Неточные совпадения
С ними
происходило что-то совсем необыкновенное. Постепенно, в глазах у всех солдатики начали наливаться кровью. Глаза их, доселе неподвижные, вдруг стали вращаться и выражать гнев; усы, нарисованные вкривь и вкось, встали на свои места и начали шевелиться; губы, представлявшие тонкую розовую черту, которая от бывших дождей почти уже смылась, оттопырились и изъявляли намерение нечто произнести. Появились ноздри, о которых прежде и в помине не
было, и начали раздуваться и свидетельствовать о нетерпении.
Казалось, что ежели человека, ради сравнения
с сверстниками, лишают жизни, то хотя лично для него,
быть может, особливого благополучия от сего не
произойдет, но для сохранения общественной гармонии это полезно и даже необходимо.
Разговор этот
происходил утром в праздничный день, а в полдень вывели Ионку на базар и, дабы сделать вид его более омерзительным, надели на него сарафан (так как в числе последователей Козырева учения
было много женщин), а на груди привесили дощечку
с надписью: бабник и прелюбодей. В довершение всего квартальные приглашали торговых людей плевать на преступника, что и исполнялось. К вечеру Ионки не стало.
Очевидно, что когда эти две энергии встречаются, то из этого всегда
происходит нечто весьма любопытное. Нет бунта, но и покорности настоящей нет.
Есть что-то среднее, чему мы видали примеры при крепостном праве. Бывало, попадется барыне таракан в супе, призовет она повара и велит того таракана съесть. Возьмет повар таракана в рот, видимым образом жует его, а глотать не глотает. Точно так же
было и
с глуповцами: жевали они довольно, а глотать не глотали.
— Когда найдено
было электричество, — быстро перебил Левин, — то
было только открыто явление, и неизвестно
было, откуда оно
происходит и что оно производит, и века прошли прежде, чем подумали о приложении его. Спириты же, напротив, начали
с того, что столики им пишут и духи к ним приходят, а потом уже стали говорить, что это
есть сила неизвестная.
Левин знал брата и ход его мыслей; он знал, что неверие его
произошло не потому, что ему легче
было жить без веры, но потому, что шаг за шагом современно-научные объяснения явлений мира вытеснили верования, и потому он знал, что теперешнее возвращение его не
было законное, совершившееся путем той же мысли, но
было только временное, корыстное,
с безумною надеждой исцеления.
Лишившись собеседника, Левин продолжал разговор
с помещиком, стараясь доказать ему, что всё затруднение
происходит оттого, что мы не хотим знать свойств, привычек нашего рабочего; но помещик
был, как и все люди, самобытно и уединенно думающие, туг к пониманию чужой мысли и особенно пристрастен к своей.
Кити чувствовала, как после того, что
произошло, любезность отца
была тяжела Левину. Она видела также, как холодно отец ее наконец ответил на поклон Вронского и как Вронский
с дружелюбным недоумением посмотрел на ее отца, стараясь понять и не понимая, как и за что можно
было быть к нему недружелюбно расположенным, и она покраснела.
Все громко выражали свое неодобрение, все повторяли сказанную кем-то фразу: «недостает только цирка
с львами», и ужас чувствовался всеми, так что, когда Вронский упал и Анна громко ахнула, в этом не
было ничего необыкновенного. Но вслед затем в лице Анны
произошла перемена, которая
была уже положительно неприлична. Она совершенно потерялась. Она стала биться, как пойманная птица: то хотела встать и итти куда-то, то обращалась к Бетси.
«После того, что
произошло, я не могу более оставаться в вашем доме. Я уезжаю и беру
с собою сына. Я не знаю законов и потому не знаю,
с кем из родителей должен
быть сын; но я беру его
с собой, потому что без него я не могу жить.
Будьте великодушны, оставьте мне его».
В этот же вечер она увидалась
с Вронским, но не сказала ему о том, что
произошло между ею и мужем, хотя, для того чтобы положение определилось, надо
было сказать ему.
Степан Аркадьич передал назад письмо и
с тем же недоумением продолжал смотреть на зятя, не зная, что сказать. Молчание это
было им обоим так неловко, что в губах Степана Аркадьича
произошло болезненное содрогание в то время, как он молчал, не спуская глаз
с лица Каренина.
Дело поправилось, но
с Англичанкой
произошла было почти ссора.
Но в ту же минуту, вернувшись к своему настроению, он
с радостью почувствовал, что что-то новое и важное
произошло в нем. Действительность только на время застилала то душевное спокойствие, которое он нашел; но оно
было цело в нем.
Если же между ими и
происходило какое-нибудь то, что называют другое-третье, то оно
происходило втайне, так что не
было подаваемо никакого вида, что
происходило; сохранялось все достоинство, и самый муж так
был приготовлен, что если и видел другое-третье или слышал о нем, то отвечал коротко и благоразумно пословицею: «Кому какое дело, что кума
с кумом сидела».
Наконец, он пронюхал его домашнюю, семейственную жизнь, узнал, что у него
была зрелая дочь,
с лицом, тоже похожим на то, как будто бы на нем
происходила по ночам молотьба гороху.
Ружье, собака, лошадь — все
было предметом мены, но вовсе не
с тем, чтобы выиграть: это
происходило просто от какой-то неугомонной юркости и бойкости характера.
Только в эту минуту я понял, отчего
происходил тот сильный тяжелый запах, который, смешиваясь
с запахом ладана, наполнял комнату; и мысль, что то лицо, которое за несколько дней
было исполнено красоты и нежности, лицо той, которую я любил больше всего на свете, могло возбуждать ужас, как будто в первый раз открыла мне горькую истину и наполнила душу отчаянием.
Ассоль
было уже пять лет, и отец начинал все мягче и мягче улыбаться, посматривая на ее нервное, доброе личико, когда, сидя у него на коленях, она трудилась над тайной застегнутого жилета или забавно
напевала матросские песни — дикие ревостишия [Ревостишия — словообразование А.
С. Грина.]. В передаче детским голосом и не везде
с буквой «р» эти песенки производили впечатление танцующего медведя, украшенного голубой ленточкой. В это время
произошло событие, тень которого, павшая на отца, укрыла и дочь.
Произошло это утром, в десять часов. В этот час утра, в ясные дни, солнце всегда длинною полосой проходило по его правой стене и освещало угол подле двери. У постели его стояла Настасья и еще один человек, очень любопытно его разглядывавший и совершенно ему незнакомый. Это
был молодой парень в кафтане,
с бородкой, и
с виду походил на артельщика. Из полуотворенной двери выглядывала хозяйка. Раскольников приподнялся.
Сначала сам добивался от Сонечки, а тут и в амбицию вдруг вошли: «Как, дескать, я, такой просвещенный человек, в одной квартире
с таковскою
буду жить?» А Катерина Ивановна не спустила, вступилась… ну и
произошло…
Раскольникову показалось, что письмоводитель стал
с ним небрежнее и презрительнее после его исповеди, — но странное дело, — ему вдруг стало самому решительно все равно до чьего бы то ни
было мнения, и перемена эта
произошла как-то в один миг, в одну минуту.
Были в то время произнесены между ними такие слова,
произошли такие движения и жесты, обменялись они такими взглядами, сказано
было кой-что таким голосом, доходило до таких пределов, что уж после этого не Миколке (которого Порфирий наизусть
с первого слова и жеста угадал), не Миколке
было поколебать самую основу его убеждений.
Да, он
был рад, он
был очень рад, что никого не
было, что они
были наедине
с матерью. Как бы за все это ужасное время разом размягчилось его сердце. Он упал перед нею, он ноги ей целовал, и оба, обнявшись, плакали. И она не удивлялась и не расспрашивала на этот раз. Она уже давно понимала, что
с сыном что-то ужасное
происходит, а теперь приспела какая-то страшная для него минута.
— Нет,
есть: как между больным и здоровым. Легкие у чахоточного не в том положении, как у нас
с вами, хоть устроены одинаково. Мы приблизительно знаем, отчего
происходят телесные недуги; а нравственные болезни
происходят от дурного воспитания, от всяких пустяков, которыми сызмала набивают людские головы, от безобразного состояния общества, одним словом. Исправьте общество, и болезней не
будет.
«Что-то у них
произошло, — рассуждал он сам
с собою, — зачем же я
буду торчать перед нею после отъезда? я ей окончательно надоем; я и последнее потеряю».
— Ты напрасно поспешил перейти на диван. Ты куда? — прибавил Николай Петрович, оборачиваясь к Фенечке; но та уже захлопнула за собою дверь. — Я
было принес показать тебе моего богатыря; он соскучился по своем дяде. Зачем это она унесла его? Однако что
с тобой?
Произошло у вас тут что-нибудь, что ли?
Настоящею причиной всей этой «новизны»
было чувство, внушенное Базарову Одинцовой, чувство, которое его мучило и бесило и от которого он тотчас отказался бы
с презрительным хохотом и циническою бранью, если бы кто-нибудь хотя отдаленно намекнул ему на возможность того, что в нем
происходило.
То, что
произошло после этих слов,
было легко, просто и заняло удивительно мало времени, как будто несколько секунд. Стоя у окна, Самгин
с изумлением вспоминал, как он поднял девушку на руки, а она, опрокидываясь спиной на постель, сжимала уши и виски его ладонями, говорила что-то и смотрела в глаза его ослепляющим взглядом.
Унизительно
было Климу сознаться, что этот шепот испугал его, но испугался он так, что у него задрожали ноги, он даже покачнулся, точно от удара. Он
был уверен, что ночью между ним и Лидией
произойдет что-то драматическое, убийственное для него.
С этой уверенностью он и ушел к себе, как приговоренный на пытку.
Анфиса. Правда! (Читает.) «Кажется, этого довольно. Больше я ждать не могу. Из любви к вам я решаюсь избавить вас от неволи; теперь все зависит от вас. Если хотите, чтоб мы оба
были счастливы, сегодня, когда стемнеет и ваши улягутся спать, что
произойдет, вероятно, не позже девятого часа, выходите в сад. В переулке, сзади вашего сада, я
буду ожидать вас
с коляской. Забор вашего сада, который выходит в переулок, в одном месте плох…»
В этом свидетельстве сказано
было: «Я, нижеподписавшийся, свидетельствую,
с приложением своей печати, что коллежский секретарь Илья Обломов одержим отолщением сердца
с расширением левого желудочка оного (Hypertrophia cordis cum dilatatione ejus ventriculi sinistri), а равно хроническою болью в печени (hepatis), угрожающею опасным развитием здоровью и жизни больного, каковые припадки
происходят, как надо полагать, от ежедневного хождения в должность.
Она понимала яснее его, что в нем
происходит, и потому перевес
был на ее стороне. Она открыто глядела в его душу, видела, как рождалось чувство на дне его души, как играло и выходило наружу, видела, что
с ним женская хитрость, лукавство, кокетство — орудия Сонечки —
были бы лишние, потому что не предстояло борьбы.
Сама Агафья Матвеевна не в силах
была не только пококетничать
с Обломовым, показать ему каким-нибудь признаком, что в ней
происходит, но она, как сказано, никогда не сознавала и не понимала этого, даже забыла, что несколько времени назад этого ничего не
происходило в ней, и любовь ее высказалась только в безграничной преданности до гроба.
Марья Ивановна, передавая все это мне в Москве, верила и тому и другому варианту, то
есть всему вместе: она именно утверждала, что все это могло
произойти совместно, что это вроде la haine dans l'amour, [Ненависти в любви (франц.).] оскорбленной любовной гордости
с обеих сторон и т. д., и т. д., одним словом, что-то вроде какой-то тончайшей романической путаницы, недостойной всякого серьезного и здравомыслящего человека и, вдобавок,
с подлостью.
Было, я думаю, около половины одиннадцатого, когда я, возбужденный и, сколько помню, как-то странно рассеянный, но
с окончательным решением в сердце, добрел до своей квартиры. Я не торопился, я знал уже, как поступлю. И вдруг, едва только я вступил в наш коридор, как точас же понял, что стряслась новая беда и
произошло необыкновенное усложнение дела: старый князь, только что привезенный из Царского Села, находился в нашей квартире, а при нем
была Анна Андреевна!
— Может
быть, и случилось, но что именно у вас-то
с ним
произошло? — торопливо спросил я.
В глазах ее этот брак
с Макаром Ивановым
был давно уже делом решенным, и все, что тогда
с нею
произошло, она нашла превосходным и самым лучшим; под венец пошла
с самым спокойным видом, какой только можно иметь в таких случаях, так что сама уж Татьяна Павловна назвала ее тогда рыбой.
Там
было ужасно нараспашку, и хотя бывали и офицеры, и богачи купцы, но все
происходило с грязнотцой, что многих, впрочем, и привлекало.
Гм… ну да, конечно, подобное объяснение могло у них
произойти… хотя мне, однако, известно, что там до сих пор ничего никогда не
было сказано или сделано ни
с той, ни
с другой стороны…
Все, что я мог понять из ее рассказов,
было то, что она как-то тесно связана
с каким-то «la Maison de monsieur Andrieux — hautes nouveautes, articles de Paris, etc.», [Магазином господина Андрие — последние новинки, парижские изделия и т. д. (франц.).] и даже
произошла, может
быть, из la Maison de monsieur Andrieux, но она
была как-то отторгнута навеки от monsieur Andrieux par ce monstre furieux et inconcevable, [От господина Андрие этим ужасным и непостижимым чудовищем… (франц.)] и вот в том-то и заключалась трагедия…
Но в это мгновение вдруг отворилась дверь, и вошла Анна Андреевна. Должно
быть, она подслушивала у двери и, не вытерпев, отворила слишком внезапно, — и князь, вздрагивавший при каждом скрипе, вскрикнул и бросился ничком в подушку.
С ним
произошло наконец что-то вроде припадка, разрешившегося рыданиями.
Разрыв ее
с Бьорингом
произошел быстро и как бы сам собой, то
есть в высшей степени натурально.
— Мы все наши двадцать лет,
с твоею матерью, совершенно прожили молча, — начал он свою болтовню (в высшей степени выделанно и ненатурально), — и все, что
было у нас, так и
произошло молча.
С наступлением тихой погоды хотели наконец, посредством японских лодок, дотащить кое-как пустой остов до бухты — и все-таки чинить. Если фрегат держался еще на воде в тогдашнем своем положении, так это, сказывал адмирал,
происходило, между прочим, оттого, что систерны в трюме, обыкновенно наполненные пресной водой,
были тогда пусты, и эта пустота и мешала ему погрузиться совсем.
У англичан сначала не
было положительной войны
с кафрами, но между тем
происходили беспрестанные стычки. Может
быть, англичане успели бы в самом начале прекратить их, если б они в переговорах имели дело со всеми или по крайней мере со многими главнейшими племенами; но они сделали ошибку, обратясь в сношениях своих к предводителям одного главного племени, Гаики.
По приезде адмирала епископ сделал ему визит. Его сопровождала свита из четырех миссионеров, из которых двое
были испанские монахи, один француз и один китаец, учившийся в знаменитом римском училище пропаганды. Он сохранял свой китайский костюм, чтоб свободнее ездить по Китаю для сношений
с тамошними христианами и для обращения новых. Все они завтракали у нас; разговор
с епископом, итальянцем,
происходил на французском языке, а
с китайцем отец Аввакум говорил по-латыни.
Опять дорогой ему пришла мысль о том, как примет Катюша свое помилование. Где поселят ее? Как он
будет жить
с нею? Что Симонсон? Какое ее отношение к нему? Вспомнил о той перемене, которая
произошла в ней. Вспомнил при этом и ее прошедшее.
Так он очищался и поднимался несколько раз; так это
было с ним в первый раз, когда он приехал на лето к тетушкам. Это
было самое живое, восторженное пробуждение. И последствия его продолжались довольно долго. Потом такое же пробуждение
было, когда он бросил статскую службу и, желая жертвовать жизнью, поступил во время войны в военную службу. Но тут засорение
произошло очень скоро. Потом
было пробуждение, когда он вышел в отставку и, уехав за границу, стал заниматься живописью.
Разговор их
был прерван смотрителем, который поднялся и объявил, что время свидания кончилось, и надо расходиться. Нехлюдов встал, простился
с Верой Ефремовной и отошел к двери, у которой остановился, наблюдая то, что
происходило перед ним.