я все-таки подумаю; может быть, ведь…
Я кинулся со всех
ног, подскользнулся на
проклятом паркете и чуть-чуть не расклеил носа, однако ж удержался и достал платок.
«Спичка тебе в язык,
проклятый кнур! [Кнур — боров.]» — подумал философ и, встав на
ноги, сказал...
— Лыска!.. Орелка!.. Жучка!.. По местам,
проклятые!.. Цыма, Шарик!.. Что под ноги-то кидаешься?.. По местам!.. — кричали на собак монахи и насилу-насилу успели их разогнать.
— Тише, — говорит, — иди; сапоги
проклятые, все
ноги стерли.
А чаще и больше всего споров ведется про антихриста, народился он,
проклятый, или еще нет, и каков он собой: «чувственный», то есть с руками, с
ногами, с плотью и с кровью, или только «духовный» — невидимый и неслышимый, значит, духом противления Христу и соблазнами рода человеческого токмо живущий…
Я лежал в темноте и все прислушивался, не идет ли Магнус с своими белыми руками? И чем тише было в этом
проклятом домишке, тем страшнее Мне становилось, и Я ужасно сердился, что даже Топпи не храпит, как всегда. Потом у Меня начало болеть все тело, быть может, Я ушибся при катастрофе, не знаю, или устал от бега. Потом то же тело стало самым собачьим образом чесаться, и Я действовал даже
ногами: появление веселого шута в трагедии!
Болтовня этих
проклятых газет о миллиардах, которые Я готов отдать предъявителю любой язвы на
ноге или пустого кармана, свела их с ума.
— Чтобы стен, говорили, не портил. Эх, да, сударь, да: искусство — это такая вещь, что не дается, пока за него не пострадаешь. Музы ревнивы,
проклятые: пока ото всего не отвернешься да не кинешься им в
ноги, дескать «примите к себе в неволю», до тех пор всё отворачиваются.
— Тьфу ты,
проклятый! — сказал в это время сзади нас Антонов, с досадой плюя в сторону, — трошки по
ногам не задела.
—
Проклятый кумари, — проворчал они, потерев одной шершавой
ногой о другую, вышел в соседнюю комнату.
Пошел я на крыльцо, отворил дверь, кот мне под
ноги шасть, и никогда я, на своем веку страху не испытавший, тогда, сознаюсь, дрогнул, под
ноги себе посмотрел, хотел
ногой кота ударить в сердцах, что он меня испугал, только он,
проклятый, у меня между
ног проскочил и был таков, а в это время над головой у меня что-то вдруг зашуршало!
— Ну, быть так, сволокем его к нему, да заклепите покрепче ему руки и
ноги, а то ведь он хитер,
проклятый, вывернется, — решили остальные дружинники.
— Ну, так и быть, сволокем его к нему, да свяжите покрепче ему руки и
ноги, а то ведь он хитер,
проклятый, вывернется, — решили остальные дружинники.
«А,
проклятый», — крикнул солдат, остановился, выставил немного
ногу вперед, приложился, поднял правую руку, что-то быстро сделал с прицелом, опять приложился, повел по бегущему и, очевидно, выстрелил, хотя и не слышно было звука.
Плохо, плохо! Да и жизнь дорожает с каждым часом, про извозчика и театр уже и не помышляем, да и с трамваем приходится осторожничать, больше уповая на собственные
ноги; теперь уж не для притворства беру на дом дополнительную работу, спасибо, что еще есть такая. Пришлось и пианино отдать. А
проклятая война как будто только еще начинается, только еще во вкус входит, и что там происходит, что делается с людьми, нельзя представить без ужаса.