Неточные совпадения
— Человек чистый и ума высокого, — внушительно
произнес старик, — и не безбожник он. В ём ума гущина, а сердце неспокойное. Таковых людей очень много теперь пошло из господского и из ученого звания. И вот что еще скажу: сам казнит себя человек. А ты их обходи и им не досаждай, а перед ночным сном их поминай на
молитве, ибо таковые Бога ищут. Ты молишься ли перед сном-то?
Богослужение состояло в том, что священник, одевшись в особенную странную и очень неудобную парчевую одежду, вырезывал и раскладывал кусочки хлеба на блюдце и потом клал их в чашу с вином,
произнося при этом различные имена и
молитвы.
Я знал очень много
молитв, отчетливо
произносил их в урочные часы, молился и стоя, и на коленях, но не чувствовал себя ни умиленным, ни умиротворенным.
Говение окончилось под впечатлением этой сцены, и никогда впоследствии покаянная
молитва Ефрема Сирина не производила на меня такого действия, как в эти дни, когда ее
произносил для нас Овсянкин в убогом старом храме, под низким потолком которого лилось пение растроганного кающегося молодого хора…
Сначала он висел в комнате деда, но скоро дед изгнал его к нам, на чердак, потому что скворец выучился дразнить дедушку; дед внятно
произносит слова
молитв, а птица, просунув восковой желтый нос между палочек клетки, высвистывает...
А в бурные осенние ночи, когда гиганты-тополи качались и гудели от налетавшего из-за прудов ветра, ужас разливался от старого зáмка и царил над всем городом. «Ой-вей-мир!» — пугливо
произносили евреи; богобоязненные старые мещанки крестились, и даже наш ближайший сосед, кузнец, отрицавший самое существование бесовской силы, выходя в эти часы на свой дворик, творил крестное знамение и шептал про себя
молитву об упокоении усопших.
Но как только посреди общего молчания раздался выразительный, строгий голос монаха, читавшего
молитву, и особенно когда
произнес к нам слова...
— Они хорошо и сделали, что не заставляли меня! —
произнес, гордо подняв свое лицо, Марфин. — Я действую не из собственных неудовольствий и выгод! Меня на волос чиновники не затрогивали, а когда бы затронули, так я и не стал бы так поступать, памятуя слова великой
молитвы: «Остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должником нашим», но я всюду видел, слышал, как они поступают с другими, а потому пусть уж не посетуют!
Молитвенное стояние сократил; слова
молитвы произносил безучастно, не вникая в их смысл; крестные знамения и воздеяния рук творил машинально, неотчетливо.
Полагайтесь так, что хотя не можете вы молиться сами за себя из уездного храма, но есть у вас такой человек в столице, что через него идет за вас
молитва и из Казанского собора, где спаситель отечества, светлейший князь Кутузов погребен, и из Исакиевского, который весь снаружи мраморный, от самого низа даже до верха, и столичный этот за вас богомолец я, ибо я, четши ектению велегласно за кого положено возглашаю, а про самого себя шепотом твое имя, друже мой, отец Савелий, потаенно
произношу, и
молитву за тебя самую усердную отсюда посылаю Превечному, и жалуюсь, как ты напрасно пред всеми от начальства обижен.
Разувшись и совершив омовение, Хаджи-Мурат стал босыми ногами на бурку, потом сел на икры и, сначала заткнув пальцами уши и закрыв глаза,
произнес, обращаясь на восток, обычные
молитвы.
После же смерти внушается родным его, что для спасения души умершего полезно положить ему в руки печатную бумагу с
молитвой; полезно еще, чтобы над мертвым телом прочли известную книгу и чтобы в церкви в известное время
произносили бы имя умершего.
Сильный в крепости и крепкий во бранех…» — народ пал ниц, зарыдал, и все мольбы слились в одну общую, единственную
молитву: «Да спасет господь царство Русское!» По окончании молебствия Феодосий, осенив животворящим крестом и окропив святой водою усердно молящийся народ,
произнес вдохновенным голосом: «С нами бог!
Все мы знали, что она в это мгновение
произносила мысленно короткую
молитву.
Она идет прямо к нему. В страхе очертил он около себя круг. С усилием начал читать
молитвы и
произносить заклинания, которым научил его один монах, видевший всю жизнь свою ведьм и нечистых духов.
Ямщики на остановках крестились все вместе и
произносили какие-то
молитвы.
Старик поднимается и начинает молиться на восток. Яша, покончив с быком и поставив в угол лопату, становится рядом с ним и тоже молится. Он только шевелит губами и крестится, отец же громко шепчет и конец каждой
молитвы произносит вслух и отчетливо.
Старик
произнес последние слова эти с какою-то драматическою торжественностью и снова поникнул головою, но губы его шевелились, и, как мне казалось, он шептал
молитву за упокой души его благодетельницы.
Слова
молитвы произносил он тихо, но явственно, так что голос его отчетливо был слышен во всех концах древнего храма.
— Этого никогда не будет, —
произнесла еще раз мысленно девочка, когда после вечерней
молитвы воспитанницы поднимались парами по лестнице в дортуар.
— Иже еси на небесех. Да святится имя твое, — четко и громко
произносила слова
молитвы девушка, а голубые глаза не отрывали взора от далеких небес.
— Тихо? Тем лучше, — зловеще прозвучал ее голос с порога, и, обведя торжествующим взором воспитанниц, она остановила глаза на Наташе и
произнесла, отчеканивая каждое слово: — Наталья Румянцева! Ты по приказанию госпожи начальницы будешь острижена завтра после общей
молитвы в наказание за дерзость и непослушание по отношению меня.
Сильные мужские голоса с каким-то захватывающим выражением, глубоким и прочувственным,
произносят эти хорошо знакомые каждому сербскому сердцу слова народной песни-молитвы.
Христианин, который думает, что он оправдан, чист и спасен, что он выше грешников, когда он часто посещает службы, бьет поклоны, ставит свечи, служит молебны,
произносит по уставу слова
молитвы, исполняет все канонические правила, совершает дела милосердия, добрые дела, есть, конечно, фарисей внутри христианства, и к нему тоже относятся евангельские обличения.
Их было человек двенадцать, приблизительно возраста от восьми до четырнадцати лет. Старшая из девочек, Маргарита Вронская, прочла вслух послеобеденную
молитву и высокая, худая дама в черном, довольно поношенном платье — m-lle Орлик, сестра и помощница господин Орлика —
произнесла своим резким голосом...
Сестра Елены вытаращила глаза, начала
произносить какую-то
молитву на французском языке. Все поникли головами. Эффект был самый глупый. Им бы уж лучше взять себе какого-нибудь аббата, чтоб он им католические проповеди читал… Какая аффектация! Боже ты милосердный!.. Все как-то в нос и с воздыханиями. Я сначала подумала, что это нарочно.
При этом они
произносили или пели
молитвы, установленные церковным богослужением.
— Слава Тебе Господи! Нашла Тебя
молитва моя,
молитва скорбная, глас сердца моего доступен Тебе! —
произнес он, вздохнув полною грудью, как бы после тяжелого сна. — Отлегло… на душе легче стало! Я не продаю отечества… Я отвожу лишь его от пропасти.
— Слава Тебе, Господи! Нашла Тебя
молитва моя,
молитва скорбная, глас сердца моего доступен Тебе! —
произнес он, вздохнув полной грудью, как бы после тяжелого сна. — Отлило… на душе легче стало! Я не продаю отечества… Я отвожу лишь от пропасти.
Не о ниспослании именно такого средства она горячо молилась еще так недавно. Бог, видимо, услышал эту
молитву. Он не внял лишь другой. Он не вырвал из ее сердца любви к Зарудину и разлука с ним все продолжала терзать это бедное сердце, что, впрочем, она не выказывала ни перед кем, упорно продолжая избегать даже
произносить его имя, и в чем она старалась не сознаваться даже самой себе.
— Не забывайте нас в своих
молитвах! — серьезно
произнес он.
Мысленно прочли они все
молитвы, которые только знали; некоторых, несмотря что взор Иоанна ударял в них своим грозным электричеством, отчаяние заставило
произнести вслух: «Господи помилуй, отпусти раба твоего с миром».
Когда больной, видимо, стал приближаться к кончине, к нему были приглашены два епископа, Феофан и Феофилакт, и затем еще чудовский архимандрит. Умирающие уста монарха, слушавшего предсмертные
молитвы, по временам
произносили...